ШПИОН, ПРИШЕДШИЙ С МУЗЫКОЙ

Как шпионский скандал уничтожил репутацию СССР и какое отношение к этому имел Шостакович

В МАЕ 1948 ГОДА В США ВЫШЕЛ ФИЛЬМ «ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС», ОСНОВАННЫЙ НА АВТОБИОГРАФИИ СОВЕТСКОГО ПЕРЕБЕЖЧИКА ИГОРЯ ГУЗЕНКО И РАССКАЗЫВАВШИЙ О ТОМ, КАК ОН СДАЛ КАНАДСКИМ ВЛАСТЯМ СОВЕТСКУЮ ШПИОНСКУЮ СЕТЬ. В ИСТОРИИ КИНЕМАТОГРАФА ФИЛЬМ ЗАНЯЛ СКРОМНОЕ МЕСТО, ЗАТО ОСТАЛСЯ В ИСТОРИИ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ КАК УНИКАЛЬНОЕ СРЕДОТОЧИЕ ВСЕХ ЕЕ КЛЮЧЕВЫХ КОНФЛИКТОВ. К 70-ЛЕТИЮ ВЫХОДА ФИЛЬМА ТАТЬЯНА ШИШКОВА РАССКАЗЫВАЕТ, С ЧЕГО НАЧИНАЛОСЬ ПРОТИВОСТОЯНИЕ МЕЖДУ СССР И США И ПОЧЕМУ ФИЛЬМЫ И МУЗЫКА ИГРАЛИ В НЕМ НЕ МЕНЬШУЮ РОЛЬ, ЧЕМ ШПИОНЫ И АТОМНОЕ ОРУЖИЕ
 
ЧАСТЬ 1 ПЕРЕБЕЖЧИК
5 сентября 1945 года шифровальщик советского посольства в Оттаве Игорь Гузенко узнал, что на следующий день он должен будет передать свои обязанности новому сотруднику. Вернуться в Москву ему предстояло только в октябре, но новость означала, что у него больше не будет доступа к секретным документам. Вечером, дождавшись, когда его коллеги уйдут в кино, Гузенко засунул под рубашку пачку шифровок, вышел из посольства и отправился в редакцию The Ottawa Journal.


Игорь Гузенко

Добравшись до редакции, Гузенко впал в панику и, ни с кем не встретившись, поспешил домой, где его ждала беременная жена с маленьким сыном. Жена уговорила Гузенко вернуться, но к тому моменту, как он снова оказался в редакции, там оставались только дежурный и несколько корреспондентов. Гузенко попытался объяснить, зачем он пришел, но так волновался и так плохо говорил по-английски, что его собеседники смогли разобрать всего несколько слов: «Это война. Это война. Это Россия». Так и не поняв, что пытается сказать посетитель, дежурный редактор посоветовал ему обратиться в полицию. Вместо этого Гузенко пошел в Министерство юстиции и потребовал встречи с министром. Ему сказали, что уже поздно, и посоветовали прийти завтра. Гузенко снова вернулся домой. На следующее утро он отправился в Министерство юстиции и, безрезультатно прождав несколько часов в приемной министра, снова ушел — после чего в третий раз направился в редакцию The Ottawa Journal. Там его наконец выслушали, но от публикации отказались, предложив обратиться в управление по вопросам натурализации и попросить политического убежища. Второй день тоже не принес результатов, но возвращаться домой уже было опасно — его отсутствие в посольстве не могли не заметить. Ночь Гузенко провел с семьей у соседей. 7 сентября Гузенко пришел в полицию, где наконец было зафиксировано, что бывший сотрудник советского посольства готов предоставить документы, подтверждающие существование масштабной шпионской сети, передававшей сведения об атомной бомбе в СССР и располагавшей агентами среди госслужащих Канады, США и Британии.


«Железный занавес». Режиссер Уильям А. Уэллмен, 1948 год

Для человека, который решил рассекретить советскую шпионскую сеть и у которого были все основания беспокоиться за свою жизнь, настойчивое желание передать данные местной газете было по меньшей мере странным. Но за год до этого именно с публикации в The New York Times началась скандальная история другого советского перебежчика — бывшего сотрудника закупочной комиссии Виктора Кравченко. Гузенко явно надеялся повторить его успех, а может, и превзойти: в отличие от Кравченко, он мог подтвердить свои слова вынесенными из посольства документами.


