Тред №174535

Продолжение

http://www.analitik.…doc3432_2/
                                                   
                                                         О феномене русского оранжизма
 
   Как же реагировали на происходящее упомянутые выше умники-очкарики, книгочеи-завсегдатаи? Да никак. Не проронили ни единого звука. Лишь после того, как заседание окончилось, они подали голос, обрушившись со шквалом упрёков и недовольства в адрес… Малинковича и его единомышленников. Будущие оранжисты обвиняли представителей Клуба в политическом экстремизме, в большевистской непримиримости.

В подобной атмосфере Клуб протянул немногим более полугодия. Даже формальной регистрации своего детища активисты добиться не смогли.

Теперь в Киеве иные абсолютно русскоязычные господа публично нередко заявляют, что украинская культура «нам ближе».

Явственно просматривается в этих кругах и такая отчетливая тенденция –

2) Воля к сотворению кумиров.

В конце 1990-х будущие киевские оранжисты дружными рядами ринулись на лекции московского мыслителя и теоретика культуры А., который был одной из значительнейших фигур тогдашней российской интеллектуальной жизни. Не единственной фигурой, но новоявленным киевским поклонникам А. это было, однако, невдомёк. За годы «незалежности» живое ощущение московско-питерского культурного контекста в их среде изрядно поубавилось (так и не получив какой-либо адекватной компенсации). Да и тяги к подобной живой вовлечённости у них не было. А вот имитировать подобную тягу, убеждая не только окружающих, но и самих себя в том, что по-прежнему держат руку на пульсе современных интеллектуальных процессов, этим людям очень даже хотелось.

Своих целей добились в этой ситуации и устроители выступлений – руководители издательства «Дух і Літера» Л. Финберг и К. Сигов, а также поддержавший их инициативу тогдашний ректор Киево-Могилянской академии В. Брюховецкий. Всячески укрепляя харизму А. в киевской среде, устроители немало содействовали таким образом раскрутке собственных персон.

Киево-Могилянская академия присвоила московскому мыслителю степень почётного профессора. В связи с этим встал вопрос: на каком языке А. смог бы прочесть инаугурационную речь? Известно ведь, что выступления на русском в стенах националистической alma mater запрещены. В качестве выхода из создавшейся ситуации устроители предложили почётному гостю… выступить на языке, неизвестном большинству аудитории. В результате, А. прочёл свою речь на английском языке.

Хотя его выступление и сопровождалось переводом на украинский (то есть, всё же было таким хитроумным путём доведено до сведения слушателей), трудно было отделаться от ощущения натужной неестественности. Аудитория сделала для себя в этой ситуации вполне определённые выводы: вот что значит поступок настоящего русского интеллигента, испытывающего чувство вины перед несчастной, многострадальной украинской нацией.

Так устроителям церемонии (в недалёком будущем – активным вдохновителям Майдана) удалось — вольно или невольно — «впарить» в сознание русскоязычных киевлян установки, изрядно усилившие податливость последних идеологическим манипуляциям 2004-го года, на сей раз уже намеренным.

История с культом А. интересна, однако, не только сама по себе. Точно с таким же энтузиазмом будущие киевские оранжисты искали и политического мессию, способного осуществить вожделенные рыночные реформы. Кандидатуры на эту роль время от времени менялись: в начале «незалежности» подобные надежды возлагались на В. Чорновила, затем – на В. Ланового, в итоге – сконцентрировались на фигуре В. Ющенко.

Показательным феноменом выглядит факт, что люди, охотно слушавшие благочестивые проповеди А., в серьёзных общественных ситуациях демонстрировали поразительную

3) Терпимость к человеконенавистническим умонастроениям.

В январе 2004 г. Шевченковский районный суд Киева вынес решение о прекращении выпуска газеты «Сільські вісті». Основанием для позиции суда послужил факт публикации на страницах газеты зоологически-антисемитских измышлений Василия Яременко, никак не опровергнутых редакцией.

Казалось бы, подобное судебное решение имело основания снискать поддержку в прогрессивных городских кругах. Не тут-то было. Хлынул поток негодований, причины которого просты: наказанная газета была органом Социалистической партии Украины, ставшей в скором времени одной из ведущих оранжевых сил (Майдан ведь был уже не за горами).

Что ж, даже и при таких обстоятельствах «либеральные» интеллектуалы вполне могли бы прореагировать по-иному:

— призвать лидеров тогдашней антикучмистской оппозиции к отмежеванию от идейной линии газеты (что могло бы, между прочим, пойти на пользу позитивному имиджу оппозиции);

— констатировать факт недостаточности наказания одной газеты при условии, что имеются в стране и другие органы печати («Персонал», «Ідеаліст» и др.), пропагандирующие ксенофобию.

Вместо этого среда будущих оранжистов разразилась заявлениями, ставящими на одну нравственную доску воинствующее человеконенавистничество и попытки ему противодействовать (пусть не самые последовательные и эффективные). Действия инстанций, наказавших газету, в упомянутых заявлениях были (ау, изложенная выше история с Клубом!) квалифицированы как экстремистские.

Среди озвучивавших подобную позицию были и евреи (считаем возможным, уместным и правомерным коснуться данной темы, поскольку люди эти, вне зависимости от своего этнического происхождения, в большинстве своём, в последние десятилетия являлись частью русского Киева; причастность некоторых из них в нынешние времена к деятельности еврейских общественных организаций обусловлена, по преимуществу, прагматическими причинами).

