Первые зрители «Семнадцати мгновений весны» были убеждены, что перед ними подлинная история, перенесённая на экран. Сегодня ни для кого не секрет, что СССР не располагал в высших эшелонах рейха агентом такого уровня. Но коль в этом персонаже переплетены судьбы доброго десятка реальных советских разведчиков, значит, Штирлиц был, есть и будет. До тех пор, пока существует сама разведка.
Вячеслав Тихонов в роли Штирлица Верить никому нельзя. Мне — можно
Вопреки флуктуирующему по Интернету мнению «диванных кинокритиков», Татьяну Лиознову никто не заставлял включать в картину кинохронику военного времени. Это было её собственное решение, поддержанное главным оператором Петром Катаевым и художником-постановщиком Борисом Дуленковым. Поначалу в Красногорск, где и по сию пору располагается Государственный архив кинофотодокументов, они ездили втроём. Но вскоре Татьяна Михайловна поняла, что эти просмотры необходимы всей съёмочной группе, включая актёров. Сколько километров плёнки они отсмотрели, уже и не сосчитать! Отбор хроникального материала для картины занял больше двух месяцев.
Результат стоил затраченных усилий. Стилизация под документ, усиленная отбивками по датам, выдержками из «личных дел», разнообразной «информацией к размышлению», давала создателям фильма право сделать зрителя не наблюдателем, а свидетелем разворачивавшихся на экране событий. Да, хронометраж происходящего по дням и часам задан достаточно условно. И личные дела сотрудников Управления имперской безопасности выглядели иначе. И характеристики на членов НСДАП включали в себя другие параметры. И информация к размышлению порой грешит неточностями. Но иллюзия приобщения зрителя к высшим тайнам Второй мировой работает даже сейчас, когда не выходя из дома за два клика можно добраться до несметного числа архивов, мемуаров и научных исследований. А тогда, в нач. 1970-х, эффект полного погружения в историческую реальность был практически стопроцентным.
Некоторых это даже раздражало. Например, известный писатель и сценарист Григорий Бакланов, боевой офицер, дошедший со своим артполком до Будапешта и Вены, впоследствии ставший одним из наиболее ярких представителей так называемой лейтенантской прозы, укорял Татьяну Лиознову в том, что по фильму выходит, что войну выиграла наша разведка, тогда как на самом деле главная тяжесть легла на солдатские плечи. Григорий Яковлевич считал несправедливым, что подлинные герои войны, её чернорабочие, лишь мелькают на полустёртых кадрах кинохроники, теряющихся в глубокой тени, отбрасываемой блистательно-аристократичным Штирлицем. Тем более что про боевые действия художественных картин такого масштаба, как «Семнадцать мгновений», снято не было. То, что Штирлиц тоже солдат, только воюющий на фронте, который принято называть невидимым, яростный защитник «окопной правды» так, похоже, и не признал, но, как видим, иллюзии достоверности поддался и он.
Юлиан СемёновЕсли изъять «Семнадцать мгновений весны» из документальной оправы, получится обычный фильм в духе военных приключений. Увлекательный, однако недостаточно динамичный для такого жанра: темп раскручивания сюжета сильно подтормаживают тяжкие раздумья, то и дело одолевающие главного героя. Но если перед нами не «боевик», а «документальный военный детектив», то всё становится на свои места. Зритель прекрасно понимает, что повествование в режиме реального времени — вот совещание в бункере фюрера, вот приём по случаю его дня рождения, а вот инспекционная поездка на фронт Германа Геринга — требует неспешности и обстоятельности. В том числе и в размышлениях: Штирлиц идёт по коридору, смотрит в небо, прогуливается по залам музея природоведения.
Впрочем, стилистика документальности позволяла помимо всего прочего ещё и отправить послание наиболее прозорливой части публики. Не будем забывать, что съёмки картины были инициированы Комитетом государственной безопасности, прилагавшим немало усилий для поддержания имиджа страны. Аналогия была достаточно прозрачна: в нач. 1970-х великие державы, как и в победном сорок пятом, заняты поисками взаимоприемлемых условий мирного сосуществования, и разведке в этой игре отводится далеко не последняя роль. Хельсинкское соглашение 1975 года — едва ли не самое убедительное тому подтверждение.
Можешь добавлять немного русской брани
Радистка Кэт — образ абсолютно литературный, созданный безудержным воображением Юлиана Семёнова. Ни о каких реальных прототипах в строгом значении этого слова и речи нет. И всё-таки существовала женщина, подарившая экранной Кате Козловой если не биографию, то, во всяком случае, характер. С разведчицей-нелегалом Анной Филоненко кураторы фильма познакомили Лиознову ещё до начала съёмок.
