Тред №207582
новая дискуссия
Дискуссия
438
«...он явил нам образец выдающейся личности»
Так что соблюдаю безусловно закон Палыча и задаю сам себе эти два столь обязательных вопроса: О чём Квигли молчал? О чём не хотел говорить?
Он молчал, например, о Рудольфе Гессе или, иначе, о «деле Гесса». И не просто молчал: он ещё и снова «говорил не всю правду», хотя, конечно, уже не так опрометчиво и очевидно.
Рассказывать обо всём деле Гесса не возьмусь даже схематично: всё равно не получится. Скажу только, что «дело» это имеет своё начало где-то в середине 1930-х, а не закончено и тянет за собой шлейф всех возможных «конспирологических» мерзостей до сих пор. И ещё скажу, что для Англии оно составляет и значит ровно то же, что расследование убийств Джона и Роберта Кеннеди в США, а по масштабам своей потенциальной разоблачительности для всего «англо-американского истэблишмента» - скорее всего, «дело Кеннеди» сильно превосходит. Дальше — пойми меня, читатель! и прости - каждый пусть начинает поиск этих логий этимона сам.
Для нас же в связи с делом Гесса важно вот что. Во всех главных обвинениях, которыми на процессах о заговорах 1930-х — 1940-х годов столь энергично обменивались и тогдашние социал-империалисты, и настойчиво требовавшие их разоблачения и наказания их противники — во всех тех обвинениях так или иначе присутствовал Рудольф Гесс. Потому что с немецкой стороны во всех предвоенных заговорах социал-империалистов вплоть до мая 1941 года всегда рядом с Гитлером неизменно присутствовал именно он. Когда участия Гитлера не наблюдалось — оставался просто один Гесс. То есть до мая 1941 года Гесс был одним из центральных звеньев, через которое увязывались практически все тогдашние заговоры.
Вплоть до 1939-го года, пока Великобритания не объявила войну Германии, Кливденский круг, бывший при Чемберлене по признанию самого Квигли фактически правительством Англии, вёл переговоры и с Гитлером, и с Гессом официально, хотя многие их зафиксированные как положено встречи в верхах не запротоколированы (т.е. запись бесед официально не велась и не архивировалась; о чём, например, часами беседовали с глазу на глаз Чемберлен с Гитлером, никто потому с точностью говорить не может). Обвинения в сговоре были, и были прямые улики, касавшиеся, например, Мюнхенских соглашений и не просто сознательной, а целенаправленной сдачи Чехословакии Гитлеру. Но то ещё не было тогда, как я уже говорил, ни государственной изменой, ни тем более составом страшного преступления против человечности. И потому об этом Квигли в «Англо-американском истэблишменте» пишет, и даже Гесса несколько раз в этой связи упоминает.
В своём капитальном труде «Трагедия и надежда» - в том издании, которое есть у меня (твёрдая обложка, 1300 страниц только текста, без библиографии и справочного блока) — всю эту отвратительную, подлейшую историю о том, как Кливденский круг, вопреки сопротивлению Франции и особенно Советского Союза, почти насильно «впихивал» Чехословакию Германии, Квигли воспроизводит. Гесса в этой связи упоминает — один раз на одной странице. И больше — ни разу ни на одной из всех остальных 1299 страниц.
Так что о Гессе Квигли замолкает, практически не начав.
А ведь после 3 сентября 1939 года, с момента, когда Великобритания объявила Германии войну, любые тайные переговоры с врагом автоматически превратились в тягчайшее преступление под названием «Государственная измена». Во всех случаях, когда такие переговоры, пусть архи-секретные, не ведутся по официально оформленному поручению правительства, все в них участвующие автоматически становятся государственными преступниками.
И поскольку улик, указывающих на то, что Кливденский круг продолжал переговоры с Гессом вплоть до его знаменитого перелёта в Шотландию, было предостаточно, в Англии и требовали, в парламенте и в прессе, Оруэлл в том числе, представить все имеющиеся сведения о переговорах с Гессом, в первую очередь в период с сентября 1939 по май 1941. И в уклончивых, туманных ответах правительства никогда не было подтверждения, что хоть кто-то в тот период имел официально оформленное поручение правительства на ведение переговоров. И точно так же не было никогда в ответах правительства ничьих имён. Черчилль в парламенте однажды даже пошутил, примерно вот так: Да если их всех называть, то у нас тут в парламенте никого не останется... (С юмором у англичан всегда всё было в их знаменитом своеобразном порядке.)