Премьер-министр Канады Уильям Лайон Маккензи Кинг

Его и правда восприняли как нового Кравченко — во всяком случае, как и Кравченко, которого поначалу хотели отправить обратно в СССР, чтобы не портить отношений с военным союзником, Гузенко пришелся совершенно некстати. Премьер-министру Канады Уильяму Лайону Маккензи Кингу доложили о перебежчике еще 6 сентября, пока Гузенко ждал приема министра юстиции. Впутываться в историю, которая грозила обернуться дипломатическим скандалом, Кинг не хотел. Не исключено, что дело удалось бы замять, но о Гузенко каким-то образом уже знала британская разведка — по их данным, у советского шифровальщика в распоряжении были сведения, имеющие ценность для США и Британии, а потому от Кинга требовали действий. Пока премьер-министр решал, как поступить, полиция Канады следила за всеми перемещениями русского перебежчика — позднее они возьмут с соседей Гузенко и других заинтересованных лиц подписку о неразглашении.
Выслушав сбивчивый рассказ и получив пачку документов на русском, содержание которых вряд ли было доступно канадцам, полиция сразу уведомила британскую и американскую разведку о начале операции. Спустя три дня было получено разрешение в случае необходимости производить аресты. Но арестов не последовало — на протяжении следующих нескольких месяцев Канада, Великобритания и США пытались договориться о том, кто должен выступить первым.
Из показаний Гузенко следовало, что порядка 20 канадских граждан, в том числе состоящих на госслужбе, принимали участие в шпионской деятельности. Их арест требовал официального признания, что бывший военный союзник занимается атомным шпионажем на территории Канады, и это всего через неделю после того, как во Второй мировой войне была наконец поставлена точка. С другой стороны, скандальная история открывала перед Канадой новые возможности — впервые у бывшей провинции появился шанс принять участие в большой политике и выступить на равных с США и Великобританией. Канада помогала США в работе над атомным проектом, но в большей степени как поставщик урана — в разработках канадские ученые участия не принимали, на ключевые места были приглашены британцы. Признавая факт шпионажа, Канада делала более весомой свою роль в Манхэттенском проекте, а значит, и в истории Второй мировой.


Директор ФБР Джон Эдгар Гувер
DIOMEDIA / Science Source

Премьер-министр Кинг был в сложном положении. 29 сентября он отправился в Вашингтон на встречу с президентом США Гарри Трумэном, затем слетал в Лондон на встречу с премьер-министром Великобритании Клементом Эттли. США и Британия, подталкивая Канаду к активным действиям, сами не спешили предпринимать первые шаги. Трумэн не был заинтересован в атомном скандале, поскольку надеялся передать вопросы, связанные с атомной бомбой, из военного ведомства в компетенцию гражданской комиссии при президенте. Понимая, что монополию на производство атомной бомбы вряд ли удастся сохранить надолго, он полагал, что лучше заранее договориться о мирном и разумном порядке использования атомной энергии. Великобритания, хотя и располагала одним из ключевых обвиняемых — ученый, который передал советскому шпиону образец урана, был британцем,— не спешила его арестовывать, надеясь взять с поличным при попытке выйти на контакт с советским агентом. Но такой возможности не предоставлялось: в СССР были осведомлены о деле Гузенко благодаря Киму Филби — советскому шпиону, занимавшему в тот момент должность главы контрразведки Великобритании и лично принимавшему участие в совещаниях по делу Гузенко. Разумеется, с советской стороны контакты с агентами на территориях всех трех стран были свернуты — у СССР не было намерения сдавать своих шпионов добровольно.
Все три страны боялись навредить делу поспешными действиями, и к зиме оно было почти заморожено. Единственной структурой, заинтересованной в немедленном начале активных действий, было ФБР — для Эдгара Гувера это был идеальный шанс привлечь внимание к красной угрозе, и он его не упустил.
 

