Товарищ с Востока

Журнал "Коммерсантъ Власть" №50 от 18.12.2001
20 декабря в Службе внешней разведки России будут праздновать очередную годовщину образования иностранного отдела ВЧК. О советской разведке и своей службе в ней обозревателю "Власти" Евгению Жирнову рассказал ее бывший начальник и предпоследний председатель КГБ СССР (пробывший в должности всего один день) Леонид Шебаршин.

Индийский президент и советский резидент. Именно в Индии Леонид Шебаршин сформировался как разведчик-профессионал. Однако рука Москвы оказалась  недостаточно сильной, чтобы направлять внешнюю политику индийского руководства

В первый раз мы с Леонидом Шебаршиным встретились в декабре 1990 года. В канун 70-летия советской разведки главный редактор поручил мне побеседовать с ее начальником. Однако официальный путь получения интервью был закрыт наглухо: сугубо демократическую газету, где я тогда работал, очень не любило руководство КГБ. Пришлось искать обходной путь.
В то время большинство сотрудников международных отделов крупных изданий были "подкрышниками" — офицерами разведки, работавшими под журналистским прикрытием. Наличие в штате редакций "шпионов", как их называли за глаза, официально было тайной. Однако "шпионы" выбрали довольно странный способ для ее сохранения. Ежегодно 31 декабря повторялась одна и та же картина. Дверь моего кабинета открывалась, и на пороге оказывался кто-то из "шпионов" с бутылкой в руке и стаканом. После поздравлений и тоста за новое счастье гость начинал жаловаться на тяжелую жизнь: "Ведь в жутком отделе работаю. Там ведь все, кроме меня, 'шпионы'. Гадкие, склочные твари!" Минут через двадцать с тем же текстом приходил еще один "шпион", а за ним следующий. Пройдя в полном составе по всей редакции и решив, что маскировочное мероприятие выполнено успешно, они уезжали отмечать праздник на основную работу.

В Карачи выпускник МГИМО и разведшколы КГБ начинал свой трудовой путь плечом к плечу с дочерьми министра обороны (вверху) и женой министра иностранных дел Пакистана (внизу)

Найти с их помощью ход к шефу разведки было делом техники. Я заглянул к тому из "шпионов", что поливал своих коллег с особенным, искренним чувством, и после какого-нибудь часа препирательств он набрал нужный номер телефона. Но договориться о скорой встрече он не смог. "Очень занят?" — спрашиваю. "Не в этом дело,— говорит.— Шебаршин, знаешь, любит блистать афоризмами. А их еще нужно подготовить".
В назначенное время я подъехал на Лубянку. Капитан милиции с полосатым жезлом в руках проверил документы и спросил: "У кого-то интервью брать будете?" — "У Шебаршина".— "А-а, у Леонида Владимировича",— сказал милиционер и показал место для парковки.
Одиннадцать лет спустя все изменилось кардинально. Шебаршин согласился принять меня без оттяжек. А охраннику у въезда на вещевой рынок "Динамо", рядом с которым расположен офис бывшего шефа разведки (он возглавляет организацию под названием Российская национальная служба экономической безопасности), его фамилия ничего не говорила.
В прошлый раз мы не касались личных вопросов. И теперь решили начать с них.
       
— Леонид Владимирович, так как же вы все-таки стали разведчиком?



