Тред №207292

Ну вот. Живой голос Оруэлла, ответившего нам ясно и без обиняков на вопрос, о чём и о ком именно его рассуждение, о чём он шлёт нам своё предупреждение в романе «1984»: об обществе, которое, среди прочего, как того и хотят американские империалисты, не будет более обременено идеологическими спорами. То есть в котором больше не будет споров между «левыми» и «правыми». И, значит, не будет и их самих, левых и правых трибунов, идеологов, политиков, журналистов. Потому что будут они все под одну гребёнку, «причёсывающую» аккуратно тоталитарную власть империалистов. И страшный результат именно такого развития событий Оруэлл и описал в «1984». А я в связи с этим думаю в некотором недоумении: понимал автор юбилейной статьи или нет, чью сторону он принял и взялся столь энергично отстаивать, когда написал: «речь в романе — не о левых и не о правых... (это не главное, это) подробности...»?* Ведь сам-то Оруэлл важным и таким грозным в своём предупреждении считал: вот что сделают с человеком, с тобой, мой читатель, если и когда волею победивших империалистов левые и правые исчезнут из жизни общества...

* Этот странный выбор позиции автором юбилейной статьи у меня, лично, при чтении его текста вызвал вот такую ассоциацию: великий борец за освобождение человеческой мысли и одновременно философ явно левого толка Жан-Поль Сартр вместе с группой единомышленников основал в 1970-х своё издание, которое они так и назвали: «Освобождение» (Libération); сегодня эта газета, по-прежнему заявляющая себя, как «левая», принадлежит по сути Эдуарду де Ротшильду (он владеет, насколько известно, 37% акций).

Разъяснение Оруэлла ничуть не удивительно, если помнить: Оруэлл выступал против тоталитаризма вообще. А тоталитаризм понимал вот так (всё в том же эссе): «...мысль о том, что индустриализм неизбежно ведёт к формированию монополии, и что монополия в свою очередь неизбежно приведёт к установлению тирании, не добавляет неожиданного или нового к видению этого вопроса». Если учитывать, что индустриализм на стадии его предельной монополизации тогдашние экономисты понимали, как империализм, то становится очевидно: Оруэлл считал, что не ограниченный какими-либо сдерживающими факторами империализм неизбежно приведёт к тоталитаризму.
Для взглядов Оруэлла – а не его «переводчиков» - это, конечно же, естественно, потому что всю жизнь (а не только в беспечной и разудалой молодости, как почему-то решил автор юбилейной статьи) он был последовательным и принципиальным сторонником идеи, которую сам же определял словами «демократический социализм». Причём считается, что слово «демократический» он добавлял исключительно с целью подчеркнуть, что советский, сталинский режим – это не настоящий социализм, потому что он не демократический, и что он поэтому не имеет ничего общего с тем, во что верил Оруэлл. В остальном же Оруэлл верил – в социализм. В его время это означало ещё и то, что Оруэлл был – антиимпериалист.*

* Из всё той же статьи «Почему я пишу» (курсив мой): «Сначала пять лет я занимался неподходящим делом (служил в индийской имперской полиции в Бирме), а потом пережил бедность и ощущение полного провала. Это разожгло свойственную мне ненависть к власти и заставило меня впервые осознать в полной мере существование трудящихся классов, а работа в Бирме дала мне случай разобраться в природе империализма»
И во всё том же эссе про «революцию менеджеров»: «До недавнего времени понятие 'социализм' предполагало в нашем представлении политическую демократию, социальное равенство и интернационализм. Сегодня ни малейших признаков того, что хоть что-то из перечисленного хотя бы где-то осуществляется, не видно нигде.»
Политическая демократия – это свободное и открытое состязание правых, центристов и левых на политическом поле; по справедливым и всеми признанным правилам; при взаимном уважении к естественному праву друг друга отстаивать интересы именно и только «своих» - бедных, средних, богатых; при взаимном понимании, что только так и можно дать всем нам возможность голосом «своей» партии сформулировать и отстаивать свои личные интересы; именно всем: бедным за повышение зарплаты, средним за защиту их маленьких предприятий от монополистов, богатым за их право быть и оставаться богатыми; и, наконец, при общем понимании всеми и одинаково, что иначе не избежать тоталитаризма – победившей «монополии одной партии»: мобократии (власти огромной толпы бедных) или олигархии (власти малюсенькой кучки богатых).
Такое общее и одинаковое понимание всеми реальной и очень грозной опасности и привело ещё в Древней Греции к созданию «республики» - для равной защиты равных прав всех от «монополии одной партии». Искренний и убеждённый борец с такой именно монополией – бесконечно мною за то любимый il Machia – вполне логично и стал «возродителем» античной республиканской идеи и более чем заслуженно остался на века в глазах всех «еретиков» одним из символов Возрождения – своего рода социализма этой ещё не такой давней эпохи.
Вот в такой-то настоящий социализм и верил Оруэлл. И не видел при этом никаких признаков его становления – нигде. Видел, наоборот, «общее направление развития несомненно... в сторону олигархии». И именно из-за этого, а не просто из-за достижений коммунизма в одной отдельно взятой стране, ему и было действительно страшно.