И вот что обо всей этой богатой на события и действующих лиц, очень опасной для английских социал-империалистов истории написал Квигли (обратите внимание на выделенные даты; они всё и объясняют): «Как мы ещё увидим, и группа Милнера, и группа Чемберлена проводили единую политику, но с несколько по-разному расставленными акцентами, вплоть до марта 1939 года, когда это их объединение начало распадаться. ...несколько человек (например, Хоар и Саймон) из Милнеровского круга переместились во внутренний круг, образовавшийся вокруг Чемберлена. ...истинный курс круга Чемберлена ещё год после марта 1939 года был на продолжение примирения (Гитлера). По понятным причинам эту политику держали в полном секрете...» И далее: «Позиция (нового правительства Черчилля) и Группы Милнера по этим вопросам снова стала единой. Начиная с 8 мая 1940 года * у них была одна общая цель: одержать победу в войне с Германией.»
* В мае 1940 закончилась «Странная война» и началась «Французская кампания»: именно тогда, а не в сентябре 1939 Англия и Франция решили, наконец, действительно воевать против Германии, не дожидаясь предварительно падения под немецким ударом сталинского режима.
Вот и всё, что о деле Гесса рассказал Квигли, умудрившись при этом самого Гесса даже не упомянуть. Написать тогда такую предвоенную и военную историю Кливденского круга, это было всё равно, что в США, в период слушаний в Комитете Черча (1975-1976), в истории президента США Линдона Джонсона не упомянуть вообще Роберта Кеннеди и только назвать дату смерти (не убийства — просто смерти) Джона Кеннеди.
Если бы Рокфеллером был я — тоже уж такому-то «вздору» ходу не дал бы и спрятал непутёвую рукопись в самый нижний ящик письменного стола; чёрт с ними с деньгами, потраченными на профессора...
Но если серьёзно, то дело было, скорее всего, вовсе не во «вздорности». Тогда ведь никто не знал, какой новый, захваченный у немцев «компромат» мог ещё быть у советской стороны, но зато было ясно, что она в любой выгодный для неё момент могла его «подбросить» через коммунистические и социалистические партии в Европе и в Штатах. (Главный канал поступления новых улик был именно этот; потому Оруэлл, повторявший обвинительные запросы и требовавший расследования и наказания, и находился под тайным наблюдением спецслужб: они следили за теми, у кого, как им представлялось, они могли успеть перехватить новые разоблачительные материалы раньше, чем они будут обнародованы.) То есть в любой момент после публикации книги Квигли могли появиться прямые, неоспоримые улики — и тогда эта книга сразу возымела бы на общественное мнение эффект, прямо обратный желаемому. Потому, думаю, рукопись и отложили в долгий ящик, до лучших времён.
Но особо показательно у Квигли молчание даже не о Гессе. Гораздо важнее, по-моему, что он молчит о Сталине, об СССР, о Коминтерне, о Троцком. Точнее, так: Сталин и СССР за весь рассматриваемый период в книге у Квигли изредка слегка маячат, еле различимыми контурами на отдалённых горизонтах политических забот «англо-американского истэблишмента»; а вот Коммунистического интернационала (Коминтерна) в книге действительно нет вообще, ни III-го «ленинского-сталинского», ни IV-го троцкистского.
И даже самого Троцкого — нет.
И вот это-то у Квигли, на мой взгляд — самое нехорошее из всех его молчаний.
Потому что уж о ком-о ком, а о Троцком любому историку в его рассказе о предвоенной политике «англо-американского истеблишмента» надо бы писать в одну строку с каждым упоминанием о создававшихся тогда в Европе всяческих блоках, пактах и союзах.