ГЛАВНЫЕ ПЕРЕБЕЖЧИКИ 1940-Х
ВИКТОР КРАВЧЕНКО
Член ВКП(б) с 1929 года, инженер-металлург, капитан Красной армии. В 1943 году в составе советской закупочной комиссии был направлен в Вашингтон, 4 апреля 1944 года опубликовал в газете The New York Times заявление об увольнении из-за несогласия с политикой СССР в отношении собственных граждан. Получил политическое убежище в США несмотря на требование советских властей об экстрадиции. В апреле 1946 года выпустил книгу «Я выбрал свободу», в которой рассказал про чистки в партии, ужасы коллективизации, голод на Украине, заградотряды и деятельность НКВД. В 1949 году судился с французским коммунистическим еженедельником Les Lettres Francaises, обвинившим его во лжи, и выиграл суд, подорвав влияние французской коммунистической партии.





КОНСТАНТИН ВОЛКОВ
Вице-консул СССР в Стамбуле, агент НКВД. 4 сентября 1945 года сообщил британскому вице-консулу о готовности передать имена советских агентов внутри МИ-6 в обмен на политическое убежище себе и своей жене. Дело Волкова было передано Киму Филби, британскому разведчику и советскому шпиону, который сообщил о нем советским агентам и дал им возможность предотвратить побег Волкова, вернув его в Москву.




ЭЛИЗАБЕТ БЕНТЛИ
Член Компартии США, агент НКВД. В ноябре 1945 года, разочаровавшись в идеалах коммунизма, организовала встречу с Эдгаром Гувером и сообщила о своей шпионской деятельности и выдала имена нескольких советских агентов на территории США. Благодаря Киму Филби, передавшему СССР имена раскрытых шпионов, ущерб для советской шпионской деятельности удалось минимизировать. Впоследствии давала показания против советских шпионов и консультировала ФБР.




АНАТОЛИЙ ГРАНОВСКИЙ
Агент НКВД. В 1946 году в качестве тайного агента был командирован для работы на флот. 10 июля 1946 года в составе советского экипажа прибыл в Стокгольм, 21 июля встретился с помощником военного атташе США и попросил политического убежища. После отказа американцев был арестован шведскими властями, но в ноябре 1946 года, накануне запланированной экстрадиции в СССР, получил политическое убежище указом шведского короля Густава V. В 1962 году выпустил книгу «Я был агентом НКВД».




 
ЧАСТЬ 2 СКАНДАЛ
3 февраля 1946 года ведущий канадского радио Дрю Пирсон сообщил в своей передаче, что канадским властям сдался советский агент и выдал шпионскую сеть, действовавшую на территории Канады и США. Пирсон, похоже, не знал, что события произошли за пять месяцев до этого, но знал, что премьер-министр Канады Кинг уже ездил в Вашингтон для переговоров. Передача не произвела особого впечатления на слушателей, зато встревожила правительство: на следующий день Кинг официально проинформировал кабинет министров о секретном деле и сформировал специальную комиссию.


«Железный занавес». Режиссер Уильям А. Уэллмен, 1948 год GettyImages.ru

10 февраля Пирсон снова вернулся к делу шпионов, поделившись со слушателями предчувствием, что Канаду ожидают сенсационные судебные дела над госслужащими, уличенными в шпионаже. У Пирсона явно был осведомленный источник — Кинг не сомневался, что за ним стояло ФБР, пытавшееся таким образом подтолкнуть Канаду к началу преследования шпионов. План сработал: опасаясь очередного слива со стороны ФБР, Кинг санкционировал аресты. 13 февраля Королевская комиссия по шпионажу начала брать у Гузенко показания — несмотря на плохой английский, он произвел на членов комиссии исключительно положительное впечатление. 15 февраля были задержаны 11 человек и начались их допросы, в тот же день Кинг сделал первое публичное заявление по делу Гузенко, не назвав, впрочем, ни одного имени и не упомянув СССР.
Задержания, тем не менее, произвели сенсацию. Пресса немедленно раскрыла, что заявление премьер-министра касалось СССР и шпионажа вокруг атомной бомбы. На протяжении нескольких недель тема не сходила с передовиц газет, и без того хрупкий послевоенный мир был подорван новой угрозой — бывший союзник пытался обманом заполучить секретные сведения.
Пирсон продолжал раздувать скандал: на следующий день после арестов он сообщил, на этот раз в газетной колонке, что русский агент сдал канадским властям имена 1700 шпионов в Канаде и США, и добавил, что Белый дом и Госдепартамент не хотели развития этого дела и что на аресте шпионов настояло ФБР. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, кто стоял за сенсационными разоблачениями.


