Нет перспективы денуклеаризации КНДР

Разговоры о том, удастся ли провести денуклеаризацию Северной Кореи, а если да, то как — распространенная тема аналитических материалов, несколько отдающих пикейно-жилетной тематикой. Особую популярность она приобрела после того, как к концу президентства Д. Трампа переговоры оказались в своего рода тупике. Хотя автор назвал бы это заморозкой, которая, по его мнению, является если и не лучшим, то точно не худшим вариантом решения проблемы.
Сохраняется вариант «двойной заморозки», которая может продолжаться неограниченно долгий срок. Второй вариант требует больших усилий, поскольку предполагает смену повестки, в рамках которой при формальном сохранении термина «денуклеаризация» речь на самом деле будет идти о стратегии контроля над вооружениями. Северокорейский ядерный потенциал будут пытаться не уничтожать, а ограничивать, исходя из того, что задачи минимального сдерживания он уже выполняет. Такой позиции придерживается целый ряд учёных — не только в России, но и за рубежом, отдавая себе отчёт в том, какое сопротивление вызовет изменение подхода, противоречащее тренду на сохранение мирового статус-кво. Ведь любой отказ от полного ядерного разоружения стран-претендентов — трещина в режиме нераспространения ЯО.
Таким образом, чтобы действительно добиться денуклеаризации КНДР, потребуется радикальное изменение геополитической обстановки в СВА: исчезнет угроза — и меры против неё перестанут быть необходимыми. А пока для таких изменений нет возможности, российско-китайский вариант урегулирования путем «двойной заморозки» остается неидеальным, но наиболее приемлемым решением.
Разговоры о том, удастся ли провести денуклеаризацию Северной Кореи, а если да, то как — распространенная тема аналитических материалов, несколько отдающих пикейно-жилетной тематикой. Особую популярность она приобрела после того, как к концу президентства Д. Трампа переговоры оказались в своего рода тупике. Хотя автор назвал бы это заморозкой, которая, по его мнению, является если и не лучшим, то точно не худшим вариантом решения проблемы.
Кризис, связанный с ракетно-ядерной программой Корейского полуострова, длится более 15 лет, и, по нашему мнению, невозможность его разрешения проистекает из неверного позиционирования. Как неоднократно отмечал автор [1], северокорейская ракетно-ядерная программа — это не корень проблемы, разрушающий традиционный миропорядок, а следствие более глобальных проблем, отражающих переход от привычного нам миропорядка к новому. К приметам этого нового мира относится, во-первых, злоупотребление правом судить, кто является демократией, а кто — нет, с надуманным выделением стран-изгоев, в отношении которых допустимы любые методы, в том числе этически неприемлемые. Нарушение обещаний из вероломства превращается в военную хитрость, и в случае с КНДР можно вспомнить хотя бы историю Рамочного соглашения или то, как президент Ким Ён Сам и его администрация приложили максимум усилий для дестабилизации обстановки в КНДР в условиях «Трудного похода». По словам одного из южнокорейских чиновников того времени в ходе личной беседы с автором, Сеул выступал за неоказание помощи голодающей стране в расчёте на то, что голод вызовет массовые беспорядки и последующее «воссоединение».


Вторая примета нового мира — потеря авторитета международного права и структур, предназначенных для арбитража в прежних условиях. Хороший пример — резолюции СБ ООН, запрещающие КНДР запуск любых баллистических ракет. Это, кстати, нарушает постановления, зафиксированные в иных документах ООН, которые гарантируют всеобщее право на мирное освоение космоса.
Третья особенность — кризис компетентности, влияющий на качество решений как ЛПР, так и профильных экспертов, отчего стирается грань между реальной страной и ее карикатурным пропагандистским образом. Это хорошо видно по Северной Корее — любая безумная новость об этой стране находит свою аудиторию. И если история со смертной казнью Чан Сон Тхэка через поедание собаками была разоблачена довольно быстро, то не менее фантастические истории про смертную казнь за прослушивание К-рор вполне на слуху.
