Как провалилась операция ЦРУ «Красная шапка»

В начале 1950-х, когда количество советских перебежчиков, могущих стать источниками информации, сократилось до минимума, ЦРУ разработало международную программу «стимуляции дезертирства»



 Борис Яковлевич Наливайко (слева) с коллегами по службе.

Пятидесятые, разгар холодной войны. На территориях западных стран запущена операция «Редкап» (с англ. - Красная шапка). Да что там операция, целая международная программа, разработанная ЦРУ. Главная задача: «стимулировать дезертирство» советских граждан. Старались вербовать людей, работавших за границей, помогать им «дезертировать на месте» и использовать как завербованных агентов. Если же на вербовку не шли, то склоняли не возвращаться на родину, помогали бежать на Запад. Чем больше невозвращенцев и громче скандал, тем лучше.
Операция «Редкап» развивалась вяло. Иногда удавалось склонить к предательству младших чинов советской армии, служивших за границей. Их вербовка, вскоре это поняли и американцы, была практически бесполезной. Они мало что знали - откуда? Да и попадал в руки американцев весьма потрепанный контингент весьма низкого качества: бежали в основном растратчики, пьяницы, нарушители дисциплины. Требовалось нечто более значительное, что привлекло бы внимание. 
Под программу «попал» и советский разведчик Борис Наливайко. Знали ли американцы, кого пытались завербовать? 
Приглашение в разведку
Грянуло 22 июня, и только окончивший 4-й курс Корабелки - Ленинградского кораблестроительного института - Борис Наливайко сразу же пошёл на фронт добровольцем. В первые недели строил зенитные сооружения. Но вскоре, разобравшись, что без пяти минут инженера можно использовать с большей пользой, его перевели в отдельный артиллерийско-пулемётный батальон командиром орудия. Однополчане замечали: до чего везучий, ничего его не берёт. Схватывался в рукопашную с немцами прямо в своих и чужих окопах. Мчался под чужим огнём в чужую часть за снарядами - как же их не хватало, да и пушки были старые, своё отжившие. Отступали с боями, вымотались, и вконец уставший Борис хотел было присесть на лафет орудия, которое тянул допотопный грузовичок. Тут какой-то наглец столкнул его и попал он в глубокую канаву у обочины. Головы поднять не успел, как раздался взрыв: это прямым попаданием разнесло и грузовик, и орудие, и парня, его столкнувшего и жизнь спасшего. Вот так воевали в 1941-м на Пулковских высотах.
А в октябре 1941 года «улетел» от Бориса его Ангел-хранитель. Прямое попадание в блиндаж, их с однополчанином засыпало землёй. Откопали - у Наливайко тяжелейшая контузия. После ранения - демобилизация, работа на авиазаводе и неожиданное, ещё в разгар войны в 1942-м, приглашение в разведку.
После окончания специальной школы его ждал Берлин, а затем перевод в Вену. Там Борис Наливайко работал под прикрытием консула. Фамилию ему дали, как тогда было принято, короткую и лёгкую - Нечаев.



 Борис Яковлевич Наливайко.

Он виделся американцам исключительно перспективным объектом для вербовки. В Берлине, встречаясь с союзниками и немцами без обиняков намекал, что скопил крупную суммы денег, но не знает, куда бы получше, с большей выгодой вложить свои деньги: то ли 80 тысяч марок, а, может, даже и долларов. Щеголял знанием цен на любые ходовые на Западе товары и всегда объяснял американцам, как выгодно продавать их дома в Москве. Производил - и намеренно - впечатление человека, который не прочь заработать, хотя в деньгах не нуждается. И американцы клюнули.