Чтобы поточнее понимать, кого всё-таки и что Оруэлл имел в виду в своей книге, стоит обратить внимание ещё вот на что.
Бернхем утверждал, что «революция менеджеров» уже победила в России и в Германии, и что она уже набирает силу в США. Россия (СССР) и Германия тогда были, действительно, вполне орвеллианскими государствами-монстрами, уже поглотившими многих других и уверенно вставшими на путь в мир, в котором не будет «пёстрой толпы небольших независимых государств»; Соединённые Штаты (т.е. «соединённые государства») всё ещё были в процессе присоединения к себе новых «штатов» (государств) и одновременно силой устанавливали свой контроль над другими странами в разных уголках планеты: в 1940 году события, случившиеся ранее, например, в Мексиканских Техасе и Калифорнии, или на Кубе и Филиппинах, имели политическую актуальность примерно такую же, какую для нас сегодняшних имеет, скажем, начало нашей перестройки. (Недаром Оруэлл обозначил временную перспективу: «за последние, примерно, пятьдесят лет...». То есть и в его представлении, и в представлении его современников «Штаты» ещё вполне могли взять да и свернуть окончательно и бесповоротно на путь превращения в «государство-монстр», надгосударство.)
Оруэлл в своём эссе с оценкой, данной Бернхемом в 1940-м году, в целом согласился (с той оговоркой, что в Штатах процесс был ещё не столь очевиден и потому не необратим).
Но писал Оруэлл эссе не в 1940-м, а в 1946-м году. А тогда в Европе уже полным ходом пошёл процесс, результат которого нам всем сегодня известен под названием «Европейский союз»; и Оруэлл — политический публицист — конечно же о нём хорошо знал. И вот что во всё том же эссе о «менеджерах» написал: «Трудно было ожидать, что кто-либо сумеет точно предсказать последствия Версальского договора, но то, что они будут плохими, могли предположить — и предполагали — миллионы людей. Так же и с урегулированием, которое нынче навязывают Европе: не миллионы, конечно, но всё равно очень многие думающие люди видят, что последствия его тоже будут плачевными.» А «урегулирование» Европе навязывали как раз люди с «жёстким» или «реалистическим» взглядом на мир, близким к «взглядам американских империалистов»; урегулирование трёхполярное, в которое советский «коммунизм» вполне гармонично вписывался составной частью предполагавшегося нового «мира победивших менеджеров».

Пишу об этом, а мысль моя, упрямица, напоминает: самый последовательный и упорный противник «американских империалистов» в Европе, настоящий патриот свободной и независимой Франции генерал Шарль де Голль только чудом остался жив после, как минимум, семи покушений на него (в те же годы, когда погибли Джон и Роберт Кеннеди, Даг Хаммаршельд, Эрнесто Че Гевара) и ушёл с мировой политической арены под огромным давлением всего тогдашнего «западного» мэйнстрима, за пару лет превратившего его в «тирана», только немного не дотягивающего до масштаба Сталина (а вместо него президентом стал бывший «топ-менеджер» одного из банков Ротшильдов Жорж Помпиду); шестьдесят лет структуру Европейского союза строили т.н. «методом Монне» (Жан Монне — современник Оруэлла, тесно сотрудничавший во время и после войны с британской и американской правящими элитами; один из признанных отцов-основателей и первых главных строителей Европейского союза), а сегодня сами европейские властные элиты вынуждены признать, что метод этот был, действительно, недемократичным и применять его далее уже невозможно; и, наконец, результат шестидесятилетнего применения метода Монне — проект Конституции ЕС - был недавно похоронен, как абсолютно не демократический и отражающий исключительно интересы «европейских» бюрократов, т.е. «менеджеров», и крупного капитала, причём похоронен* он был в первую очередь по результатам референдума, проведённого как раз во Франции, то есть на родине и современной демократии, и генерала де Голля.

* Забавно в этой связи: сменившая хозяина, но, вроде бы, не свою социалистическую ориентацию газета «Освобождение», как и весь мэйнстрим во Франции, сначала активно агитировала за этот проект Конституции ЕС, а когда проект был отклонён, много и достаточно негодующе писала о «неудаче», о «провале» референдума (échec du référendum).
Забавно это потому, что в данной оценке – «референдум потерпел неудачу» - произошла эдакая «фрейдовская» оговорка. Такую именно «неудачу» может потерпеть только правительство, власть, желающая заручиться одобрением народа по поводу какой-нибудь предлагаемой ею политики и организующая с этой целью плебисцит. Референдум же «потерпеть неудачу», «провалиться» может только в одном случае – если голосование почему-либо не состоится. Потому что референдум – в свободном демократическом обществе, во всяком случае – это когда не власть, а как бы вся нация спрашивает сама себя: а что я по этому поводу думаю? И сама же себе отвечает: а вот что.  И только если нация на свой вопрос себе почему-либо не ответит, референдум и получится неудавшимся. Ну а коли нация вопрос сама себе о проекте Конституции ЕС задала и свой ответ на него сама себе дала, то референдум-то, значит, вполне удался и состоялся. А «потерпело неудачу», «провалилось» то начинание и те его сторонники, про которых нация сама себе – и «им» в том числе – сказала: нет, в таком виде нам это всё не нравится. Вот потому и забавно иногда читать в данном случае французское, вроде как «социалистическое», т.е. вроде как «народное», «про-демократическое» издание.