Кроме того, произошла замена силы права правом силы и отсутствие у нового поколения политиков страха перед большой войной, отчего военный конфликт (особенно гуманитарные бомбардировки страны-изгоя) возвращается в список способов, приемлемых для достижения внутри- или внешнеполитических целей.
Наконец, в такой ситуации КНДР не может пользоваться принятыми методиками разрешения конфликтов и оказывается вынуждена искать способы защищать себя самостоятельно, тем более что угроза ликвидации ее суверенитета отнюдь не является гипотетической. Корейская война формально не закончена, а статьи конституции Южной Кореи, которые распространяют территорию РК на весь полуостров и требуют от президента содействия объединению страны, никуда не делись. Кроме того, Закон о государственной безопасности трактует КНДР не как страну, а как антигосударственную организацию. Пересмотр этой концепции не произошел даже при относительно либеральных популистах — Но Му Хёне и Мун Чжэ Ине.
Опираясь на ракетно-ядерную программу, Северная Корея ставит перед собой две цели. Первая — выйти на минимальный, в перспективе — на гарантированный уровень ядерного сдерживания, при котором силовое решение северокорейской проблемы точно будет исключено из списка вариантов. Руководство Республики не без оснований считает, что только наличие ядерного оружия уберегло её от участи Ирака или Ливии. Хорошо известно, что Соединённые Штаты и их союзники периодически составляют планы наступательной войны с Севером, элементы которой отрабатываются на совместных американо-южнокорейских учениях вне зависимости от их масштаба.
Вторая цель — добиться международного признания, сбросив с себя ярмо страны-изгоя. Теоретическое присоединение Севера к «ядерному клубу» ставит его на один уровень с ведущими сверхдержавами; и именно это остается основной причиной того, что пока каждый существенный шаг КНДР в развитии ракетно-ядерной программы вызывал единогласное голосование большой пятёрки за очередной санкционный пакет даже в условиях внутренних разногласий в Совбезе. Существующий сегодня мировой порядок держится на том, что иметь ядерное оружие дозволено только пяти великим державам, а также на авторитете ООН, который рухнет, если выяснится, что после без малого 30 лет осуждения, резолюций и санкций Северная Корея все-таки «прогнула» Организацию Объединённых Наций под себя.
Не случайно вокруг самого термина «денуклеаризация» ведутся дискуссии. В представлении американских консерваторов, таких как Дж. Болтон и иных, придерживающихся реалистического подхода, денуклеаризация предполагает не только ядерное разоружение, но и лишение КНДР всех видов оружия массового поражения и ракетной программы в придачу. Это предполагает ликвидацию северокорейской угрозы как на глобальном, так и на региональном уровне. В противовес Северная Корея, а также Россия и Китай подчёркивают, что речь должна идти о денуклеаризации не КНДР, а Корейского полуострова, что предполагает определённые обязательства со стороны США и РК, вплоть до запрета входа в южнокорейские порты американских кораблей с ядерным оружием на борту.
Важно отметить, что для сторонников условно либерального подхода в международных отношениях северокорейский вопрос также чрезвычайно идеологизирован. Как для сторонника идей демократии и либерализма, так и для американского консерватора, у которого протестантская идентичность остается важным элементом мировоззрения, Северная Корея как авторитарный режим с атеистическим коллективизмом представляется «Государством Зла». Они видят ее своего рода законченным антиподом идеального государства, умозрительно существующего в представлении таких людей. Это в свою очередь, формирует жёсткую установку на противостояние, поскольку «Государство Зла» не просто недоговороспособно — оно в принципе недоговоровозможно. Любая сделка с таким режимом — неприемлемая уступка с точки зрения ценностей, а ценностное противостояние всегда более жёсткое, чем политическое или экономическое.
