Пандемия сексуального насилия в армии?

Пандемия сексуального насилия в армии?
Андреа Мазарини , Ник Терс и Том Энгельгардт 
24 мая 2021 г.

С незапамятных времен люди вели войны, и изнасилования были их частью.
В Древней Греции изнасилование женщины считалось имущественным преступлением; то есть преступление против ее отца, мужа или хозяина. Но на войне изнасилование было социально приемлемым, и женщины завоеванных земель считались законной добычей, которую можно было превратить в жен, рабынь или наложниц. Сексуальное насилие на войне оставалось безудержным и лишь изредка запрещалось на протяжении тысячелетий последовавших за этим конфликтов. В то время как мужчины подвергались сексуальным жертвам на войне, чаще мужчин избивали и насиловали женщин; когда мужчины были схвачены и порабощены, женщины были захвачены, порабощены и изнасилованы; когда мужчин пытали и убивали, женщин насиловали, пытали и убивали.
24 апреля 1863 года президент Авраам Линкольн издал «Общий приказ № 100: Инструкции для правительства полевых армий Соединенных Штатов», обычно называемый (в честь его автора Фрэнсиса Либера) « Кодексом Либера ». Как первые современные законы войны, эти приказы недвусмысленно указывали на сексуальное насилие. «Всякое беспричинное насилие, совершаемое против лиц в стране, где совершено вторжение… все изнасилования , ранения, увечья или убийства таких жителей запрещены под страхом смерти или других суровых наказаний, которые могут показаться адекватными тяжести преступления», читает код. Американским солдатам были официально запрещены изнасилования с тех пор, но от Германии до Франции , От Вьетнама до Ирака , американские войска продолжали сексуальные нападения на мирных жителей в военное время. По мере того как все больше женщин вступают в вооруженные силы этой страны, они все чаще становятся жертвами своих товарищей-мужчин.
В прошлом году после убийства Ванессы Гиллен, 20-летнего армейского специалиста, находившегося на военной базе Форт-Худ в Техасе, резкий официальный обзор показал, что «существовала благоприятная среда для сексуального насилия и сексуальных домогательств».
Но Форт Худ не был исключением. Где бы вы ни встретили американских военнослужащих, вы обнаружите сексуальные проступки - на вербовочных пунктах , в учебных лагерях и в известных академических бастионах вооруженных сил - в Военной академии США в Вест-Пойнте , Академии ВВС и Военно-морской академии в Аннаполисе ; на базах в США и за их пределами ; в городах Америки и за рубежом от Австралии до Объединенных Арабских Эмиратов ; в удаленных зонах боевых действий и на кораблях в море ; среди высшего руководства и против мужчин и женщин , мальчиков и девочек , лесбиянок, геев, бисексуалов и натуралов .
Официальные сообщения о сексуальных домогательствах со стороны военнослужащих США неуклонно увеличиваются с 2006 года. Но известно, что имеющиеся цифры сильно занижены. Управление по делам ветеранов сообщает, что каждая четвертая женщина в вооруженных силах испытывает военную сексуальную травму (MST) - сексуальное насилие или неоднократные угрозы сексуального домогательства со стороны других военнослужащих, в то время как метаанализ 2016 года 69 исследований для определения распространенности нападения военнослужащих их сверстниками пришли к выводу, что 38,4% женщин-военнослужащих и ветеранов являются выжившими..

 
Изменение того, как Военные справляются с сексуальным насилием
Или Как Не оставить Лису Охранять Курятник
 
Андреа Маццарино
 Мой муж был офицером ВМС США 18 лет. За то десятилетие, что мы были вместе, он служил на двух разных подводных лодках и на трех должностях в Министерстве обороны и на других должностях в штате Вашингтон.
Позвольте мне также сказать, что я действительно понимаю, почему вооруженным силам нужна собственная система для устранения нарушений, характерных для их миссии (когда, например, войска дезертируют, игнорируют приказы или совершают грубые ошибки в суждениях). Единый кодекс военной юстиции (УВК) является федеральным законом , принятым Конгрессом. Подобно нашей гражданской правовой системе, это имеет немаловажное значение, учитывая потенциальную цену для безопасности нашей страны, если смертоносное оборудование, которым владеют военные, не будет эксплуатироваться с максимальной трезвостью и осмотрительностью.
