Мы сюда идем???

The Great Unvaxxed

Вакцина имела оглушительный успех. Да, окончательная смертность среди вакцинированных составляла 10%, но в основном это было среди пожилых или уже больных, так что, вероятно, это была не вина вакцины, а если это так, то никто не может доказать это ни одним, ни другим способом, и даже если бы они могли, ну, производители вакцин не несли бы ответственности в судебных исках из-за соглашений, которые они заключили с различными правительствами.
В любом случае пандемия закончилась, это точно.
Конечно, маски и запретительные меры продолжали действовать; Причина заключалась в том, что, хотя пандемия, несомненно, была побеждена, вирус все еще существовал в своей естественной форме где-то там, и поэтому было жизненно важно продолжить процедуры безопасности, чтобы избежать любого возможного возобновления болезни. 
Ну и что? Люди привыкли к этому, как они привыкли ко многому другому до этого. И было ли носить маску в конце концов намного хуже, чем носить шлем или ремень безопасности? Разве принуждение оставаться дома на несколько месяцев каждый год сильно отличается от принуждения работать в офисе пять дней из семи в неделю? Правила есть правила, и они были не так плохи, как другие, которые были установлены в прошлом. 
Но кое-что обеспокоило власти. Хотя большинство людей предсказуемо выполнили кампанию обязательной вакцинации, было несколько групп, которые отказались от них, ссылаясь на религиозные соображения или соображения здоровья, и нашли убежище в сельских общинах, живущих вне сети. Они отказались от использования мобильных и сетевых технологий, поэтому их нельзя было так легко отследить, и, поскольку нецифровые наличные деньги были отменены, они, похоже, вернулись к форме торговли, основанной на обмене физическими товарами.
Сначала власти их проигнорировали; большинство людей считали их меньшинством неудачников, «антиваксов», как их называли в донаучные времена, и поскольку маловероятно, что слишком многие в массах выберут такой суровый образ жизни вдали от удобств современной городской жизни они не рассматривались как угроза. 
Но в конце концов произошло то, что даже в городах начали появляться слухи о небольших сообществах, где никому не нужно было носить маски, и люди танцевали и улыбались, а еда была вкусной и естественной, а люди были равными - ах. ! - влюбиться и произвести потомство естественным путем. 
Конечно, это была очевидная и лживая ложь, но власти не могли допустить, чтобы такие сказки получили признание среди широких масс. Поэтому они начали преследовать «великих непривлеченных», как они их называли, или «свободных ренегатов», как они предпочитали называть себя.
 
Их общины были рассредоточены. Их лидеры были арестованы. Посадка органических немодифицированных семян стала незаконной.
Власти утверждали, что это было опасно. Не-генетически модифицированные культуры были небезопасными и могли привести к болезням или врожденным дефектам. Многие люди, которые жили в ранее свободных сельских общинах, были арестованы и насильно вакцинированы или были убиты в результате перестрелки с полицией. 
Но в итоге всех их не удалось арестовать или принудительно вакцинировать. Теперь, скрытые среди нормального населения с использованием поддельных сертификатов, проживало нераскрытое количество непривитых людей, которых власти не смогли установить или идентифицировать. 
Молодая женщина по имени Миранда, которая родилась в сарае в буквальном смысле слова и никогда не делала прививок, была одной из них. Когда органическое земледелие было запрещено и большая часть земли была передана крупным компаниям, использующим механизированное сельское хозяйство, она была вынуждена переехать в небольшую деревню, где зарабатывала на случайных заработках и иногда преподавала уроки рисования. В детстве она изучала рисование и живопись Силла, и была довольно талантлива; она также очень хорошо пела.
 
У нее был поддельный сертификат вакцинирования, который во всех отношениях выглядел почти идентичным настоящему, и хотя биотест мог определить, что она на самом деле не делала прививку, или «укол», как это обычно называлось, она всегда была осторожна, избегая оказаться в положении, которое может потребовать любого теста. 
В течение нескольких лет она и сотни других, подобных ей, существовали таким образом, но это было нелегко и опасно. Потому что раньше, по крайней мере, ренегаты могли свободно жить в своих сообществах, по своим правилам, но теперь они должны были прятаться, носить маски и следовать указаниям, как и все остальные, так в чем был смысл? Если они ни в коем случае не могут быть свободными, почему бы не поступить так же, как и все остальные, просто принять укол и покончить с этим? 
Миранда иногда думала об этом. Но она пообещала своим родителям, погибшим в перестрелке с полицией, всегда оставаться верной их идеалам. И поэтому она отказалась идти на компромисс. Она знала или надеялась, что нынешняя тирания не может сохраняться вечно. Ей хотелось верить, что однажды можно будет снова стать свободной. 
Наконец-то они ее поймали. Это была ее собственная глупая ошибка; она была на улице, приближался обычный патруль, а фальшивый сертификат она оставила дома. Обычно этого не происходило, но она недавно купила новую куртку и забыла сертификат в кармане старой.
Ходить без сертификата было незаконно, поэтому им пришлось сканировать ее руку, не обнаружив никаких признаков вакцинации, а позже второй тест не обнаружил следов антител в ее организме. Не имея возможности объяснить причину или предъявить действительный сертификат вакцинации  - теперь она знала, что фальшивая бумага, которая была у нее дома, теперь будет подвергнута микроскопическому анализу и больше не будет полезна - ее отправили в местную тюрьму, а затем в федеральную тюрьму.
«Из этого есть простой выход» , - сказал капитан Антуан Хаксли-Эрлих, начальник отдела устойчивости к вакцинам. «Просто сделай укол, и ты будешь свободна».
 
