II....что такое «хорошо» и что такое «плохо»?
Самое важное всегда набрано в конце мелким шрифтом.
Из житейского опыта
Надо ведь понимать, что сегодня любой, кто выступает против суверенной демократии, одновременно отдаёт тем самым свой голос за то, чтобы ущемить, ограничить в той или иной степени а) право народов на самоопределение; б) полное юридическое равноправие государств; и в) принцип невмешательства во внутренние дела других государств. Потому что именно эти три элемента составляют основу так называемого «Вестфальского суверенитета», который в современном международном праве обуславливает суверенность демократии в каждой отдельной стране. А как раз против него в первую очередь и выступают серьёзные критики суверенной демократии (не среднестатистические авторы статей в «гражданской журналистике», а профессиональные политологи и юристы-международники, и не столько даже в России, сколько на Западе); говорят, устарел, мол, не соответствует требованиям современности, не позволяет ответить на вызовы эпохи, и проч. подобное.
Ну и как же тогда так получается, что наш среднестатистический автор взялся судить о суверенной демократии, а об этом Вестфальском суверенитете явно не то что не знает — вообще, похоже, не слыхал о нём никогда? Хуже того: почему никто из специалистов международного права не вмешался сразу в нелепую публичную перебранку дилетантов и не напомнил им всем, что разговор о суверенной демократии — это на самом деле серьёзная международная дискуссия, что идёт она уже не год и не два, что ради неё даже создаются всяческие высокие международные комиссии и звучат призывы чуть ли не с трибуны Генеральной ассамблеи ООН?
Почему Маша Липман, солидный политолог-международник, в своей колонке в «Вашингтон пост» о нём ни словом не обмолвилась и, более того, предпочла вместо этого ляпнуть очевидную несуразицу, для специалиста её уровня ну никак не позволительную? Почему редакторы и корректоры этой выдающейся газеты её несуразицу не вымарали тут же, чтобы не оконфузиться перед своим просвещённым читателем? Почему, наконец, Дмитрий Медведев, наш нынешний Президент, юрист по образованию, тогда попытался спорщиков примирить крайне для профессионального юриста необычной фразой «Демократия в определениях не нуждается» и — что для юриста ещё более неожиданно — тоже о Вестфальском суверенитете не проронил ни слова?
С моей точки зрения все эти молчания действительно очень странные. Потому что ведь у профессиональных юристов весь разговор о суверенности и демократии именно в Вестфальский суверенитет и упирается, и ни в Штатах, ни в Европе ни одной из дискутирующих между собой сторон даже в голову не приходит это ставить под сомнение.
А вот на широкую публику все наши записные «переводчики» тем не менее почему-то молчат, прямо нам в лицо. И получается, что по неумолимому закону Палыча нужно в очередной раз самим выяснять — о чём же?
Начнём с короткой справки. Вестфальский суверенитет по состоянию на сегодняшний день — это всё ещё пока центральный базовый элемент (набор юридических концепций) действующего международного права: все его главные принципы закреплены в Уставе ООН и составляют фундамент оного. Сформировался в результате заключения в 1648 году двух мирных договоров, * положивших конец религиозным войнам в Европе и начало формированию системы нынешних европейских стран именно как суверенных государств в современном юридическом смысле. В Википедии приведено его вполне правильное научное определение: это система «организации власти, при которой государство обладает полным верховенством в пределах своей территории, политической независимостью во внутренней и внешней политике и является юридически равноправным в отношениях с иными государствами.»
* Оба договора вместе принято называть «Вестфальский мир», отсюда и название «Вестфальский суверенитет».
Добавить к этому можно ещё два важных для нашего дальнейшего разговора определения. Одно принадлежит довольно известному профессору из Стэнфордского университета (сформулировано в 1999 году): «Нарушение Вестфальского суверенитета имеет место тогда, когда на внутригосударственные властные структуры оказывают влияние внешние субъекты. Проникновение во внутригосударственные структуры возможно как за счёт принудительных, так и за счёт добровольных действий, путём вмешательства, или по приглашению... Вестфальский суверенитет зиждется на том, что в пределах территории, на которой существует каждое отдельное государство, право определять законность действий полностью принадлежит местной политической власти.»
А второе определение касается того, что в соответствии с принципами Вестфальского суверенитета за государствами сегодня всё ещё пока признано право самим выбирать, какие международные нормы они готовы признавать и соблюдать, а какие нет, и потому они пока ещё полностью вольны сами определять степень своей вовлечённости в международные юридические и нормативные структуры, а значит и степень своей зависимости от них. Такие их решения как раз и являются типично суверенными, и с точки зрения действующего международного права они пока ещё абсолютно легитимны. Вот как это определяют два других американских профессора (одна из них — декан
Woodrow Wilson School of Public and International Affairs, Princeton University; опубликовано летом 2006 года): «...Вестфальский суверенитет олицетворяет право государств оставаться в стороне, не принимать участия в общих делах и ограждать себя от любых форм вмешательства извне.»