Окончательное изгнание Троцкого из рядов советской «менеджерской» элиты началось в конце 1926 года: его тогда вывели из состава Политбюро. Потом в октябре 1927 его исключили из ЦК, в ноябре провалилась попытка Троцкого и его сторонников совершить государственный переворот, приуроченный к празднованию десятилетия революции, через несколько дней его исключили из партии и в декабре сослали в Алма-Ату; потом вскоре выслали из страны. Самый обычный, самый ходовой сегодня пересказ этих событий таков, что то всё была просто борьба за лидерство, за контроль над Партией; междоусобная свара партийных бонз. Судить сейчас о том, так это было на самом деле или не так, в мою задачу не входит, да и для моего рассказа это не имеет никакого значения. Имеет значение вот что.
В точно то же время (конец ноября — начало декабря 1926), чуть не день в день, когда Троцкого вывели из состава Политбюро, в Москве проходил VII расширенный Пленум Исполкома Коминтерна (ИККИ). В рамках дискуссии на Пленуме выступил с докладом, среди прочих, Троцкий. А с заключительным словом на этом пленуме выступил Сталин. И вот из этой его речи я и приведу теперь выжимку:
«Что касается капиталистов, то там у них большие разногласия насчёт нашей партии. Вот, например, недавно в американской прессе хвалили Сталина, что он, дескать, даст им возможность получить крупные концессии. А теперь, оказывается, всячески бранят и ругают Сталина, утверждая, что он, Сталин, 'обманул' их.»
Далее в речи идёт разбор по пунктам позиции и тезисов Троцкого по обсуждаемому вопросу (для ясности и краткости они скомпонованы ниже вместе, а следом ответы на них Сталина):
«... в 1922 году Троцкий предлагал разрешить (советским) промышленным предприятиям и трестам закладывать государственное имущество, в том числе и основной капитал, частным капиталистам для получения кредита. … (ЦК партии тогда на это не согласился.)
…в 1922 году Троцкий предлагал жесткую концентрацию (советской) промышленности, такую сумасбродную концентрацию, которая неминуемо оставила бы за воротами фабрик и заводов около трети рабочего класса (страны)... (ЦК тоже не согласился.)
...Троцкий говорил в своей речи о зависимости народного хозяйства (СССР) от мирового капиталистического хозяйства и уверял, что 'от изолированного военного коммунизма мы всё более и более приходим к сращиванию с мировым хозяйством'....
Троцкий превращает эту зависимость в сращивание хозяйства (СССР) с капиталистическим мировым хозяйством. … Троцкий говорил в своей речи, что 'в действительности мы все время будем находиться под контролем мирового хозяйства'»
Теперь сгруппированные вместе ответы на эти тезисы самого Сталина:
«Это значит превращение советского хозяйства в придаток мирового капитализма. ...
Выходит, таким образом, что народное хозяйство (СССР) будет развиваться под контролем мирового капиталистического хозяйства....
Капиталистический контроль - это прежде всего, финансовый контроль (а это означает) насаждение (в СССР) отделений крупных капиталистических банков... (в СССР их) не только нет, но и не будет их никогда, пока жива Советская власть...»
Капиталистический контроль - это денационализация социалистической промышленности (СССР)... (далее опять дословно текст Сталина) «Я не знаю, конечно, какие предположения имеются там, в Концесскоме у Троцкого. Но что денационализаторам не будет житья в нашей стране, пока живет Советская власть, - в этом можете не сомневаться.»
Капиталистический контроль означает контроль политический, уничтожение политической самостоятельности страны...
(И ещё раз текст Сталина дословно) «Если речь идёт о таком действительном капиталистическом контроле, - а речь может итти только о таком контроле, ибо пустой болтовней о бесплотном контроле могут заниматься только плохие литераторы, - то я должен заявить, что такого контроля у нас нет и не будет его никогда, пока жив наш пролетариат и пока есть у нас Советская власть.»
Для нас сейчас, опять, не имеет никакого смысла выяснять, кто из этих двух спорщиков был прав, а кто не прав. Хотя бы просто потому, что находить и разъяснять всякие сложные «логии этимона», гуляющие в экономических материях — дело профессиональных экономистов, а я и к цеху не принадлежу.
