Понемножку обо всем
233,713
4,060
|
Хранитель Храма ( Слушатель ) |
| 23 окт 2021 13:43:57 |
Испуганный класс
новая дискуссия Статья 180
Испуганный класс
ТОМАС ХАРРИНГТОН,
19 ОКТЯБРЯ, 2021 Г.
Они повсюду вокруг нас, особенно те из нас, кто живет в относительно благополучных мегаполисах США или Западной Европы. Несмотря на то, что они - по крайней мере в материальном плане - принадлежат к числу самых удачливых людей, когда-либо ходивших по земле, они очень напуганы. И они хотят, чтобы вы тоже очень испугались.
Действительно, многие из них видят в вашем отказе быть столь же напуганным, как и они, по поводу неизбежных жизненных рисков, как серьезную проблему, которая дает им и их часто могущественным и влиятельным попутчикам право прибегать к всевозможным авторитарным практикам, чтобы гарантировать, что вы будете придерживаться их все более и более невротический взгляд на реальность.
Эта тенденция в последнее время находится в полном расцвете, поскольку люди, которые безопасно сидели за своими ноутбуками в течение последних 20 месяцев, кричали и угрожали тем, кто отсутствовал на рабочих местах и мясоперерабатывающих заводах, свободно смешиваясь с другими и вирусом, чтобы усвоить свои собственные навязчивые идеи.
И когда эти якобы невежественные другие - чей склад эмпирических данных об опасностях вируса легко превосходит запасы портативных компьютеров - отказываются подчиняться требованию испугаться, они встречают всевозможные осуждения.
С исторической точки зрения это странное явление.
На протяжении большей части записанного времени процветание и образование были воротами в жизнь, в которой относительно не было беспокойства. Но теперь люди, которые больше всего пользуются этими преимуществами, похоже, охвачены тревогой и, что нередко бывает у многих людей, страдающих этой чумой, и одержимы желанием поделиться своими несчастьями с другими.
Дело здесь не в том, чтобы преуменьшить реальную цену беспокойства для жизни многих людей и не отвергнуть его как реальную проблему для общественного здравоохранения. Скорее, это вопрос, как и почему он так быстро распространяется среди тех, у кого, по крайней мере на поверхности, меньше причин страдать от него, чем у подавляющего большинства их собратьев.
Думаю, есть несколько возможных объяснений.
Один из способов объяснения этого явления - в контексте неравенства доходов и его разрушительного воздействия на форму и размер верхнего среднего класса и тех, кто все еще считает, что у них есть реальный шанс пополнить его ряды. Те, кто «попал» в эту подгруппу, глубоко осознают нестабильный характер своего статуса в мире корпоративных выкупов и безудержных увольнений. И они беспокоятся, что не смогут дать своим детям возможность сохранять то, что они видят, правильно или неправильно, как единственную реальную версию хорошей жизни.
Таким образом, когда люди, находящиеся на вершине, после 11 сентября приняли решение сделать разжигание страха краеугольным камнем политической мобилизации во все более постполитическом и посткоммунальном обществе, они нашли готовый резерв поддержки в этом тревожном, если также относительно благополучная когорта населения.
И после двух десятилетий ежедневного массажа их и без того тревожного внутреннего “я” постоянным барабанным боем страха (и диеты Трампа в роли Гитлера на десерт) и они, и их дети, как спелый плод, попали в руки тех, кто хотел продать им "беспрецедентную" угрозу, исходящую от болезни, которая оставляет 99,75 % ее жертв удивительно живыми.
Еще одним слоем к этому общему явлению является растущая изоляция наших образованных классов от «физической жизни» как в их работе, так и в общественной жизни.
До 1990-х годов для кого-либо, кроме самых богатых из богатых, было практически невозможно не иметь активного или пассивного знакомства с миром физического труда. Действительно, в течение первых трех или четырех десятилетий после Второй мировой войны многие из тех, кто мог позволить себе финансово избавить своих детей от этого знакомства с физической работой, часто этого не делали, поскольку считали, что знание того, что значит потеть, болеть, быть сокрушительно скучающим и нередко униженным в течение дня было важно для обретения более всестороннего и чуткого понимания условий жизни человека.
Все это закончилось, когда финансиализация экономики и рост Интернета сделали то, что Кристофер Лэш прозорливо назвал «восстанием элит», гораздо более ощутимым.
Например, очень немногие из моих студентов когда-либо работали летом на чем-либо, кроме офисной работы, часто получаемой через семейные связи. Таким образом, у них мало понимания и, следовательно, мало сочувствия к тому, насколько жестокой и унизительной может быть повседневная работа для стольких людей.