«Никогда» , - ответила Миранда, - «Тебе придется сделать это силой».
Это был вариант, конечно, и юридически возможный с недавними изменениями в конституции. Но Антуан хотел не этого. Нет, ей надо было свободно выбрать вакцину. Не только потому, что в противном случае она могла бы стать мученицей и вдохновить других мятежников, или потому, что люди могли начать думать, что в вакцине действительно было что-то плохое или зловещее; но и потому, что он твердо верил, что победа убеждением лучше, чем победа силой, и он был убежден в своей праведности.
Он не мог понять ее упрямый отказ – разве не он, как и все другие, добровольно взяли вакцину? Он напомнил ей, что, как член высших классов, в то время от него не требовалось этого делать; и все же он вызвался. Почему? Потому что он верил в закон и порядок, но больше всего потому, что верил в вакцину. 
Он был уверен, что рано или поздно ему удастся убедить ее, что ее беспокойство по поводу лекарства было вызвано только травмой ее детского опыта, когда она жила в суровой сельской местности и наблюдала, как ее родители умирают как преступники, борющиеся с законом.  
Но Миранда действительно была очень упрямой. Она отказалась от всех предложенных ей вариантов. Она предпочла тюрьму вакцинации и отрицание компромиссу. Она даже отказалась от посещения психиатра. Так что она провела в тюрьме месяцы и месяцы.  
Однажды надзиратель принесла в ее камеру новую книгу, которую она попросила из тюремной библиотеки - « Гражданское неповиновение » Торо. Когда она начала читать, то обнаружила рукописную записку, застрявшую между первыми страницами. «Когда будешь ужинать сегодня вечером, попроси соли» , - говорилось в нем. «Друг» , - было подписано. 
Кто это мог быть? Она была озадачена, так как прошло много лет с тех пор, как она в последний раз контактировала с кем-либо из ее бывшего сообщества. Но позже в тот же вечер, когда надзиратель принесла ей обед, она смиренно спросила, нельзя ли ей побольше соли. Надзиратель не выказывал никаких признаков признания или подозрений; она только что принесла ей маленькую белую солонку. В этом не было ничего необычного, но когда Миранда открыла его снизу, она обнаружила внутри небольшой магнитный ключ и еще одну записку.
В записке говорилось, что ключ откроет дверь ее камеры, и что всех охранников либо подкупили, либо уложили спать. Она могла безопасно сбежать. В дальнейших инструкциях было указано, как добраться до хижины в лесу поблизости, где она сможет присоединиться к своим коллегам из движения сопротивления.  
Она ждала до полуночи; когда все замолчали, она попробовала ключ. Это сработало. Она медленно вышла из своей камеры, а затем из тюрьмы, не потревоженная. 
Она выполнила инструкции и закрыла лицо маской, а волосы вуалью, чтобы ее не узнали. Она боялась, что патруль остановит ее, когда она выезжала из города, так как присутствие полиции было постоянным, а иногда и был комендантский час, но все время она видела только небольшую группу полицейских, от которых ей было легко уклониться.
Она гуляла несколько часов; в записке было ясно сказано, что ей следует избегать любого вида общественного транспорта. Было уже утро, когда она добралась до места назначения, в нескольких милях от города. 
Она постучала. Никто не ответил. Но она повернула ручку и поняла, что дверь не заперта. Она вошла очень тихо, словно боясь нарушить жуткую тишину. Наконец, она увидела мужчину, сидящего в кресле, повернувшегося к ней спиной. На нем был темный пиджак и черная шляпа-федора. 
«Итак, вы наконец-то здесь» , - сказал он. Казалось, она узнала голос, хотя не могла его точно определить. Может быть, это кто-то из ее старого сообщества?
 
Затем он повернулся к ней. Это был Антуан Хаксли-Эрлих. 
Конечно, это была ловушка. Идея заключалась в том, чтобы поднять ее надежды только для того, чтобы сокрушить их, как дополнительную форму пыток, сложную игру в кошки-мышки. Кроме того, теперь, когда она пыталась сбежать и присоединиться к повстанческому движению, ее можно было обвинить в подстрекательстве к мятежу и другим обвинениям. Ее легко мог судить военный суд и приговорить к смертной казни.
Так и случилось.
Ей предложили полное помилование в обмен на вакцинацию, но она все равно отказалась. Если бы ей пришлось умереть, то она могла бы умереть на своих условиях. Подобно Святой Жанне или ранним христианским мученикам, она предпочла бы сгореть на костре или быть брошенной львам, чем отступать.
 
Они не смогли убедить ее получить «джеб», но они также не хотели превратить ее в какого-то героя ради дела, пусть даже безумного и безнадежного. Поэтому они решили, что казнь будет проведена тайно, а официальная версия гласит, что, поскольку она несколько раз отказывалась от вакцинации, она никогда не была застрахована от вируса и, наконец, заразилась. 
Сегодня Миранду расстреляют. Она отказалась от всех предложений публичных заявлений о сожалении и даже от последней трапезы. Она также отказалась от повязки на глаза; она не хотела, чтобы ничто закрыло ни единой части ее лица.
 
Когда палачи поднимают винтовки, Миранда не боится. Ее золотые волосы развеваются на ветру, и она смотрит на солдат с уверенной улыбкой. Она знает, что они могут убить ее тело, но не могут коснуться ее души. 
И пока она ждет, пока медленно прибудут пули, Миранда поет песню, которую помнит из детства, песню, которую ее научила мать и, возможно, она также спела перед своей смертью: 
И когда ты приходишь, и все цветы умирают,
Если я мертв, я вполне могу быть мертв,
Ты придешь и найдешь место, где я лежу
И встанет на колени и скажет мне Аве там.


Т.Е. Креус - писатель, переводчик и режиссер. Он автор книги «Наши питомцы и мы: эволюция отношений» и сборника рассказов «Сфера» . Он редактор Contrarium .