Во время кризиса 2017 г., когда, по мнению автора, вероятность конфликта действительно перевалила за 50%, Дональд Трамп и Ким Чен Ын проявили себя как прагматики и фактически поставили процесс на паузу. Вопрос о том, в какой мере это соотносилось с российско-китайским планом «двойной заморозки», остаётся открытым, и каждый, безусловно, хотел большего. Ким Чен Ын — смягчения санкций, Д. Трамп — больших уступок. Тем не менее пауза давала обеим сторонам свою «малую выгоду». Так, президент США мог заявлять, что, во-первых, он предотвратил войну; а во-вторых, санкции работают, ракеты не летают, и никаких неприемлемых уступок со стороны Соединённых Штатов нет. Ким Чен Ын же, с одной стороны, получил мирную передышку, которая позволила ему сконцентрироваться на экономическом развитии страны, а с другой, данные им обязательства носили фактически неформальный характер и никак не ограничивали развитие ракетно-ядерной программы. Пример тому — многочисленные и эффективные пуски ракет малой дальности, а также демонстрация новых типов МБР и БРПЛ (пусть и не испытанных).
При этом уже с конца 2019 г. сторонам было понятно, что «лучше не будет». В конце 2019 г. Ким Чен Ын заявил, что о смягчении санкций даже и мечтать не стоит, но дал Д. Трампу спокойно «досидеть» последний год президентства, и на момент написания данного текста его мораторий продолжает действовать (хотя, в представлении американских и южнокорейских экспертов, прошло уже несколько дат, в которые Ким должен был поднять ставки и пойти на обострение). Автор полагает, что в Пхеньяне выжидают, когда новая политика в отношении Северной Кореи будет сформулирована и объявлена. Пока же, по выражению Романа Лобова, «дверь закрыта, но не заперта на ключ», а Чхве Сон Хи, которая, похоже, продолжает курировать вопросы отношений КНДР и США, не потеряла свой пост и периодически выступает с заявлениями о том, что Север будет отвечать на силу силой, а на добро — добром. При этом на VIII съезде ТПК было подчёркнуто, что от перемены президентов общая враждебность США к КНДР не меняется, и потому Северная Корея не станет делать первого шага в ожидании действительно серьёзных предложений с американской стороны.
В такой ситуации мы подошли ко второму кварталу 2021 г., когда положение отягощается рядом дополнительных факторов. Первый из них — это новый президент США. Конечно, есть некоторая надежда на то, что он повторит тот путь, которым прошёл Д. Трамп — жёсткость в начале своего правления, затем столкновение с реальностью и переход к более конструктивному подходу. Однако пока складывается ощущение, что логика фракционной борьбы заставляет его действовать в логике «главное — не так, как Д. Трамп», а это предполагает курс на обострение. Такой подход будет провоцировать встречные действия КНДР. Что важнее, шоры такого рода не позволят администрации Дж. Байдена в ближайшее время выработать конструктивный подход во взаимодействии с Севером. В частности, можно обратить внимание, что, если при Д. Трампе валидная для демократов тема соблюдения прав человека в КНДР будировалась нерегулярно, при Дж. Байдене к ней проявляют внимание уже систематически.
Следующий фактор — это американо-китайское противостояние, которое ещё при Д. Трампе было декларировано как противостояние ценностного, а не сугубо политического характера. При новом президенте этот подход не меняется. США стараются ограничивать и сдерживать Китай, при этом такое противостояние является частью более общего противостояния России и Китая с условным Западом.
