Тред №185675

Общий приказ они должны иметь, но ни в какие подробные указания я не могу входить, так как, пока дойдут мои указания, обстановка может не раз измениться. Эти господа генералы и сами на месте должны лучше знать, что делать, гораздо лучше, чем если им давать указания на расстоянии.А. В. Суворов

23 июня 1941 года Сталин дважды пытался связаться с Павловым. И оба раза ему отвечали: "Командующий находится в войсках". Не смог прояснить ему обстановку и начальник штаба Климовских. Кстати сказать, Сталин крайне резко реагировал на доклады военных о ситуации в Белоруссии.  25 или 26 июня Сталин  говорил Молотову: "Значит, Минск под непосредственной угрозой? Что же происходит? Что там у этого Павлова? У него нет связи со штабами армий? А он сам не знает об этом? Разве я должен напоминать своему сердцу, чтобы оно не останавливалось?"

В 1939 году «танковый генерал» Павлов, уже находясь на должности начальника Автобронетанкового управления, на основании личного испанского опыта поддержал ошибочную идею о ликвидации танковых корпусов, которые в составе армейской или фронтовой подвижной группы предназначались для развития тактического успеха в оперативный. И Главный военный совет РККА 21 ноября в присутствии И.В. Сталина и председателя Совета Народных Комиссаров СССР В.М. Молотова принял решение об их ликвидации и переходе к бригадной системе.
  Вот и выходит: или Павлов искренне тогда заблуждался, или же действительно пел с чужого голоса. Более того, он, как участник советско-финляндской войны, обязан был знать, что ее опыт на деле уже доказал ошибочность такого взгляда.
Организационная структура танковых войск не позволяет применять их массированно, а действия танковых бригад не подкреплены достаточным количеством моторизованных частей – так потом напишут в одном из важных документов Главного военного совета РККА. А когда однажды Павлову об этом напомнят, он раздраженно ответит, что в своей "промашке" повинен не только он один, что ничто серьезное в военном деле не создается без сомнений и ошибок.

Из протокола допроса Д.Г. Павлова. 7 июля 1941 года( из уголовного дела Павлова  за номером Р-24000) :

Я был арестован днем 4 июля с.г. в Довске (Гомельской области. – П.П. ), где мне и было объявлено, что арестован я по распоряжению ЦК. Позже со мной разговаривал заместитель председателя Совнаркома Мехлис и объявил, что я арестован как предатель.

Вопрос. В таком случае приступайте к показаниям о вашей предательской деятельности.

Павлов Я не предатель. Поражение войск, которыми я командовал, произошло по независящим от меня причинам.

Вопрос. У следствия имеются данные, говорящие за то, что ваши действия на протяжении ряда лет были изменническими, которые особенно проявились во время вашего командования Западным фронтом.

Павлов. Я не изменник, злого умысла в моих действиях как командующего фронтом не было. Я также не виновен в том, что противнику удалось глубоко вклиниться на нашу территорию.

 Западный особый военный округ прикрывал направление на участке от южной границы Литовской ССР до северной границы Украинской ССР. Его войскам в составе 4 армейских управлений, 44 дивизий, 4-го воздушно-десантного корпуса и 8 авиадивизий (бомбардировочных – 4, смешанных – 3, истребительных – 1. – П.П. ), 36 авиаполков и 8 корпусных авиаэскадрилий предстояло не допустить вторжения противника на территорию СССР, а в случае нападения упорной обороной укреплений по линии государственной границы прикрыть Варшавско-Минское стратегическое направление, которое кратчайшим путем вело к сердцу Родины – Москве, к центральному промышленному району страны.
   Характер действий предполагался активный. Естественно, первыми должны были остановить врага части и соединения, расположенные в прифронтовой полосе. Встретить его на позициях укрепленных районов, дать возможность отмобилизоваться, развернуться главным силам и подтянуть резервы. Теоретически ясно, а на практике? В Западной Белоруссии, вошедшей в состав Советского Союза только в 1939 году, нужно было еще создать укрепрайоны, построить аэродромы и казармы, проложить железные, шоссейные и грунтовые дороги, оборудовать базы и склады для всех видов снабжения, в том числе для боеприпасов, наладить систему оперативной связи: телефонную, телеграфную, радио.

На закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР 22 июля 1941 года, председательствующий армвоенюрист В.В. Ульрих засвидетельствует:
.Климовский на предварительном следствии показал:

Цитата: Работы по строительству укрепленных районов проходили чрезвычайно медленно. К началу военных действий из 600 огневых точек было вооружено 189, и те не полностью оборудованы» (л.д. 25, т. 2).