Это отчуждение от физического также можно увидеть в семейной жизни. Преобладающий и редко оспариваемый эдикт “иди туда, где есть деньги” — виртуальная религия для тех, кто стремится продвинуться в культуре США, — означает, что большое количество детей теперь растут вдали от своих расширенных семей. Однако мы редко говорим о встроенных затратах на подписку на этот идеал.
Общаться и слушать бабушек и дедушек, дядюшек и тетушек на регулярной основе и лично очень отличается от того, чтобы видеть этих людей в эпизодических постановочных праздничных ритуалах или время от времени в Zoom. В первом случае ребенок попадает в среду, которая, к лучшему или худшему, структурирует его понимание того, как устроен мир, и заставляет его осознать свое отношение как к прошлому, так и к другим людям и их индивидуальным историям.
Могут ли они позже решить, по очень веским причинам, разорвать эту конкретную сеть повествований? Конечно. Но когда они это сделают, они, по крайней мере, будут придерживаться идеи стабильной и укоренившейся идентичности в качестве жизненной цели, то, что мои беседы со студентами за последнее десятилетие заставили меня поверить, что многие из них больше не видят возможности или даже необходимости.
Увеличивающаяся дистанция между теми, кто работает в антисептических рамках информационной экономики, и теми, кто все еще зарабатывает себе на жизнь своим телом, более того, привела многих из первой группы в состояние огромного замешательства в отношении различия между словом и делом.
Работать в академических кругах, как я делал в течение последних трех десятилетий, - значит быть окруженным людьми, которые искренне верят, что слова, которыми человек обменивается с другими, так же экзистенциально весомы и значимы, как физическое насилие над телом. Это не только показывает, как мало из них когда-либо участвовали в настоящей драке, но и насколько они слепы к фундаментальной роли, которую физическое насилие и/или надвигающаяся угроза его применения всегда играли в игре по принуждению многих подчиняться воле немногих.
И вот почему так много из них, повторяя морализаторские, хотя и фактически незначительные, тезисы, которые им дает глубоко коррумпированный медиа-истеблишмент, так озадачены физическими нападениями на тела людей, которые сейчас происходят во имя “борьбы с Ковидом”. Именно поэтому тревожное число тех, кого они учат, искренне верят, что услышать, как кто-то критикует идеологическую конструкцию, которую другой человек назвал хорошей и правильной, гораздо более проблематично, чем заставить кого-то вводить экспериментальный препарат под угрозой потери средств к существованию.
Но, возможно, наиболее важной причиной подъема «Напуганного класса» является нападение современной потребительской культуры на тысячелетнюю практику предоставления молодежи того, что Джозеф Кэмпбелл назвал «адекватным мифическим обучением». Ведь мифы о Кэмпбелле - это, прежде всего, средство сделать прививку молодым людям от страха осознания того, что мы все обречены на дряхлость и смерть, а также на жестокость, причиненную во время этого марша к забвению.
По его мнению, эти истории показывают молодежи, как другие боролись со своими страхами в прошлом и научились находить смысл и последовательность в кажущейся абсурдности своих ситуаций. Они доводят до ума сообщение о том, что нет ничего, приближающегося к жизненной полноте и значительному психологическому росту без многократного принятия риска и постоянного взаимодействия со страхом. Короче говоря, они внушают молодежи идею о том, что они отнюдь не одиноки в своих экзистенциальных дилеммах.
С точки зрения потребительской культуры, однако, мифически закрепленный человек, то есть тот, кто способен представить свою нынешнюю борьбу в широкой, последовательной и исторически обоснованной перспективе, является очень тревожной вещью.
Почему?
Потому что такие люди гораздо менее подвержены влиянию, основанному в основном на страхе, которые управляют производством и потреблением зачастую несущественных товаров, от которых зависит дальнейший рост и расширение системы. Если подросток слышал истории, которые подчеркивают повсеместное распространение неловких чувств среди людей его возраста, и то, как многие до них прошли через эти трудности и стали сильнее и мудрее, то он с гораздо меньшей вероятностью будет тосковать по покупке “решения” проблемы, предложенного ему коммерческими организациями.
Было сказано, что со временем мы склонны “становиться тем, что мы делаем”. Похоже, что после организации кампании за кампанией страха от имени действительно могущественных, “грамотные” комфортные классы пришли к убеждению в своей собственной глупости до такой степени, что у них возникают проблемы с пониманием или даже терпимостью к тем, кто всегда потреблял свое порно страха, созданное наемниками, с большой порцией соли.
Что еще хуже, эта напуганная элита, похоже, думает, что теперь они могут исправить отсутствие доверия со стороны тех, кто живет за пределами их мрачной тюрьмы тревоги, просто увеличив громкость на машине паники. Я подозреваю, что они могут столкнуться с большим и гораздо более «физическим» набором ответов, чем они когда-либо могли себе представить.