В частности, сопредседатель комитета «Бабий Яр», правозащитник Семён Глузман, выступая на заседании комитета, специально посвящённом ситуации с «Сільськими вістями», нашёл следующее объяснение антисемитизму в современной Украине: всё дело, дескать, в том, что евреи составляли внушительный процент сотрудников украинского НКВД 1930-х. Выступление Глузмана не вызвало никаких возражений со стороны коллег по комитету. Демонстративно-протестный выход из зала двух возмущённых представителей независимой аудитории не нарушил «Версаля», царившего на заседании.

Итак, предпосылок для процветания оранжистских настроений в среде русскоязычных киевлян было накоплено достаточно.

Остаётся, между тем, ощущение, что подоплёка рассматриваемого феномена не исчерпывается ни идейными тенденциями, глобальными и локальными, ни конкретными обстоятельствами и фактами.

Явно присутствует в природе киевского русского оранжизма и некая таинственная, иррациональная составляющая.

Воистину заколдованное место – Киев. Меняются эпохи, происходят грандиозные исторические потрясения, на авансцену выдвигаются различные (подчас – не связанные между собой) социальные и этнические слои, различные (подчас – взаимоисключающие) политические силы, но все они почему-то упорно воспроизводят одну и ту же, неизменную атмосферу городской жизни. С поразительной стабильностью тон в городе задают обширные сообщества людей, не склонных к рефлексии, охотно поддающихся внушению, предпочитающих индивидуальному выбору, самостоятельной мысли бездумное хождение в стаде.

Кто знает: может быть позорное, чудовищное дело Бейлиса случилось почти век назад именно в Киеве оттого, что было в этом месте немало людей, способных верить дремучим наветам и мифам, подверженных стадному мракобесию.

Может быть, советский Киев 1960—1970-х был по-особому неуютным для людей ярких и талантливых, круче других регионов страны расправлялся с инакомыслящими оттого, что многочисленный городской обыватель воспринимал происходящее со стадным безразличием (не стоит, возможно, преувеличивать в этих случаях роль страха; времена на дворе были уже не сталинские).

И, конечно же, явно весомую роль в киевских событиях конца 2004-го года сыграло наличие несметного количества горожан, готовых с большой охотой предаваться стадной эйфории: исступлённо суетиться вокруг Майдана; верить в то, что установка на идеи хуторянско-провинциалистского толка – это и есть путь в Европу; принимать в качестве допустимой нормы общественного сознания развязные оскорбления вроде «язык попсы и блатняка» и безапелляционные напутствия вроде «Думай по-українськи!».

И, увы, наш диагноз таков: культурный Киев, в результате дрейфа в украино-националистическую (ныне читай — в оранжево-антирусскую) сторону неизбежно стал весьма более «провинциальной русской провинцией», чем Харьков, Одесса или Крым, и весьма более «провинциальной украинской провинцией», чем Ивано-Франковск (Станислав) или Львов.

Размышляя о феномене киевского русского оранжизма, следует учесть и классовое место интеллигенции в современном обществе.

Условно можно говорить о так называемом «среднем классе», окруженном, как в слоеном пироге, с двух сторон: сверху – олигархатом, интересующимся только деньгами и властью, снизу — «простым народом», интересующимся всем понемногу — от тех же денег до мыльных опер.

Не стоит сбрасывать со счетов и позицию мелких и средних буржуа, которые успели обзавестись умеренным капиталом и которых простыми приёмами нейро-лингвистического программирования накануне предыдущих президентских выборов укрепили в испугавшей их мысли, что «придут донецкие и отнимут бизнес». Как будто «днепропетровские» или «галицкие» акулы чем-то лучше.

Так вот, у тех, кто посередине, оказались включены идентитарные механизмы. Включены по нескольким причинам. Их спектр широк: от создания подушки экзистенциальной безопасности, стремления избежать чувства психологического дискомфорта в чужой цивилизационной среде, слиться с ней, до вполне прагматичных интересов — карьеру на интеллектуальном (относительно, конечно) поприще на Украине сегодня можно сделать только идентифицируя себя как «украинца». Обязательным условием подобной идентификации является отказ от русской культуры, русского языка, при этом допустим даже переход на позиции откровенной русофобии (всё остальное — вторично и не столь обязательно). То есть, руководствуется такая идентификация скорее негативными, чем позитивными принципами. Да и российская либеральная элита (исходящая в своих воззрениях из всё того же, рассмотренного выше, нового понимания «либерализма») склонна покровительственно относиться к таким антирусским настроениям (не только на Украине, но и в других бывших союзных республиках), использовать их в своих политических интересах, применять в качестве маркёра, легко позволяющего отличать «своих» от «чужих». Всё это также побуждает русскоязычных интеллигентов к самоидентификации в качестве «украинцев», причём — чем дальше, тем больше. Им так удобно. Удобно во всех смыслах. («Соблазн малым сим, диавольский соблазн...»!)

Увы, и сегодня мало надежд на то, что в сознании киевских и иных русских оранжистов произошли за последние 5 лет какие-либо существенные изменения. Скорее всего, и сейчас, как в ноябре-декабре 2004-го, они будут сотрясать воздух фанатичными воплями, идентичными прежним не только по сути, но даже по… ритмической структуре. Изменятся, по всей вероятности, лишь фонемы. Вместо «Ю-щен-ко!», «Ю-щен-ко!» в скором времени мы наверняка услышим «Я-це-нюк!».

Субъективно подчеркнем, что такая позиция русских и русскоязычных свидомитов значительно позорнее радикального национализма коренных и аутентичных галичан. С галичанами — всё понятно, у них своя историческая самоидентификация. По крайней мере, они свои убеждения отстаивают последовательно и непреклонно. Русской среде Украины и других бывших союзных республик такой стойкости катастрофически не хватает. И если эти мышцы не нарастут, то говорить об успехе антиоранжевого движения будет затруднительно.