В таких случаях стандарты, перечисленные в UCMJ, реализуются в соответствии с процедурами, изложенными в другом документе, Руководстве для военно-полевых судов (MCM) . По сути, MCM обеспечивает основу для судебного разбирательства предполагаемых правонарушений различного рода в вооруженных силах, устанавливая максимальные наказания, которые могут быть наложены за каждое из них.
Сюда входят процедуры внесудебных наказаний, в которых командир, а не военный трибунал и коллегия другого персонала (функционально - присяжные), определяет, какие наказания должны быть наложены на военнослужащего, обвиняемого в преступлении. Важно отметить, что результаты такого внесудебного наказания офицером не фигурируют в судимости.
Среди прочего это означает, что командир может решить, что солдат, обвиняемый в сексуальном насилии, будет подвергнут внесудебному наказанию, а не военному суду. В этом случае у общественности не будет возможности узнать, что он совершил такое действие. Не менее важно то, что MCM полностью оставляет на усмотрение командира солдатского подразделения, будут ли рассматриваться такие обвинения вообще, независимо от формата. Вот почему рассматриваемый в Сенате законопроект так важен. По крайней мере, это устранит процесс принятия решений о судебном преследовании заявленных случаев нападения со стороны офицеров, которые могут быть заинтересованы в сокрытии таких нападений.
Потому что вот вам мрачная реальность, ребята: сексуальное насилие в вооруженных силах - это отдельная пандемия. Согласно опросу Министерства обороны, проведенному в 2018 году по пяти видам вооруженных сил (последний из имеющихся у нас документов), в этом году произошло 20 500 нападений на женщин и мужчин, находящихся на действительной военной службе. Тем не менее, менее половины из этих предполагаемых преступлений было зарегистрировано в рамках военной системы правосудия, и было вынесено всего 108 обвинительных приговоров.
Это говорит нам о том, что командиры обладают потрясающей властью принимать решения относительно того, будут ли обвиняться в изнасиловании вообще, и обычно используют это для подавления таких обвинений. Рассмотрим, например, что из 2339 официально зарегистрированных сексуальных посягательств, рекомендованных военными следователями для арбитража в 2019 году, командиры приняли меры только в 1629 случаях. Другими словами, около трети из них оставили без рассмотрения.
Из тех, кто был привлечен к системе военной юстиции, менее половины фактически предстали перед судьей в системе военного трибунала. В худшем случае оставшиеся обвиняемые получали от командиров внесудебные наказания - дополнительные обязанности, снижение заработной платы или звания - или просто увольнялись со службы. И все это происходило целиком по усмотрению командного состава.
Все это объясняет, почему законопроект Гиллибранда-Эрнста является долгожданным отходом от классического случая, когда лиса охраняет курятник. По крайней мере, тем, у кого меньше конфликта интересов и (будем надеяться) больше, чем просто символическое количество обучения, когда дело доходит до сексуального насилия, домогательств и других форм насилия, будет поручено решить, следует ли судить предполагаемое преступление.
Давайте продолжим
Недавно я разговаривала с молодой девушкой-новобранцем ВВС, которая считала военную службу единственным средством оплаты четырехлетнего обучения в университете, не принося огромных долгов в средний возраст. Однако меня поразило то, насколько больше она боялась нападений летчиков-мужчин, чем вероятности того, что она когда-либо будет ранена или убита в зоне боевых действий. И в таком порядке страхов она не могла быть более точной, поскольку это  подтверждается статистикой боевых смертей и сообщений о сексуальных домогательствах.
Кроме того, в наши дни такие новобранцы, как она, входят в армию в тени леденящего кровь убийства Spc. Ванесса Гиллен , 20-летнего солдата армии. Она пропала без вести в апреле 2020 года из Форт-Худ, штат Техас, вскоре после сообщения о том, что вышестоящий офицер сексуально домогался ее, неоднократно приводил ее в пример после того, как она отказала ему, и, наконец, подошел к ней, когда она занималась личной гигиеной. Ее расчлененное тело позже было найдено в ящике на базе. Среди ее предполагаемых убийц были солдат, обвиняемый в сексуальных домогательствах по отдельному делу, и его гражданская девушка. Армейский отчет об убийстве Гиллен и событиях, которые привели к нему, пришел к выводу, что ни один из ее руководителей не предпринял соответствующих действий в ответ на ее обвинения в сексуальных домогательствах.