ТОМАС ХАРРИНГТОН,
19 ОКТЯБРЯ, 2021 Г.
Они повсюду вокруг нас, особенно те из нас, кто живет в относительно благополучных мегаполисах США или Западной Европы. Несмотря на то, что они - по крайней мере в материальном плане - принадлежат к числу самых удачливых людей, когда-либо ходивших по земле, они очень напуганы. И они хотят, чтобы вы тоже очень испугались.
Действительно, многие из них видят в вашем отказе быть столь же напуганным, как и они, по поводу неизбежных жизненных рисков, как серьезную проблему, которая дает им и их часто могущественным и влиятельным попутчикам право прибегать к всевозможным авторитарным практикам, чтобы гарантировать, что вы будете придерживаться их все более и более невротический взгляд на реальность.
Эта тенденция в последнее время находится в полном расцвете, поскольку люди, которые безопасно сидели за своими ноутбуками в течение последних 20 месяцев, кричали и угрожали тем, кто отсутствовал на рабочих местах и мясоперерабатывающих заводах, свободно смешиваясь с другими и вирусом, чтобы усвоить свои собственные навязчивые идеи.
И когда эти якобы невежественные другие - чей склад эмпирических данных об опасностях вируса легко превосходит запасы портативных компьютеров - отказываются подчиняться требованию испугаться, они встречают всевозможные осуждения.
С исторической точки зрения это странное явление.
На протяжении большей части записанного времени процветание и образование были воротами в жизнь, в которой относительно не было беспокойства. Но теперь люди, которые больше всего пользуются этими преимуществами, похоже, охвачены тревогой и, что нередко бывает у многих людей, страдающих этой чумой, и одержимы желанием поделиться своими несчастьями с другими.
Дело здесь не в том, чтобы преуменьшить реальную цену беспокойства для жизни многих людей и не отвергнуть его как реальную проблему для общественного здравоохранения. Скорее, это вопрос, как и почему он так быстро распространяется среди тех, у кого, по крайней мере на поверхности, меньше причин страдать от него, чем у подавляющего большинства их собратьев.
Думаю, есть несколько возможных объяснений.
Один из способов объяснения этого явления - в контексте неравенства доходов и его разрушительного воздействия на форму и размер верхнего среднего класса и тех, кто все еще считает, что у них есть реальный шанс пополнить его ряды. Те, кто «попал» в эту подгруппу, глубоко осознают нестабильный характер своего статуса в мире корпоративных выкупов и безудержных увольнений. И они беспокоятся, что не смогут дать своим детям возможность сохранять то, что они видят, правильно или неправильно, как единственную реальную версию хорошей жизни.
Таким образом, когда люди, находящиеся на вершине, после 11 сентября приняли решение сделать разжигание страха краеугольным камнем политической мобилизации во все более постполитическом и посткоммунальном обществе, они нашли готовый резерв поддержки в этом тревожном, если также относительно благополучная когорта населения.
И после двух десятилетий ежедневного массажа их и без того тревожного внутреннего “я” постоянным барабанным боем страха (и диеты Трампа в роли Гитлера на десерт) и они, и их дети, как спелый плод, попали в руки тех, кто хотел продать им "беспрецедентную" угрозу, исходящую от болезни, которая оставляет 99,75 % ее жертв удивительно живыми.
Еще одним слоем к этому общему явлению является растущая изоляция наших образованных классов от «физической жизни» как в их работе, так и в общественной жизни.
До 1990-х годов для кого-либо, кроме самых богатых из богатых, было практически невозможно не иметь активного или пассивного знакомства с миром физического труда. Действительно, в течение первых трех или четырех десятилетий после Второй мировой войны многие из тех, кто мог позволить себе финансово избавить своих детей от этого знакомства с физической работой, часто этого не делали, поскольку считали, что знание того, что значит потеть, болеть, быть сокрушительно скучающим и нередко униженным в течение дня было важно для обретения более всестороннего и чуткого понимания условий жизни человека.
Все это закончилось, когда финансиализация экономики и рост Интернета сделали то, что Кристофер Лэш прозорливо назвал «восстанием элит», гораздо более ощутимым.
Например, очень немногие из моих студентов когда-либо работали летом на чем-либо, кроме офисной работы, часто получаемой через семейные связи. Таким образом, у них мало понимания и, следовательно, мало сочувствия к тому, насколько жестокой и унизительной может быть повседневная работа для стольких людей.