На что Павлов ответил:

Цитата: Климовский говорит совершенно верно. Об этом я докладывал Центральному Комитету. И добавит: "В мае 1941 года".

Ульрих тут же заметил: О "боеготовности" укрепленных районов вы сами на предварительном следствии показали:
Я сознательно не ставил резко вопрос о приведении в боевую готовность укрепленных районов, в результате УРы были небоеспособны, а УРовские войска даже по плану мая не были развернуты.
Подсудимый согласился с этим, но попросил из этих показаний вычеркнуть слово "сознательно".

   На допросе 11 июля Павлов заявил, что сегодня он станет давать правильные показания и ничего утаивать от следствия не будет. Признал, что в феврале 1937 года стал членом антисоветской военной организации и вел вражескую работу. В преступную деятельность его вовлек Мерецков. Во время встреч с последним в республиканской Испании неоднократно обменивался мнениями об отсутствии у нас единой военной доктрины, о проведении руководством Красной Армии неправильной политики в области военного строительства и кадров, о бесправии командного состава и излишних полномочиях политработников.
Кроме того, Павлов сознался, что дал обещание Мерецкову по возвращении на родину активно поддерживать заговорщиков в выполнении главной задачи – смены никуда не годного, с их точки зрения, руководства Вооруженных Сил.

Из показаний бывшего старшего советника в Испании К.А. Мерецкова 12 июля 1941 года:
– По вражеской работе со мной был связан командующий Западным фронтом генерал армии Павлов Дмитрий Григорьевич. О принадлежности Павлова к антисоветской организации я узнал в начале 1937 года, хотя и раньше имел основания предполагать о его связи с заговорщиками. В сентябре 1936 года Уборевич меня информировал о том, что им подготовлена к отправке в Испанию танковая бригада и принято решение командование бригадой поручить Павлову. Уборевич при этом дал Павлову самую лестную характеристику, заявив, что в мою задачу входит позаботиться о том, чтобы в Испании Павлов приобрел известность в расчете на то, чтобы через 7–8 месяцев его можно было сделать, как выразился Уборевич, большим танковым начальником.
    В декабре 1936 года, по приезде Павлова в Испанию, я установил с ним дружеские отношения и принял все меры, чтобы создать ему боевой авторитет. Он был назначен генералом танковых войск Республиканской армии. Я постарался, чтобы он выделялся среди командиров и постоянно находился на ответственных участках фронта, где мог проявить себя с лучшей стороны. В бригаде Павлов много говорил об Уборевиче, восхваляя его как наиболее талантливого, по его мнению, командира Красной Армии.

Павлов: Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника. (О какой директиве говорит Павлов, не о той ли  директиве на приведении частей и соединений в боевую готовность 18 июня 1941 года?)  Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверяли, что все в порядке, мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу.


Из содержания дневника Щербакова со всей очевидностью вытекает, что Ворошилов был просто потрясен, увидев 22 июня 1941 года на карте в Брестской крепости 6-ю и 42-ю стрелковые дивизии 4-й армии, а вблизи еще и танковую дивизию. В первые же минуты войны все три понесли столь тяжелейший и невосполнимый урон, что стрелковые дивизии фактически сразу были зачислены в разряд уничтоженных практически поголовно.

Из показаний Павлова:
.  .  .Основное зло я нанес своей беспечностью и неповоротливостью, слишком много доверял подчиненным и не проверял их. Эта беспечность передавалась им.
Так, например, мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста.
    Этого приказа я не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате 22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути, как соединения не существовали. Я доверил Оборину – командиру мехкорпуса – приведение в порядок мехкорпуса, но сам лично не проверил его, в результате даже патроны в машины не были заложены.
22-я танковая дивизия, не выполнив моих указаний о заблаговременном выходе из Бреста, понесла огромные потери от артиллерийского огня противника..  .  .

У председательствующего в суде Ульриха невольно возник вопрос: а действительно ли Павлов подписывал приказ о выводе войск из Бреста в лагеря? Коробков, командующий 4-й армией, ответил ему весьма категорично: "Приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел".

Павлов: "В июне месяце по моему приказу был направлен командир 28-го стрелкового корпуса Попов с заданием к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста в лагеря". И тут же выяснилось, что Коробков и об этом ничего не знал...(Да и кто  поверит, что приказы Командующий округа отдавал не по подчинённости, через голову непосредственного начальника.)