— По стечению обстоятельств. После окончания МГИМО меня направили в советское посольство в Пакистане. В 1962 году я вернулся в Москву. После посольской суматохи размеренная работа в отделе МИДа показалась мне не очень интересной: нудная официальная переписка, скучные собрания, резко ограниченные контакты с иностранными дипломатами. А разведка нуждалась в людях, знающих языки. Вот так я и оказался в разведшколе. Учеба оказалась несложной: специальные предметы я осваивал с интересом, язык знал. Пожалуй, было слишком много марксизма-ленинизма. А вот способность мыслить самостоятельно у будущих разведчиков никто не развивал, умению правильно распорядиться полученной информацией не обучали. Не было таких крайне необходимых для разведчика предметов.
— Ваша карьера в разведке развивалась успешно?
— После разведшколы я снова работал в Пакистане, а затем были Индия и Иран.
— Как тогда говорилось, вы в Индии "держали активную Индиру Ганди за юбку"?
— Если точно, то тогда говорили "за сари". Но держать и тем более направлять ее не мог никто. Она была сформировавшимся государственным деятелем, настоящим индийским националистом. Если считала нужным воевать с Пакистаном, начинала войну в удобное для себя время. Хорошие отношения с СССР она ценила, но другом нашей страны в том смысле, какой вкладывали в эти слова у нас, она не была. Мы получили информацию о том, что на закрытом совещании она, перефразируя англичан, говорила соратникам: "У Индии нет постоянных врагов и друзей, а есть постоянные интересы". Мы пытались оказывать влияние на настроение Индиры Ганди через людей в ее окружении, с помощью просоветских публикаций в индийской прессе. Но решения по всем вопросам она принимала сама.
Единственное, чем она отличалась от других "железных леди" в политике, был материнский инстинкт. Ее младший сын Санджив возглавлял молодежное крыло ее партии и действовал не вполне по-индийски. В Индии принято самые жесткие меры в политике облекать в мягкую оболочку. А Санджив пер напропалую, наживая врагов себе, матери и партии. И сколько соратники ни пытались образумить Индиру Ганди, мать в ней оказывалась сильнее премьер-министра. А потом проблема разрешилась сама собой: Санджив погиб в авиакатастрофе.

 — Его убрали друзья или враги?

Дели, 1975 год. Леонид Шебаршин — резидент советской разведки в Индии, безуспешно пытавшийся "держать активную Индиру Ганди за юбку"

— Это была трагическая случайность. Вы знаете, нередко в политике происходят непредсказуемые вещи. Я помню, какой шок в Индии и у нас вызвало убийство в Бангладеш президента Муджибура Рахмана. Ближайший советник Индиры Ганди по ее поручению пригласил меня на конфиденциальную встречу, чтобы выяснить, что нам известно об этом происшествии: не было ли убийство результатом происков противников Индии — китайцев. Конечно, китайцы были и нашими недругами. Но я не стал грешить против истины. Члены семьи президента Рахмана вели себя скверно. Его сын оскорбил каких-то офицеров. А надо знать бенгальцев. Наши кавказцы по сравнению с ними тихие дети. Оскорбленные подняли роту солдат и пошли разбираться с обидчиком. На лестницу вместо сына вышел Муджибур Рахман и спросил: "Неужели вы станете стрелять в отца нации?" Они стали.
— А в Иране свержение шаха тоже было непредсказуемым для разведки?
— Это совсем другой случай. Уже с середины 1978 года мы сообщали, что дни шаха сочтены. Мы, конечно, не могли предсказать точный день его бегства из страны и дату возвращения аятоллы Хомейни. Но исход событий описали точно в отличие от наших китайских коллег. Они, видимо, ошиблись. В конце 1978 года состоялся официальный визит кого-то из китайских руководителей в Тегеран. А в январе шах бежал. Обычно нетвердо стоящим у власти лидерам визиты не наносят. И находят благопристойные поводы для переноса ранее намеченных встреч. Так что китайцы, видимо, ошиблись в оценке ситуации.
— Но ведь китайская разведка считается одной из самых сильных в мире...
— Репутации разведок создаются не делами, а словами. Израильский "Моссад" называет себя самой сильной разведкой мира. А если посмотреть объективно, то провалов у них не меньше, чем у других. Всесильных разведок в природе не существует. Они действуют лишь на страницах шпионских романов. Все ошибаются, у всех бывают случаи измен.
— Ваши недруги говорят, что лично вы проглядели двух предателей, работавших с вами...
— Знаете, если нет источника в разведке противника, вычислить изменника почти невозможно. Он маскируется, а странности в его поведении можно трактовать по-разному. В Индии одновременно со мной работал резидент ГРУ, завербованный американцами. Нас могла насторожить одна деталь: он лебезил передо мной, а до того перед моим предшественником. Приглашал посидеть, выпить. А своим офицерам категорически запрещал контактировать с нами — с "соседями". Но следовало ли из этого, что он изменник? Пока не получили информацию из-за океана, он был вне подозрений и продвигался в ГРУ по службе.