Вербовка в лоб
Сейчас, когда Бориса Яковлевича уже нет с нами, о том самом эпизоде венской вербовки вспоминает его дочь Светлана Борисовна.
- Мы с мамой шли по венской улице, когда рядом остановилась машина. Из неё вышел папин знакомый Грей. Он журналист-американец, женатый на украинке. Потом они уехали в Штаты. Вероятно, Грей работал на американскую разведку. Встречались они с отцом ещё в Берлине, и теперь знаю, что был у них для этого взаимный интерес. И у того, и у другого цели одинаковы: привлечь, завербовать. Но советская разведка выяснила, что не годится цэрэушник для вербовки. И потихоньку, ещё в Берлине, пути их разошлись.
А тут Грей на ходу выпалил, что он сюда на несколько дней в командировку, и с мамой хочет поговорить его друг - мистер Мэннинг. Тот выскочил из авто и сразу, надо сказать, ошеломил маму, чуть не выкрикнув на хорошем русском: «Борису Яковлевичу угрожает опасность, передайте ему этот пакет».
Мама - настоящая жена чекиста, быстро пришла в себя. Поняла, что передача конверта как раз и была рассчитана на внезапность. Возьми она пакет, и её сразу сфотографируют с непонятным свёртком в руках. И отрезала: «Борис Яковлевич - лицо официальное, советский консул, вот и передавайте ему всё через консульство».
Быстро меня подхватила и потащила в прачечную. Долго рылась в сумочке, делала вид, будто искала квитанцию. Конечно, не нашла, но всё время смотрела, уехала ли машина. Вышли, и опять к нам этот Мэннинг со своим пакетом: «Вы хоть поинтересуйтесь, что здесь». Развернул популярную венскую газету, а в ней на первой странице готовая к печати статья с заголовком: «Русский консул - шпион» и фотография отца с двумя австрийцами. Один - папин агент. Мама пакета, конечно, не взяла.
Пришли домой и сразу звонок отцу. Родители знали, что нас прослушивают, но была в квартире кухонька с окнами на двор, и оттуда их техника не брала, говорить было можно. Мама попросила отца поскорее возвращаться: «Света заболела». Отец увидел меня никакую не больную, а к нему бегущую, понял: что-то случилось. Мама ему в кухоньке всё в подробностях рассказала.
Знаете, есть в любой профессии люди, которые не боятся брать на себя серьёзную ответственность. Вот таким человеком и был только месяца за полтора в Вену приехавший папин начальник Федор Григорьевич Шубняков. До этого он провёл несколько лет в местах, как раньше говорили, не столь отдалённых - был арестован по «делу Абакумова», обвинялся во вредительско-подрывной работе в чекистских органах. Его оправдали, сняли нелепые обвинения и отправили работать за границу.



 Федор Григорьевич Шубняков.

Другой бы, узнав, что его подчинённый по резидентуре попал в непростое положение, может, и испугался: вдруг засветится и других засветит. Да и вся ситуация вызывала тревогу: американцы затеяли операцию как раз накануне подписания договора о восстановлении независимости Австрии. А тут и русский консул со своими агентами, и его вербовка. Скандал мог подняться неимоверный.
Но у Шубнякова, рассказывал отец, аж глаза заблестели: резидент был настоящим разведчиком. Стали они думать, что нужно делать, чтобы обезопасить своих сотрудников от таких подходов. Решили для начала выцарапать документы. И подумали, что чисто психологически Грей должен бы позвонить, извиниться: якобы не ожидал от друга Мэннинга ничего подобного. У них с папой давнее знакомство, даже жёны знакомы, а тут получилось некрасиво.
Грей действительно позвонил, и Шубняков тут же дал разрешение на встречу. Отец поставил свои условия «другу»: встречаемся в парке и без всяких Мэннингов, ты и я. Никакого пакета с газетой при Грее не было. Но венскую резидентуру интересовало и другое. Недавно из посольства СССР в Австрии сбежал майор Пётр Дерябин из группы контрразведки. Грей поклялся, что о судьбе Дерябина ничего не знает, зато рассказать об этом может его хороший знакомый Мэннинг. Да и пакет со скандальной статьёй тоже у него. Отец убедил Грея, что если уж они задумали передать статью, то лучше всего сделать это в консульстве. Грей заупрямился, видно, не было у него на это разрешения от американцев.



 Пётр Дерябин из группы контрразведки.