The Globe And Mail

Суды над обвиняемыми растянулись на несколько лет. Мелкие служащие разнообразных государственных ведомств признавали, что вступали в контакт с советскими агентами. Служащие покрупнее раскрывали шпионские группы, в состав которых входили ученые и инженеры. Сроки варьировались от двух до пяти лет. 5 марта, в тот же день, когда Уинстон Черчилль произнес знаменитую фултонскую речь, в Лондоне был арестован Алан Нанн Мэй — британский ученый, работавший во время войны в Канаде и обвиненный в том, что передал советским агентам образец урана. Он признал себя виновным в нарушении военной тайны, но утверждал, что сделал это, когда СССР был военным союзником Канады, то есть действовал из соображений военной пользы. 1 мая Мэй был приговорен к десяти годам тюрьмы.
27 мая начался суд над одним из самых высокопоставленных обвиняемых — членом канадского парламента Фредом Роузом, спустя месяц его приговорили к шести годам тюрьмы. К этому моменту, по сообщениям Канадского института общественного мнения, 61% населения страны поддерживал правительство в расследовании шпионской деятельности СССР. Освещение судебных процессов не сходило со страниц газет, пугавших читателей одновременно и тайной деятельностью советского посольства, и тем, какая судьба ждет его сотрудников, допустивших такой провал, после возвращения на родину. Главной сенсацией, впрочем, оставалась не деятельность шпионов — доказать, что хоть один из них передал СССР действительно ценные сведения, так и не удалось,— а показания Гузенко, выступавшего на суде свидетелем со стороны обвинения и настойчиво разоблачавшего СССР как страну тотальной слежки. Репутация Советского Союза стремительно ухудшалась: страна, вышедшая из войны победителем и признаваемая мировым общественным мнением спасителем человечества от фашизма, на глазах превращалась в главную угрозу послевоенного мира.
Кульминации эти настроения достигли в США, где летом начался суд над еще одним потенциальным шпионом — членом закупочной комиссии Николаем Рединым, которому были предъявлены обвинения в намерении получить секретную информацию о военном флоте США. Американские газеты открыто обвиняли СССР в стремлении развязать третью мировую войну и сравнивали с фашистской Германией. Выступление государственного обвинителя на суде над Рединым венчалось заявлением, что «суд в Нюрнберге бледнеет перед делом Редина» и что «занятие русскими ордами дворцов Берлина представляет собой менее значимую победу, чем та, которой достигли бы русские, если бы Редин получил нужные документы». Впрочем, ни суд, ни присяжные оказались не готовы признать советского гражданина виновным в шпионаже только на основании растущего страха перед новой войной — Редин был оправдан.


«Железный занавес». Режиссер Уильям А. Уэллмен, 1948 год

Несмотря на это антисоветская истерика продолжала набирать обороты: главными бестселлерами стали книги Кравченко и Троцкого, как и вообще высказывания тех, кто на основании личного опыта мог хоть как-то разоблачить СССР. Сравнения Сталина с Гитлером из провокационных превратились в привычные, мировые издания принялись публиковать любые свидетельства ужасов советской диктатуры — от воспоминаний военнопленных о том, как их заставляли есть сушеную крапиву, до рассказов немецких женщин, обвинявших советские оккупационные войска в том, что они украли их детей и угнали в советские трудовые лагеря. Вслед за Гузенко, открыто заявлявшим в суде, что в СССР нет не только коммунизма, но и элементарной свободы передвижения, на мир обрушилась волна антисоветских откровений. Гузенко открыл ящик Пандоры — и публикация его собственных воспоминаний была вопросом времени...

Полная статья по ссылке
Ссылка