Потому же «забавно» (грустно на самом деле) думать о причинах, по которым издатели «1984» настояли на смене названия, которое Оруэлл предлагал для своего романа. А ведь у него рабочее название вплоть до сдачи рукописи издателю было гораздо более личным, конкретным и адресным: «Последний человек в Европе». И вот оно-то — если уж браться перечитывать роман, но только с не затуманенными «стереотипной слепотой» глазами — оно, действительно, поразительный по своей краткости, конкретности и точности сплав политического и художественного в «тексте». Вспомните слова самого Оруэлла: «Англичанину рассматривать такую перспективу бесстрастно трудно...»

И чтобы уже никаких сомнений не осталось по поводу собственных взглядов Оруэлла — а не их «перевода», всё чаще и чаще исполняемого его «переводчиками» - вот ещё одно высказывание по поводу судеб конкретно Европы, сделанное Оруэллом в другой его статье, написанной тоже до выхода «1984» в свет (в 1947 году): «...атомное и любое другое возможное оружие будущего вселит во всех такой страх, что никто уже не осмелится им воспользоваться. И такой вариант развития событий мне представляется наихудшим из всех возможных. Потому что мир в таком случае поделят между собой два или три огромных сверх-государства, и уже ничто не сможет их поколебать: возобладать друг над другом они будут не в состоянии, а подорвать их изнутри в результате народного восстания будет тоже невозможно. Их внутреннее устройство будет, скорее всего, иерархическим: в основе его будет очевидное рабство, а на вершине — полу-божественная каста; при этом подавление свободы в них превзойдёт всё, что только можем мы сегодняшние себе представить. Необходимый психологический настрой внутри каждого из этих государств будет поддерживаться за счёт полной изоляции от внешнего мира и якобы ведения бесконечной войны против остальных государств-соперников. А такими средствами созданная цивилизация может сохраняться в неизменном виде тысячи лет.»

В «1984» - как раз три таких надгосударственных монстра (причём только что приведённая публицистическая цитата в тексте романа тоже воспроизведена практически дословно). Это монстры не капиталистические и не социалистические. Менеджерские. Появившиеся в результате образования чрезмерно больших монополий. Продукт мечтаний и последовательных усилий нацистов и коммунистов, тоталитаристов и геополитиков, всех, кто имеет «жёсткий» или «реалистический» взгляд на мир. Взгляд, близкий взглядам «американских империалистов». В соответствие с которым самостоятельные  демократические государства в большом числе и разнообразии не нужны.
Нужна зато иерархия в обществе. Наверху – менеджеры с выдающимися способностями. Внизу – полурабы с промытыми мозгами; люди, у которых власти предержащие взяли под контроль даже не сознание, а подсознание, или, говоря нашим тут языком, создали и внедрили в него определённую систему (не)простых стереотипов своей Партии.
Два надгосударства-монстра из этих трёх – титаны, которых родят Германия, или Россия (СССР), или кто-то ещё... Не ясно – кто именно; ясно, что те, чьи «менеджеры» окажутся в конце концов более сильными и прилежными последователями идей «американских империалистов».
Третий монстр — это США; или точнее: орвелловское представление о том, какой могла бы быть эволюция «Штатов», если бы она совпала с мечтаниями «американских империалистов».
Такова, думаю, орвеллианская картина мира в неискажённом, чистом, по самому Оруэллу, виде.
И согласен, повторяю, что нет речи – в самом романе – ни о каких левых и ни о каких правых. Но согласен только наполовину — только так! - потому что роман в целом, сам по себе, на другую половину — как единый сплав двух разных, художественной и политической, целей — не что иное, как очень бесшабашное «иду на вы» с поднятым забралом: классический «левый» (искренний социалист, демократ и защитник простого трудящегося человека) Оруэлл публично выступил против таких же классических «правых» (империалистов и близких им по взглядам «менеджеров») во всём необъятном мире всевозможных монополистических «-измов» и просто монополий. И бросил им в лицо: вот как и вот во что все вы, с вашим подходом и методами, неизбежно станете превращать людей; и когда наступит момент, и вы доберётесь до последнего оставшегося человека, вот как это будет выглядеть.

Ну что? С простыми «заблуждениями» автора юбилейной статьи, «переводчика» романа «1984», вроде, разобрались. Можно переходить к более сложным.