Но нужно было действовать, продвигаться дальше. И отец согласился на встречу с Мэннингом, поставив условие: тот должен представить бумагу, официально подтверждающую его полномочия. Удастся заполучить, и документ превратится в вещественное доказательство - советского консула пытались завербовать.

Пивка попить так и не удалось
И встреча состоялась не где-нибудь, а в популярном венском кафе «Гартенбау», где по субботам собиралось немало народу. Среди них и двое помощников отца. Мускулистый сотрудник нашего посольства устроился в глубине зала, а переводчица - около выхода.



 Hotel Imperial Vienna - здесь располагалось кафе «Гартенбау».

Грей с Мэннингом уже ждали. Отец сел за их столик, и Мэннинг сразу заказал пива. Светский разговор пошёл вроде бы ни о чём. Потом Мэннинг попытался втолковать папе, какая распрекрасная жизнь ждёт его и семью, если попросит убежища в США. И тут настало время потребовать у нового знакомого тот самый документ с подтверждением полномочий. Американец вытащил его из внутреннего кармана пиджака и, не выпуская из рук, показал. Папа изобразил озлобление: он пришёл на важнейшую встречу, а ему не доверяют. Точка, беседа закончена. Мэннинг сдался, протянул бумагу: Госдеп США разрешал Борису Наливайко, его жене Янине и дочери Светлане въезд и проживание в США. Этот документ надо было сохранить во чтобы то ни стало.
Грей и Мэннинг напряглись, следили за каждым папиным движением. Отец поднёс к губам кружку и вдруг выплеснул пиво в лицо Грею. Быстро поставил пустую кружку и, одной рукой засовывая госдеповскую бумагу в карман, другой залепил пощечину Мэннингу. Тот рванулся было за бумагой, но вовремя подоспел здоровяк из посольства. А отец на всё кафе закричал на немецком, что против него, консула СССР, американцы затеяли мерзкую провокацию и предлагают тайно выехать в Соединённые Штаты.  Переводчица тоже не теряла времени даром. Позвонила в комендатуру, где попеременно дежурили то наши, то союзники. Надо ли говорить, что время было рассчитано именно так, что в тот самый час на дежурной машине приехали, как и должно было быть, наши во главе с офицером. Сразу повезли ошеломлённых американцев в межсоюзническую комендатуру. Так что пивка попить так и не удалось.
Да ещё и посольский силач, страховавший отца, передал ему пакет, который Мэннинг пытался спрятать где-то в кафе после скандала. Ему дали это сделать, а в пакете оказался тот самый экземпляр венской газеты со статьёй о русском шпионе. Потом в резидентуре выяснили: фальшивка.  
Верховный комиссар Советского Союза в Австрии обратился с нотой протеста в своему американскому визави: как смели затеять провокацию против нашего дипломата. Вся пресса обрушилась с критикой на американцев, а не на переигравших их русских. Американцы отозвали Мэннинга и Грея. Но, главное, решили, что проводить операцию «Редкап» рискованно: доказательства вербовки - в руках у русских. Можно нарваться на неприятность и повторение скандала.
Вот вам рассказ дочери. Мне казалось, что после такого, не побоюсь сказать, подвига, карьера Бориса Яковлевича Наливайко должна резко пойти вверх. Но нет. Ещё за год до этого из посольства СССР в Австрии исчез майор разведки Дерябин. Он выдал американцам многих. А после инцидента в венском кафе предатель громко заговорил и о Наливайко. В капиталистические страны Наливайко ездить уже не мог.
Одно время работал в ГДР, участвовал в легендарном обмене полковника Рудольфа Абеля, неплохо знакомого ему под настоящим именем Вилли Фишера, на американского лётчика Гарри Пауэрса.



 Борис Наливайко с женой Яниной и разведчик Рудольф Абель. Берлин, 1965 г.