Это отчуждение от физического также можно увидеть в семейной жизни. Преобладающий и редко оспариваемый эдикт “иди туда, где есть деньги” — виртуальная религия для тех, кто стремится продвинуться в культуре США, — означает, что большое количество детей теперь растут вдали от своих расширенных семей. Однако мы редко говорим о встроенных затратах на подписку на этот идеал.
Общаться и слушать бабушек и дедушек, дядюшек и тетушек на регулярной основе и лично очень отличается от того, чтобы видеть этих людей в эпизодических постановочных праздничных ритуалах или время от времени в Zoom. В первом случае ребенок попадает в среду, которая, к лучшему или худшему, структурирует его понимание того, как устроен мир, и заставляет его осознать свое отношение как к прошлому, так и к другим людям и их индивидуальным историям.
Могут ли они позже решить, по очень веским причинам, разорвать эту конкретную сеть повествований? Конечно. Но когда они это сделают, они, по крайней мере, будут придерживаться идеи стабильной и укоренившейся идентичности в качестве жизненной цели, то, что мои беседы со студентами за последнее десятилетие заставили меня поверить, что многие из них больше не видят возможности или даже необходимости.
Увеличивающаяся дистанция между теми, кто работает в антисептических рамках информационной экономики, и теми, кто все еще зарабатывает себе на жизнь своим телом, более того, привела многих из первой группы в состояние огромного замешательства в отношении различия между словом и делом.
Работать в академических кругах, как я делал в течение последних трех десятилетий, - значит быть окруженным людьми, которые искренне верят, что слова, которыми человек обменивается с другими, так же экзистенциально весомы и значимы, как физическое насилие над телом. Это не только показывает, как мало из них когда-либо участвовали в настоящей драке, но и насколько они слепы к фундаментальной роли, которую физическое насилие и/или надвигающаяся угроза его применения всегда играли в игре по принуждению многих подчиняться воле немногих.
И вот почему так много из них, повторяя морализаторские, хотя и фактически незначительные, тезисы, которые им дает глубоко коррумпированный медиа-истеблишмент, так озадачены физическими нападениями на тела людей, которые сейчас происходят во имя “борьбы с Ковидом”. Именно поэтому тревожное число тех, кого они учат, искренне верят, что услышать, как кто-то критикует идеологическую конструкцию, которую другой человек назвал хорошей и правильной, гораздо более проблематично, чем заставить кого-то вводить экспериментальный препарат под угрозой потери средств к существованию.
Но, возможно, наиболее важной причиной подъема «Напуганного класса» является нападение современной потребительской культуры на тысячелетнюю практику предоставления молодежи того, что Джозеф Кэмпбелл назвал «адекватным мифическим обучением». Ведь мифы о Кэмпбелле - это, прежде всего, средство сделать прививку молодым людям от страха осознания того, что мы все обречены на дряхлость и смерть, а также на жестокость, причиненную во время этого марша к забвению.
По его мнению, эти истории показывают молодежи, как другие боролись со своими страхами в прошлом и научились находить смысл и последовательность в кажущейся абсурдности своих ситуаций. Они доводят до ума сообщение о том, что нет ничего, приближающегося к жизненной полноте и значительному психологическому росту без многократного принятия риска и постоянного взаимодействия со страхом. Короче говоря, они внушают молодежи идею о том, что они отнюдь не одиноки в своих экзистенциальных дилеммах.
С точки зрения потребительской культуры, однако, мифически закрепленный человек, то есть тот, кто способен представить свою нынешнюю борьбу в широкой, последовательной и исторически обоснованной перспективе, является очень тревожной вещью.
Почему?
Потому что такие люди гораздо менее подвержены влиянию, основанному в основном на страхе, которые управляют производством и потреблением зачастую несущественных товаров, от которых зависит дальнейший рост и расширение системы. Если подросток слышал истории, которые подчеркивают повсеместное распространение неловких чувств среди людей его возраста, и то, как многие до них прошли через эти трудности и стали сильнее и мудрее, то он с гораздо меньшей вероятностью будет тосковать по покупке “решения” проблемы, предложенного ему коммерческими организациями.
Было сказано, что со временем мы склонны “становиться тем, что мы делаем”. Похоже, что после организации кампании за кампанией страха от имени действительно могущественных, “грамотные” комфортные классы пришли к убеждению в своей собственной глупости до такой степени, что у них возникают проблемы с пониманием или даже терпимостью к тем, кто всегда потреблял свое порно страха, созданное наемниками, с большой порцией соли.
Что еще хуже, эта напуганная элита, похоже, думает, что теперь они могут исправить отсутствие доверия со стороны тех, кто живет за пределами их мрачной тюрьмы тревоги, просто увеличив громкость на машине паники. Я подозреваю, что они могут столкнуться с большим и гораздо более «физическим» набором ответов, чем они когда-либо могли себе представить.
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!