Радисткой она по основной своей специальности не была, хотя радиодело знала в совершенстве. В 1941 году Анну, тогда ещё Камаеву, готовили к подпольной работе в Москве, если бы город пришлось оставить. Группе девушек, в которую она входила, предстояло осуществить головоломную операцию по ликвидации фюрера. Когда врага от столицы отбросили, Анна несколько раз забрасывалась в немецкий тыл в составе диверсионных групп. Вскоре её перевели в Службу внешней разведки и в 1944 году отправили со спецзаданием в Мексику. Через два года Анна Камаева вернулась на родину и спустя некоторое время вышла замуж за своего коллегу Михаила Филоненко.
Анна ФилоненкоИх первенец Павел появился на свет в Москве без всяких приключений. А вот дочь Машу Анна рожала уже в Харбине, добросовестно крича по-чешски. По легенде, семья изображала политэмигрантов, бежавших из социалистической Чехословакии. Девочку потом даже крестили в католическом храме. В Китае чета Филоненко проработала три года. Следующим «пунктом назначения» для них стала Бразилия, где родился их третий ребёнок — Иван. И на этот раз Анне не изменили выдержка и хладнокровие — разведчица ничем себя не выдала. Деятельность супругов в Латинской Америке была весьма успешной, но из-за тяжёлой болезни Михаила им пришлось вернуться. Операция по выводу наших разведчиков из игры была разработана самым тщательным образом, чтобы не повредить агентурной сети, созданной ими в Латинской Америке. Их дети только в Союзе узнали, кто они на самом деле.
Выбор Екатерины Градовой на роль Кэт оказался снайперски точным. Актриса филигранно выстроила психологическую канву образа, опираясь на бесценные советы Анны Фёдоровны. За судьбой Кати, сдерживая слёзы, следила вся страна. Лиознова впоследствии вспоминала, как по окончании одной из серий ей дозвонились работницы какой-то ткацкой фабрики. Самой Татьяны Михайловны дома не было, и женщины насели на её маму, умоляя сказать только одно: закончится ли история Кэт благополучно, а то все переживают настолько, что работа в цеху стоит.
Пастор Шлаг или светлый образ его…
Ростиславу Плятту досталась в картине, пожалуй, самая сложная задача — сыграть священника, являющегося положительным героем. Актёру пришлось мобилизовать всё своё недюжинное дарование на поиск нужных красок. Он был, можно сказать, первопроходцем — подобных прецедентов советское кино не знало. Служители Церкви независимо от конфессии представали перед зрителями в лучшем случае в гротесково-комическом виде, в худшем выставлялись махровыми мракобесами и отъявленными негодяями. Ростислав Плятт сыграл эту роль с таким мастерством, что его пастор получился едва ли не самым человечным и душевным персонажем телесаги. Тому, что Шлаг мгновенно покорил сердца зрителей, удивляться не приходится. Восторги отечественной критики тоже вполне объяснимы. Потрясает другое — восхищение, которое вызвал экранный пастор у своих «коллег», заслужив немало тёплых слов от протестантских священнослужителей.
Ростислав Плятт в роли Шлага Они не только извинили создателей фильма за такую странность, как объявление пастора католическим священником (так указано в справке, которую зачитывают Айсману), тогда как по всем законам логики и разума ему полагается быть протестантским. В своих симпатиях к Шлагу они дошли до того, что наперебой стали предлагать кандидатуры его возможных прототипов. Кто-то называет пастора Пауля Шнайдера, выступившего против фашистов ещё в 1933-м. Его несколько раз арестовывали, но всё же выпускали, надеясь на то, что он «перевоспитается». Тщетно. В 1939-м Пауль Шнайдер погиб в Бухенвальде. Кто-то полагает, что это пастор Мартин Нимёллер, которого антифашистские проповеди привели в Дахау. По счастью, он уцелел и дожил до освобождения лагеря американцами. Но более всего сходства со Шлагом обнаруживают в судьбе пастора Дитриха Бонхёффера, имевшего немалый вес в международных религиозных и политических кругах. Когда война ещё была в самом разгаре, он ездил в Швецию и Швейцарию с целью убедить клерикальных иерархов объединить усилия католической и протестантской церквей в борьбе с фашизмом. В 1943-м его арестовали и, продержав два года в застенках гестапо, казнили в самом конце войны.
Несмотря на явные совпадения с биографиями реальных служителей Церкви, пастор Шлаг — персонаж вымышленный. Но «прообраз» у него всё-таки есть. Юлиан Семёнов наделил Шлага умом, обаянием, остроумием и логикой мышления своего друга — известного литературоведа и литературного критика Льва Аннинского. По воспоминаниям Льва Александровича, однажды он зашёл к писателю в гости, тот предложил ему разыграть в лицах диалог между Штирлицем и Шлагом и записал его на диктофон. Выбор писателем собеседника был неслучаен: Аннинский в то время работал в Институте философии, и христианское богословие входило в круг его профессиональных интересов. Многое из этой беседы Семёнов потом включил в свой роман. Когда книга вышла из печати, он подарил своему «соратнику» экземпляр с дарственной надписью: «Лёвушке — пастору Шлагу»...
Полная статья по ссылке
Ссылка