Для нашего разговора отметить нужно вот что: у Квигли в «Англо-американском истэблишменте» подробно расписано, в каких крупнейших английских и американских банках директорствовали или председательствовали все главные «посвящённые» (Квигли в конце одного такого длинного перечня выразился буквально вот так: «Целый ряд членов внутреннего круга Группы Милнера... и уж конечно и в первую очередь самого Милнера есть все основания называть «международными финансистами»; Милнер, действительно, получил предложение, но отказался занять место самого J.P.Morgan'a, когда тот собрался переезжать из Лондона в Нью-Йорк, но зато потом побыл и Председателем совета директоров в крупнейшей вотчине Ротшильдов - «Rio Tinto Zinc», и директором будущего банка «Midland»). Расписаны у Квигли и прочие крупные корпорации, концерны и иные добывающие и производственные компании, которыми владели или акционерами которых «посвящённые» являлись.
И потому из приведённых выше тезисов «спорщиков» можно с уверенностью сделать два вывода. Первый: не в идеологической, и не в «чисто» политической, а в конкретно финансово-экономической области Троцкий безусловно выступал в общих глобальных интересах англо-американского истэблишмента. Второй: Сталин фактически предъявил и Троцкому лично, и англо-американскому истэблишменту в целом (ещё человек триста-четыреста), ультиматум: распоряжаться всем в СССР будем мы (местные «менеджеры»), и пока народ здесь верит в «народность» нашей власти и в нас, так оно и будет.
Одновременный вывод Троцкого из состава Политбюро вполне похож в таком контексте на заключительный восклицательный знак в этой ультимативной фразе.
Можно предположить, что тогда, поскольку ядерного оружия ещё не было, за таким жёстким заявлением, подкреплённым делом, должно было последовать либо какое-то примирение между сцепившимися двумя группировками «менеджеров», либо война. Через несколько месяцев, уже в 1927 году, в статье «Заметки на современные темы», Сталин и объявил впервые: грядёт война; первый раздел статьи прямо так и озаглавил: «Об угрозе войны» - и написал в нём: «...факт, что инициативу в этом деле, в деле создания единого фронта империалистов против СССР, взяли на себя английская буржуазия и её боевой штаб, партия консерваторов (т.е., как объясняет Квигли, в первую очередь Кливденский круг. - А.Б.)... Но английская буржуазия не любит воевать своими собственными руками. Она всегда предпочитала вести войну чужими руками. ...всё это с несомненностью говорит нам о том, что английское консервативное правительство стало твердо и решительно на путь организации войны против СССР. Причём ни в коем случае нельзя считать исключённым, что консерваторам может удаться при известных условиях сколотить тот или иной военный блок против СССР.»
Квигли, в свою очередь, подробно рассказал, как, начиная примерно с того же времени, Кливденский круг сознательно и успешно саботировал использование Лиги наций для обеспечения «коллективной безопасности», как он последовательно боролся за отмену всех наложенных на Германию Версальским договором ограничений и активно способствовал экспансии Германии на восток (т.е. захвату Чехословакии, Австрии, Польши и т.д.; как Квигли пишет, в их программных статьях на публику это называлось «не препятствовать Германии в решении ею проблемы статуса кво».) Более того, Квигли, после подробного отчёта о том, как Кливденский круг добился в конце концов, чтобы Германия аннексировала-таки Чехословакию, дальше рассказывает, как в конце 1938 года он завязал активные переговоры с Германией с целью заключить с ней пакт о ненападении (у Квигли именно так, дословно, и написано), а на публику, в декабрьском номере своего журнала «Круглый стол», он выдал тогда вот такую почти открытую угрозу: «Судя по всему, западные демократии выстраивают теперь свою политику вокруг принципа 'пусть Германия двигается на восток'... Главнейшая задача (России) состоит теперь в том, чтобы предотвратить образование против неё коалиции Великих держав Западной Европы.» (Перед этим Квигли объяснил, что идея Кливденского круга состояла в создании антисоветской коалиции Германия-Италия-Англия-Франция.)
Но зато о всех тех спорах, которые шли за 10 лет до этих событий в Москве, о сбывшихся с поразительной точностью сделанных тогда там же предсказаниях по поводу вероятных результатов этих споров, Квигли почему-то не сказал ни слова. Не заинтересовало его, откуда вдруг взялась тогда в Москве такая феноменальная прозорливость. Про маленький гордый народ буров в предыдущем веке на краю далёкой Африки ему интересно было. Про генезис самой страшной войны в истории человечества – нет.