Ранее судимый шеф КГБ

Даже на официальных церемониях Виктор Чебриков увлеченно играл роль тайного агента, на всякий случай прячась от фотографов за спинами товарищей

       
       Обычно искать подходы к бывшему высокопоставленному руководителю приходится долго и трудно. А тут все шло как по маслу. Малознакомый экс-зампред КГБ "сдал" домашний телефон своего недавнего шефа, Чебрикова, легко и не без удовольствия. Сам Виктор Михайлович тоже упирался всего несколько минут: "Дать интервью я обещать не могу. Я вас не знаю. Нужно сначала поговорить, познакомиться". Извинился, что не может принять меня дома, и предложил встретиться в редакции. Договорились. Еще пару минут мы согласовывали время: ему нужно было сидеть с заболевшей женой, забрать из школы внучку. Встречу назначили на воскресенье.
       Его привезли точно в назначенное время на видавшей виды служебной черной "Волге". (Потом редакционный охранник сказал, что машина подъехала намного раньше и стояла в отдалении. Чекист, он и на пенсии чекист: осматривался, изучал обстановку.) По пути к кабинету он оглядывал наше хозяйство с выражением суровой значительности на лице. Войдя, снял кепку, тяжелое драповое пальто, по-хозяйски расположился в кресле, достал из потертого дипломата исписанные шариковой ручкой листки, протянул их мне с улыбкой: "Я готовился к нашей встрече. И хотел бы, чтобы вначале вы прочли то, что я написал для вас". На тщательно пронумерованных страничках, по сей день хранящихся у меня, он изложил весь свой жизненный путь:
       "с 14 лет член ВЛКСМ
       с 16 лет председатель ученического комитета школы (избирается общим собранием старших классов школы)
       21 год — командир стрелкового батальона
       21 год — член КПСС, в 20 лет кандидат в члены КПСС
       в 30 лет первый секретарь райкома партии
       в 37 лет первый секретарь горкома партии
       в 40 лет второй секретарь обкома партии
       в 45 лет заместитель председателя КГБ СССР
       в 59 лет председатель КГБ СССР
       в 65 лет секретарь ЦК КПСС".
       "Ну как?" — "Да, собственно,— говорю,— я тоже готовился к нашей встрече. И все это уже читал". Чебриков удивился: "Таких подробностей в энциклопедиях нет".— "Так ведь я видел вашу анкету в архиве ЦК". И тут я понял, почему в КГБ его за глаза называли Ошпаренным. Его очень бледное лицо в мгновение ока стало багрово-красным. "Значит, и про судимость вы все знаете... Только вы учтите, что вину я искупил!" Мне показалось, что его глаза стали влажными. "И вины-то, по правде, никакой не было..."
       Вот те на! Анкета, что я видел, была на выезд — в составе делегации, кажется, в Чехословакию. И никаких сведений о судимости в ней, конечно же, не было.
       
Бить главного — изо всей мочи и неожиданно

Сослуживцы считали его суровым и жестоким. А он был очень обидчивым, ценил литературу и литераторов, с которыми любил встречаться на конспиративных квартирах

       
В следующий раз он пригласил меня к себе.
       Так случилось, что незадолго до этой встречи я прогуливался недалеко от его дома по арбатским переулкам с отставным полковником КГБ, который, помимо прочего, рассказывал мне и о Чебрикове. "Суровый был руководитель. Жесткий до жестокости. Тогда случилось несколько провалов подряд. И меня несколько раз вызывал Ошпаренный. Посмотрит в глаза и спросит: 'Ну, докладывайте, как вы предали партию и родину!' У меня, когда я заходил в его кабинет, руки сами собой складывались за спиной. Думал, что прямо отсюда без пересадки отправят в 'Лефортово'. Куратора нашего подразделения после одной из этих бесед с тяжелым инфарктом увезли в госпиталь".
       А мне поначалу Виктор Михайлович показался совсем другим. Не столько твердым, сколько упорным. И очень обидчивым. Прежде всего он попросил меня, чтобы то, что я напишу, состояло из трех равных частей: детство и война, партийная работа, служба в КГБ. Я попытался объяснить ему, что он интересует читателей только и исключительно в качестве руководителя КГБ. И что ни один редактор, находящийся в здравом уме, не станет печатать воспоминания секретаря райкома и обкома. Он согласился со мной, но страшно обиделся. А во время нескольких следующих встреч настойчиво рассказывал именно о своей молодости.


       Родился он в 1923 году в Днепропетровске и очень гордился своим пролетарским происхождением. С удовольствием рассказывал о том, что большинство его родных были квалифицированными рабочими на заводе, выросшем из паровозоремонтных мастерских. "А знаете, что это было до революции? Слесарем в железнодорожные мастерские было устроиться труднее, чем в мое время в космонавты! Мой дядя, устраиваясь в эти мастерские до революции на работу, учеником токаря, должен был пройти проверку на благонадежность в жандармском управлении. Запросы и ответы сохранились в архиве. Я прочитал и удивился. Попросил товарищей подобрать мне руководящие документы жандармерии. Вот там была система! Все было предусмотрено до мелочей".— "А в результате? — спрашиваю.— Где империя, которую жандармерия защищала от врагов внешних и внутренних?" Чебриков промолчал, но снова обиделся.
       Огненно-рыжего подростка Витю Чебрикова, как водится, много и часто дразнили соседские мальчишки. Дело обычно заканчивалось потасовками, из которых он редко выходил победителем. И тогда отец дал ему главный в жизни совет: нужно бить сразу самого сильного противника. Изо всей мочи и неожиданно. На следующий день, когда Витя возвращался из школы, ватага уличных пацанов завела свое обычное: "Рыжий, рыжий!" Он подошел к самому старшему, схватил его за волосы, дернул вниз и шарахнул коленом в нос. "Много было крови,— говорил Чебриков.— Но больше меня никто не дразнил".


       В 1941 году направили в офицерское училище. О войне он вспоминал охотно: "Ведь всю войну в пехоте. От первого до последнего дня. Я подсчитал как-то — шестнадцать тысяч километров на своих двоих". Видимо, как и для многих фронтовиков, война стала самым ярким периодом его жизни. В 1944 году стал комбатом и майором. Первой его наградой был орден Александра Невского. Но больше всего он гордился медалью "За оборону Сталинграда". И говоря об этом, вдруг снова начинал обижаться: "Вот видите, я защищал Сталинград. А меня в газете недавно обозвали консерватором".
       После войны окончил Днепропетровский металлургический институт — кузницу руководящих партийных кадров, где задолго до Чебрикова учились Брежнев и многие члены его команды. Но, как утверждал он сам, никакого отношения к "брежневской мафии" (произнося это, он морщился) он не имел. А на партийную работу попал потому, что его выдвинули старшие товарищи.
       Карьера Чебрикова и здесь развивалась более чем удачно. Когда Хрущев создал в каждой области по два обкома — промышленный и сельский, открылось много руководящих вакансий. Правда, при обратном воссоединении обкомов он чуть было не оказался за бортом. Секретарей оказалось больше, чем вакансий. И товарищи решили найти в его работе недостатки. Вспомнив, чему в детстве учил отец, подошел к первому секретарю обкома, когда тот этого не ожидал, и твердо сказал, что не позволит шельмовать себя. И что недостатков в работе у него гораздо меньше, чем у других руководителей в области.
       
Полная статья по ссылке

Ссылка