Заместитель командира 6-й стрелковой дивизии по политической части полковой комиссар М.Н. Бутин доносил о результатах артиллерийского обстрела фашистами Брестской крепости и условиях выхода частей по тревоге следующее:
“После артиллерийского обстрела, произведенного в 4.00 22.6.1941 г., части в район сосредоточения компактно выведены быть не могли. Бойцы прибывали поодиночке в полураздетом виде. Из сосредоточившихся можно было создать максимум до двух батальонов. Первые бои осуществляли под руководством командиров полков товарищей Дородных (84 сп), Матвеева (333 сп), Ковтуненко (125 сп).
Материальную часть артиллерии стрелковых полков вывести не удалось, так как все было уничтожено на месте. 131-й артиллерийский полк вывел 8 орудий 2-го дивизиона и одно орудие полковой школы. Личный состав, материальная часть и конский состав 1-го дивизиона, находящегося в крепости, были уничтожены”.
6-я и 42-я стрелковые дивизии под ударами врага делали попытки собраться в районах сбора по тревоге, с тем чтобы из этих районов выступить для занятия своих оборонительных полос. О размерах потерь, понесенных в первые часы, никто еще не имел полного представления. 75-я стрелковая дивизия начала развертывание для обороны своей полосы южнее Бреста.Только в 6 часов командование армии, воевавшее уже 4 часа, получило из округа приказание:
  “Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому. Павлов, Фоминых, Климовских”.


 Павлов:В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах – по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копеца и его заместителя Таюрского. Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны. В результате в первый же день войны авиация понесла огромные потери, не успев подняться в воздух...
Происшедшее на Западном фронте заставляет меня быть убежденным в большом предательстве на Брестском направлении. Мне известен этот предатель... Намеренно фронт противнику я не открывал. Прорыв немцев получился благодаря моей бездеятельности и невыполнению указаний ЦК о постоянной мобилизационной готовности.

Из воспоминаний начальника кафедры тактики ВВИА им. Жуковского, Героя Советского Союза, генерал-лейтенанта авиации Сергея Федоровича Долгушина, встретившего войну младшим лейтенантом в 122-м истребительном авиационном полку (ИАП) непосредственно на границе, в полосе ЗАПОВО: …Накануне войны я служил на аэродроме, расположенном в 17 км от границы. В субботу 21 июня 1941 г. прилетел к нам командующий округом генерал армии Павлов, командующий ВВС округа генерал Копец… Нас с Макаровым послали на воздушную разведку. На немецком аэродроме до этого дня было всего 30 самолетов. Это мы проверяли неоднократно, но в этот день оказалось, что туда было переброшено еще более 200 немецких самолетов… Часов в 18 поступил приказ командующего снять с самолетов оружие и боеприпасы. Приказ есть приказ - оружие мы сняли. Но ящики с боеприпасами оставили. 22 июня в 2 часа 30 минут объявили тревогу, и пришлось нам вместо того, чтобы взлетать и прикрывать аэродром, в срочном порядке пушки и пулеметы на самолеты устанавливать. Наше звено первым установило пушки, и тут появились 15 вражеских самолетов….

  Срочно проведенной в присутствии двух главных ответственных за боеготовность округа и его ВВС лиц воздушной разведкой была четко зафиксирована исключительная опасность, нависшая над СССР и, в частности, над ЗАПОВО. Ведь, более чем семикратное увеличение числа вражеских самолетов на приграничном аэродроме противника означало его полную готовность к нападению на Советский Союз в ближайшие же часы! Тем более что эти данные строго укладывались и в рамки директивы Генштаба от 18 июня 1941 г. о реальности нападения в ближайшие же дни, в связи с чем и был отдан приказ о приведении всех войск всех приграничных округов в полную боевую готовность.  В особо угрожаемый период, при наличии неопровержимых данных о том, что вот-вот с непрошеным "визитом" нагрянут нацистские супостаты, летчикам базирующегося всего в 17 км от границы истребительного авиаполка приказывается снять с самолетов оружие и боеприпасы! И кем? Командующими ВВС округа и самим ЗАПОВО генералами Копец и Павловым! Ни тот ни другой друг без друга такой приказ отдать не могли - он был четко согласован между ними!

P.S.
Как не имеющего отношения к гибели личного состава Военного Округа и открытие фронта противнику,
Павлова  реабилитировали в 1956 году.  Вот где издевательство над памятью человеческой, разумом
и историей страны.