"В Иране у меня перебежал сотрудник... Яков Порфирьевич Медяник (на фото), у которого я был замом в Дели, посоветовал сидеть тихо и ждать окончания разбора дела. Все проанализировали, и, как сказал один из наших разведчиков, 'хорошо, что этот клоп бежал, иначе он сидел бы у нас еще долгие годы'"

В Иране у меня перебежал сотрудник — Владимир Кузичкин. Если бы у нас был источник у англичан или в иранской контрразведке! Но не было. В поведении Кузичкина был только один негативный момент: за несколько месяцев до побега из Ирана он стал сильно пить. Но кто у нас не пьет? Я собирался поговорить с ним, поставить вопрос ребром: или бросаешь пить или домой. Но не успел. Он и его хозяева — англичане — испугались и вывезли его из Ирана
— А чего испугались-то?
— Неправильно истолковали факты. У меня в резидентуре совещания проходили ежедневно в девять утра. А у Кузичкина официальное прикрытие было — консульский отдел. И посол мне несколько раз жаловался, что в консульском отделе по утрам никого нет. Ну я и сказал Кузичкину, чтобы он не ходил на совещания. Если будут вопросы, касающиеся его работы, я потом ему сообщу. Он, видимо, насторожился. Потом приехал новый заместитель резидента по контрразведке. Хороший мужик, но эдакий персонаж детектива: суровый, с прищуренным глазом и с настроем кого-нибудь разоблачить. Видимо, это совсем не понравилось Кузичкину и англичанам. А когда я улетел в отпуск, они решили, что в Москве будет решаться его судьба. И он не стал дожидаться, когда я вернусь с гориллами, которые транспортируют его на родину, и перед моим возвращением с английским паспортом выехал в Турцию.
 — Ущерб был большим?
— Нет. Англичане представляли его большим специалистом по Ближнему и Среднему Востоку. Каковым он, естественно, не был. В Иране на связи у него было всего два человека. Причем один из них преподавал Кузичкину в Москве язык фарси. Этих стариков после антишахской революции вернули в Иран, и они воссоздали народную партию Ирана (ТУДЕ). Организация оказалась рыхлой, лишенной какого-либо влияния. После бегства Кузичкина ТУДЕ объявили "орудием КГБ в Иране", ее руководители были арестованы. Правда, некоторых мы успели спасти.
— А что стало с Кузичкиным?
— Я в 1993 году был в Англии. Британские коллеги повели себя не по-джентльменски — пытались меня вербовать. В ходе беседы я спросил о Кузичкине. Они ответили, что он сильно пьет. Прошло восемь лет, и надеюсь, что он сдох.
— Ваша карьера после его бегства должна была завершиться...
— Так оно и было бы в шестидесятые или семидесятые годы. Но настали другие времена. Яков Прокофьевич Медяник, у которого я был заместителем в Дели, посоветовал сидеть тихо и ждать окончания разбора дела. Все проанализировали, и, как сказал один из наших опытнейших разведчиков, "хорошо, что этот клоп, Кузичкин, бежал. Ведь иначе он сидел бы у нас еще долгие годы".
— Существует и другая версия. Поговаривают, что вас спасла так называемая индо-пакистанская мафия в разведке, которую возглавлял генерал Медяник. А вы после его отставки в благодарность продвигали по службе Медяника-младшего...
— Домыслы. А мафия — это слишком хлесткое название.
— Группировка?
— Это тоже неточно. Группировка — это что-то формальное. А здесь нормальные товарищеские отношения между людьми, которые занимаются одним делом, одним регионом. Конечно, помогали друг другу. Группировались по страноведческому признаку. Но после назначения начальником разведки Владимира Александровича Крючкова эти объединения, по существу, прекратили свое существование. Или, если хотите, потеряли влияние на ситуацию. Он не участвовал в застольях и держал дистанцию со всеми. Так что неформальным влияниям был не подвержен.
— И как складывалась ваша карьера дальше?