А я знал Мэннинга
В 2004 году я познакомился с тем самым Мэннингом. Настоящая фамилия - Мерфи, в 1955-м начальник станции американской разведки в Западном Берлине, или по-нашему резидент, а потом и руководитель советского отдела ЦРУ. Дэвид не произвёл на меня впечатления человека, уверенного в себе, задиристого. Может быть, сыграли свою обычную роль годы. Был худ, слегка сгорблен, прижат к земле. В Москву приехал на презентацию своей книги, написанной в соавторстве с бывшим директором «Радио Свобода» Джорджем Бейли и генералом нашей разведки Сергеем Александровичем Кондрашовым. Название точно подходило и к рассказанному о Наливайко: «Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне».



 Книга Бейли Джорджа «Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне».

Мерфи охотно общался с Кондрашовым, с которым общался ещё в те «холодные» годы. Я попросил генерал-лейтенанта познакомить с Мерфи. Вот судьба - Кондрашов был на суде народов в Нюрнберге. Мой отец, рассказывая о процессе, часто вспоминал молоденького переводчика, всегда охотно переводившего беседы советских журналистов. Вряд ли папа знал, что симпатичный паренёк - лейтенант госбезопасности.
Однажды генерал сам подошёл ко мне, пожал руку, представился и сказал: «Копия отец. Генетика взяла своё». Было приятно. Завязались благоприятные отношения. И поэтому, наверное, Кондрашов не отказал. Попросил Мерфи уделить мне какое-то время, усадив нас вдвоём в одну из свободных комнат пресс-бюро СВР.
Разговор с Мерфи получился комплиментарным. Тот, по-моему, искренне восхищался советскими разведчиками, работавшими в Берлине в его времена. А когда я спросил его, в чём советская разведка переиграла американскую, Мерфи, не раздумывая, выпалил: «Конечно, в операции "Берлинский тоннель". Мы и не предполагали, что ваш агент, английский разведчик Джордж Блейк, сообщил вам о наших планах. Тоннель только рыли, а вы, русские, уже знали, что мы собираемся подключиться к советскому кабелю. Мы подключились, но до сих пор не знаю, и уже никогда не узнаю, сколько переданного вами было правдой, а сколько дезинформацией. Но и мы вычислили Блейка. Считаю ту операцию выдающейся, а работу советской разведки превосходной. Но бывало и мы вас переигрывали».
На прощание Мерфи неразборчивым почерком подписал свою книгу. Говорили мы только по-английски. Попытался Мерфи перейти на русский, но сбился, запутался, сразу вновь перескочил на английский. А ведь Борис Яковлевич Наливайко, общавшийся с Мерфи, известным ему под именем Мэннинга, не раз повторял, что тот хорошо освоил русский.
Да, всё забывается. Только вот подвигов наших отцов забывать нельзя. Потому и вспомнился десятилетия спустя наш разведчик полковник Борис Яковлевич Наливайко, который пожертвовал своей карьерой, чтобы сорвать операцию американцев «Редкап». Операцию надо было провести именно с шумовыми эффектами. Так требовала обстановка. Правда была на нашей стороне. И скандал должен был получиться нарочито громким. Все сочувствовали русским: до чего же обнаглели американцы.



 Джордж Бейли, бывший директор радиостанции «Свобода», Дэвид Мерфи и генерал-лейтенант Сергей Кондрашов. Берлин, 1994 г.

Но те, уползая из Вены, напоследок подкинули гадость: сославшись на показания перебежчика Петра Дерябина, который работал в Австрии. Среди преданных им коллег-разведчиков был и Борис Наливайко. Из Вены тогда пришлось уехать.
А в тот свой приезд в Москву Мэннинг-Мерфи встретился с Наливайко. Поговорили, вспомнили, и Мерфи подписал ему книгу на память, в скобках добавив: «Только без пива».
После Австрии Борис Яковлевич работал в Чехословакии, в Берлине. Его огромный опыт пригодился в 1968 году во время так называемой Пражской весны. Ещё раз повторю: выезд в западные страны после того громкого скандала в венском кафе был для него закрыт.
Борис Яковлевич Наливайко ушёл из жизни в 2008 году. В 2018 году скромно, однако всё же отмечалось его 100-летие.
Не знаю, жив ли Мерфи. Но, уверен в другом: противостояние разведок по-прежнему продолжается.
Ссылка