С точки зрения автора, подобный раскол и его последствия наносят по существующему миропорядку не меньший удар, чем ядерные амбиции Пхеньяна. Это, с одной стороны, укрепляет КНДР во мнении, что в нынешней ситуации надо полагаться на ракетный суверенитет; во-вторых, тренд на раскол в Совете Безопасности в определённой мере обеспечивает КНДР некоторую поддержку. Данное обстоятельство, однако, не значит, что при решении Севера резко повысить ставки единство в Совбезе исчезнет, но если посмотреть на китайско-американское противостояние с позиции союзников каждой из стран, то Китай может полагаться только на Север, который со времен укрепления отношений Пекина и Пхеньяна подчёркивает социалистический характер двух стран и дружбу, основанную на идеологических ценностях, а также начал осуждать США в своих СМИ за критику политики Китая. Всё это означает, что если Китай не будет считать действия КНДР слишком провокационными, то будет поддерживать Пхеньян на плаву и сдерживать американское давление, имеющее целью «денуклеаризацию» режима Кима. То же можно сказать и о России, хотя в политике Москвы северокорейская проблема имеет меньший приоритет в сравнении с делами ближнего зарубежья или Ближнего Востока.
В определённой мере на ситуацию влияет и пандемия коронавируса. Прежде всего, самоизоляция, на которую отправилась вся страна, породила новый виток предположений о скором крахе экономической системы и новом «Трудном походе». Далее, отток из КНДР дипломатов и представителей НГО затруднил сбор информации, что косвенно способствовало росту алармистских настроений. Затем, нельзя исключать ситуацию, при которой для ряда стран северокорейская тематика может стать способом переключения внимания с внутренних проблем, связанных, в том числе, с неудачной политикой в области борьбы с коронавирусом. В этих обстоятельствах перспективы прогресса в области денуклеаризации весьма и весьма туманны.
Четвёртый фактор — сам по себе уровень развития ядерной программы Северной Кореи, который делает малореальными те методы мониторинга, которые применялись в отношении стран, чья ядерная программа находилась на начальном этапе. По наблюдениям Владимира Хрусталёва [3], поскольку Северная Корея уже де-факто является ядерной державой, комплекс мер, направленных на обеспечение полной, необратимой и проверяемой денуклеаризации, фактически потребует лишения страны её суверенитета с точки зрения полномочий по контролю и проверкам, которыми должны обладать международные инспекторы.
Исходя из этого, можно сказать, что в текущей ситуации разговоры о денуклеаризации можно вести, но ради самих разговоров. Чтобы что-то сдвинулось с места, нужно чудо. Первый вариант — неким фантастическим образом международная обстановка изменится до такой степени, что Северная Корея перестанет чувствовать угрозу и будет готова отказаться от ядерной программы. Это предполагает даже не геополитические, а геотектонические изменения существующей архитектуры международной безопасности. Либо — второй вариант — опять-таки фантастическим образом в Северной Корее возникнет деятель «горбачевского типа», который по каким-то причинам решит отказаться от важной составляющей северокорейского политического мифа и гарантии суверенитета государства. Сюда же — все более жёсткие варианты, предполагающие денуклеаризацию после смены режима, вероятность которой, опять же, крайне низка.
Означает ли это, что из ситуации нет выхода и что рано или поздно дело закончится ракетным салютом? Нет. Сохраняется вариант «двойной заморозки», которая может продолжаться неограниченно долгий срок. Второй вариант требует больших усилий, поскольку предполагает смену повестки, в рамках которой при формальном сохранении термина «денуклеаризация» речь на самом деле будет идти о стратегии контроля над вооружениями. Северокорейский ядерный потенциал будут пытаться не уничтожать, а ограничивать, исходя из того, что задачи минимального сдерживания он уже выполняет. Такой позиции придерживается целый ряд учёных — не только в России [2], но и за рубежом, отдавая себе отчёт в том, какое сопротивление вызовет изменение подхода, противоречащее тренду на сохранение мирового статус-кво. Ведь любой отказ от полного ядерного разоружения стран-претендентов — трещина в режиме нераспространения ЯО.
Таким образом, чтобы действительно добиться денуклеаризации КНДР, потребуется радикальное изменение геополитической обстановки в СВА: исчезнет угроза — и меры против неё перестанут быть необходимыми. А пока для таких изменений нет возможности, российско-китайский вариант урегулирования путем «двойной заморозки» остается неидеальным, но наиболее приемлемым решением.

Ссылка