Фото: из открытых источников, в качестве иллюстрации
Григорий АзарёнокВсе материалыЗдравствуй, Иосиф Виссарионович. Прости, что на ты. В моем сознании ты Царь, Император, Владыка полумира. А к Царям, Князьям на нашей земле издревле обращались на «ты». Для меня это знак огромного уважения и почти желания познать Тебя и твою эпоху, которое преследует меня всю жизнь.Совсем юным ты написал…
«Ходил он от дома к дому,
Стучась у чужих дверей,
Со старым дубовым пандури,
С нехитрою песней своей.
А в песне его, а в песне —
Как солнечный блеск чиста,
Звучала великая правда,
Возвышенная мечта».
Ты воспринимал себя как пророка. Много смотрел на звезды на единственном официальном рабочем месте до революции — в обсерватории. Но ведь по семинарии ты знал, что пророком можно стать только после перерождения. Как у Пушкина — надо, чтобы и глаза, и язык, и сердце вырвали. И только тогда можно будет возвестить великую правду. И ты пошел на это.
Ты полностью отрешился от себя. Закрылся от всех. Все запутал. И сейчас, спустя век, мы даже правильной даты рождения твоей не знаем.
Ты хорошо знал человеческую природу. И, как мне кажется, не любил ее за то, что вечно норовит поклонить голову золоту. Ты сам отрешился от себя. Но имел ли ты права настойчиво требовать этого от других? Ты считал, что имел.
Ты взошел на самую вершину на волне чудовищной смуты. Среди соратников — энергичных, бешеных — ты был всегда тих и спокоен. Нет ни одного воспоминания, чтобы ты хоть раз повысил голос. Ты был тих и не заметен. И переиграл всех.
Говорят, ты не выдержал один раз, когда посчитал, что жена предала тебя. Но сколько измен и предательств ты видел. А тут… видимо, она предала не лично тебя, а что-то, что знала в тебе только она. Что-то для тебя святое.
Ты хотел только власти, как говорят сейчас? Но тысячи библиотек, школ, домов культуры, новые города —зачем? Ты хотел, чтобы народ шел наверх, к знаниям, мечтам, великому — и ты тянул всех за собой.
Я не буду трясти старыми обвинениями, тем мусором, которым забросали твою могилу. Сейчас мы видим, как ты был прав. Когда у нас развелись пышным цветом — и диверсанты, и шпионы, и вредители, и саботажники, и интеллигенция повела себя именно так, как ты говорил. И все это низкопоклонство видим. Ты во всем был прав.
И Мандельштам знал, что делал, когда писал про «Душегуба и мужикоборца». И ты хотел его спасти, а его собрат Пастернак в ответ на твой вопрос намекнул на квартиру себе. Ты всем знал цену. Можно ли винить Пастернака за это. Ты и не обвинил. Просто в очередной раз убедился в своей правоте. И мы вновь и вновь в ней убеждаемся.
Ты угадал все даты. «10 лет, иначе нас сомнут». Так и случилось. Тебя уверяли — надо продолжать НЭП, надо идти медленно, надо, наконец, насытиться. Ты же сказал «нет». И повел народ дальше по пустыне коллективизации.
А потом ты вступил в схватку со всем континентом. Он был сильнее. Клетка для тебя была уже совсем рядом. И ты не уехал в Куйбышев. Твоя воля, неумолимая, несокрушимая, беспощадная ко всем и всему, и к себе в первую очередь, преодолела волю европейской империи.
А потом ты не повел ни одним мускулом, когда самодовольный и наглый Трумен сказал тебе об атомной бомбе.
И снова вверх потянул страну — убитую, разрушенную, дымящуюся — к новому свершению и новому рубежу. И появилась наша бомба. И благодаря этому мы и сейчас живы.
Ты всем знал цену. Ты сказал — «без меня империалисты вас передушат как котят». Ты знал, что все те, кто вокруг тебя, предадут и оплюют тебя. Что они захотят все свои грехи, свою трусость, липкий страх перед тобой выкинуть в твою могилу. Ты взял это на себя.
Ты стал владыкой полумира. От Берлина до Пекина — десятки народов молились на тебя.
А потом все рухнуло.
Сегодня твоя любимая
Украина, которую ты, как младенца, лелеял на своей больной руке — стала чудовищем.
Но в
Беларуси есть твоя Линия. И там твой бюст.
Я поклонюсь тебе, Вождь.
Я отвергаю всю клевету на тебя.
Выше тебя только Господь Бог.
Что сказал тебе Митрополит Гор Ливанских Илия в 45? Мы никогда не узнаем. Но, видимо, самое важное.
Патриарх Алексий отпел тебя как православного верующего. И сегодня я помолюсь об ушедшем Вожде нашем Иосифе.
А судить тебя только Господу. Возможно, ты продолжаешь с ним спор. Но точно — в раю.