"Я занимался Афганистаном. Много раз вылетал туда один и сопровождая Крючкова. Во время этих командировок Крючков, оценивая мою работу, пришел к каким-то выводам, и меня назначили заместителем начальника разведки" (на фото — Джелалабад, 1988 год)

— Меня назначили заместителем начальника отдела "Р", который занимался изучением опыта работы наших подразделений. Через полгода перевели заместителем начальника информационно-аналитической службы. Здесь я занимался Афганистаном. Шла война, работы хватало. Много раз вылетал туда один и сопровождая Крючкова. Приходилось решать разные проблемы. В 1986 году на Владимира Александровича возложили весьма деликатную миссию — помочь сместить с поста афганского руководителя Бабрака Кармаля. Там создалась напряженная ситуация. Продолжалось противостояние между двумя группировками в правительственной партии НДПА — "хальк" и "парчам". Если смотреть глубже, то конфликтовали племена и роды. Только что перед этим подобный конфликт разгорелся в Южном Йемене. На заседании политбюро началась перестрелка, а затем в ходе короткой, но ожесточенной гражданской войны была уничтожена партия, армия и почти все руководство страны. Как говорил потом Наджибулла, может быть с некоторым пережимом, если бы Крючкову не удалось уговорить Кармаля уйти мирно, события в Йемене по сравнению с афганскими были бы цветочками.
Во время этих командировок, как я думаю, Крючков, оценивая мою работу, пришел к каким-то выводам, и меня назначили заместителем начальника разведки. А после того как он стал председателем КГБ — и начальником.
— Мне рассказывали, что ваше назначение вызвало тогда массу недоуменных вопросов...
— Думаю, что я больше других заместителей начальника разведки подходил по возрасту. Не забывайте, что шла перестройка и партия требовала выдвигать молодые кадры. Первому заму — Вадиму Алексеевичу Кирпиченко — было уже шестьдесят шесть. Другим — за шестьдесят. Мне тогда было пятьдесят три года.
— В недавнем интервью (см. "Власть" #48 за 2001 год.— "Ъ") бывший председатель КГБ Вадим Бакатин сказал, что сообщения, которые поступали из разведки, были информационным мусором, почерпнутым из западных газет. И немалая часть из них была откликами на визиты и выступления советских лидеров...
— Самый большой вред спецслужбам наносят некомпетентные руководители. Бакатин, не к ночи он будь помянут, не единственный в этом ряду. Я помню резолюцию покойного Семичастного на одном из сообщений разведки: дело разведчиков — добывать информацию, а не комментировать ее. Глупость! А вообще, очень трудно провести грань между открытой и секретной информацией. Особенно людям недалеким. А оценивать одну без другой просто немыслимо.
— Но ведь переводы хвалебных зарубежных статей Горбачеву посылали. Как мне рассказывал ваш бывший шеф Чебриков (см. "Власть" #7 за 2001 год.— "Ъ"), он отказывался подписывать сопроводиловки к подобным сообщениям и говорил Крючкову, что стыдно докладывать в качестве мнения Запада оплаченные нами же статьи...
— Ну, не знаю. Наверное, хотели поддержать нового генерального секретаря?
— Такие публикации стоили дорого?
— Иногда для публикации нужной статьи было достаточно дать журналисту бутылку виски. Редактору — ящик виски. Кого-то брали на регулярное небольшое содержание. Но ведь это было второстепенной задачей. Если вернуться к тому, что мы отправляли руководству страны, то там было много информации о тяжелой ситуации в нашей стране. Естественно, в отражении западных СМИ и закрытых источников. И с некоторых пор я заметил, что эти доклады возвращаются назад в КГБ без пометок Горбачева. Потом на одной из встреч с нашим зарубежным коллегой Горбачев пожаловался, что разведка дает ему только негативную информацию.
— Но ведь разведка должна была не только информировать о ситуации в некоей стране, но и оказывать влияние на эту ситуацию. Или я не прав?
....

Полное интервью по ссылке
Ссылка