Убийство вызвало возмущение общественности, в том числе среди женщин из вооруженных сил, которые быстро придумали в Твиттере хэштег #IamVanessaGuillen и обнародовали свои собственные рассказы о нападениях во время службы в армии. Ее случай, по сути, стал бы главным катализатором принятия законопроекта Сената, который получил поддержку широкого круга сторонников, в том числе Элизабет Уоррен (штат Массачусетс) и Теда Круза (штат Техас).
Хотя я никогда не думала, что процитирую Теда Круза, позвольте мне повторить его реакцию на законопроект: «Пора, черт возьми».
Небольшое начало
Тем не менее, убийство Гиллен и инициированное им законодательство порождают следующий вопрос: если потребовалась смерть молодой женщины, сообщившей о сексуальных домогательствах, чтобы выдвинуть такой относительно робкий законопроект, что потребуется для того, чтобы полностью переместить судебное преследование насильственных преступлений с военных баз в обычную судебную систему? Я содрогаюсь при мысли об ответе на этот вопрос.
В то утро, когда у меня начались родовые схватки, мой муж находился на военной базе в нескольких минутах ходьбы, выполняя свои обязанности старшего офицера на подводной лодке с баллистическими ракетами. Поскольку боли усиливались с каждым часом, я позвонил на базу, чтобы сообщить ему, что у меня схватки. Мне не терпелось добраться до него вовремя, чтобы меня отвезли в больницу, пока надвигающаяся снежная буря не сделала проезд по предгорьям Каскадных гор опасным.
Его коллеги неоднократно утверждали, что он недоступен даже для них. В конце концов, я сказала одному из них между вздохами: «Ради всего святого, просто скажите ему, что у меня роды, и мне нужно, чтобы он отвез меня в больницу»
Четыре часа спустя, ничего не слыша с базы, я смотрела, как мой муж с усталым и грустным видом вошел в дверь. Никто даже не удосужился передать ему мое сообщение. Когда я села на пол, где я пыталась справиться с болью, он на мгновение рухнул на диван в своей синей камуфляжной форме и сказал мне, что его вызвали, чтобы помочь в слушании дела о сексуальном насилии и, возможно, дело об изнасиловании дочери одного из его моряков. Пока он готовился отвезти меня в больницу, я слушала, как он описывал то, с чем он имел дело. Я могла видеть напряжение на его лице, напряженное выражение, появившееся после часов прослушивания человеческих страданий.
По крайней мере, тот случай был услышан. Однако не менее важен и другой момент: группа мужчин - мой муж и другие командиры, предположительно не знающие о сексуальном насилии - были назначены для слушания дела о возможном изнасиловании ребенка.
Во множестве других случаев, о которых я слышала за годы работы в качестве супруги военнослужащего и терапевта для ветеранов и семей военнослужащих, я была также поражена тем, как мужчины-командиры без подготовки обращались с пережившими такие нападения и с женщинами в целом. Я видела, как некоторые из тех же мужчин шутят о том, как поведение и настроение женщин, даже способности меняются в зависимости от их «времени месяца» или статуса беременности. Я слышала, как некоторые из них отпускали сексистские или гомофобные шутки о военнослужащих-женщинах и геях, или слышала, как они угрожали «разорвать им еще одну задницу», когда товарищи по плаванию не оправдали ожиданий. В армии насилие - первое, что вы замечаете.
В тот день, дрожа от схваток на поздних сроках родов, когда мой муж нес меня через падающий снег в больницу, я подумала о нашей дочери, которая вот-вот должна родиться: где она будет в безопасности в этом мире? Кто отвечает за ее защиту? Чтобы защитить нас? Я крепче обняла живот и решила попытаться внести свой вклад.
И сегодня, годы спустя, я все еще задаюсь вопросом, проявит ли кто-либо, помимо группы сенаторов и военных защитников, заинтересованность в привлечении военнослужащих к ответственности за уважение достоинства  всех остальных нас.