Вот, значит, есть у государств такое право не принимать участия, оставаться в стороне. Помня о нём, давайте теперь прочтём, что в своём блоге писал в разгар той дискуссии, например, один из адвокатов М.Ходорковского, американский юрист Роберт Амстердам (Robert Amsterdam):
«
Доводы в пользу суверенной демократии только на первый взгляд сложны, причём намеренно, чтобы ввести в заблуждение; ...это всего лишь длинное уводящее в никуда рассуждение... которое завершается тем, что демократия для России должна быть приспособлена для служения потребностям России. А это – полная бастардизация самого принципа демократии и просто эфемизм, означающий на деле авторитаризм и репрессии. Как пишет ’Файнэншл Таймс’: то, что г-н Сурков называет ’суверенной демократией’, можно примерно перевести, как ’Мы будем это делать, идя своим путём’».
Надеюсь, читатель ещё не забыл основные черты «правильной» суверенной демократии, о которой в своих выступлениях раз за разом говорили Тони Блэр и Джордж Буш. И потому, думаю, как и я, расплылся в улыбке, прочитав, что это, оказывается, «бастардизация самого принципа демократии». Но это так, просто по ходу дела. А главная-то мысль, которая нас интересует, в устах Роберта Амстердама звучит вот как (выделение жирным шрифтом – моё):
«
Непостижимая непоследовательность суверенной демократии зиждется на том, что, отрицая изоляционизм, она тем не менее не согласна со вступлением ни в какие транснациональные структуры или содружества наций. Россия рада торговать, владеть собственностью и властно влиять на политику за пределами её границ, но она до смерти боится подчиниться чьим бы то ни было правилам со стороны. Москва пытается заказывать себе глобализацию ’а ля карт’ (то есть выборочно по вкусу – А.Б.),
а ведь глобализация возможна только – ’а при фикс’ (то есть только всё или ничего – А.Б.) ...»
Вот, собственно, в двух коротких фразах изложена на примере России вся суть спора между защитниками Вестфальского суверенитета и их оппонентами, сторонниками глобализации «а при фикс».
Сразу хочу обратить внимание читателя: грамотный юрист Роберт Амстердам глупостей по поводу «монеты кремлёвской чеканки» себе не позволяет, использует формулу гораздо более осторожную, которую предпочитали авторы статей хоть и по-прежнему враждебных суверенной демократии, но уже вполне добротных (например, цитата из
The Wall Street Journal, курсив мой): «Г-н Сурков является архитектором идеологии, призванной обосновать восстановление контроля Кремля над государством и экономикой.
Г-н Сурков называет её ’суверенная демократия’ и сам же поясняет, что акцент в этом определении делается на слове ’суверенная’».
Кто ещё не забыл ту жаркую дискуссию, тот наверняка вспомнит, что защитники суверенной демократии заявили и выдвинули эту концепцию в первую очередь в пику демократии, которую они назвали «управляемой». Над этим «словосочетанием» - управляемая демократия — их оппоненты потом много и зло издевались, как над полной нелепицей. Однако, кто не просто сделал вид, а статью Суркова (и другие его выступления) и впрямь прочитал, тот сразу головой кивнёт согласно: приведённые выше разъяснения вполне повторяют в кратком виде его определение «управляемой» демократии. Это, во внешней политике, навязывание (причём даже весьма агрессивное) глобализации а при фикс; а во внутренней политике это, по сути и на научном языке, «проникновение во внутригосударственные структуры» извне с целью «оказать влияние» на них, возможное «как за счёт принудительных, так и за счёт добровольных действий». Даже «по приглашению» возможное. (См. уже цитировавшуюся выше квалификацию американского профессора права.)
Например, только что созданное правительство какой-нибудь пост-советской республики могло обратиться с просьбой к правительству США, а то могло послать ему в советники команду профессоров и аспирантов из Гарварда, которые могли означенное правительство консультировать на предмет того, как лучше управлять страной. Нарушение Вестфальского суверенитета в этом гипотетическом примере заключается в том, что по подобным вопросам, если строго соблюдать не только букву, но и дух демократического устройства общества, если действительно хотеть помочь народу, то консультировать и можно, и даже крайне желательно, и вообще очень нужно, но — только обладателей права голоса, избирателей; то есть — суверена. Можно на худой конец ограничиться консультированием потенциальных избранников суверена в процессе предвыборной разработки их политической платформы: пусть потом сами пытаются суверена убедить. Но зато очевидно нельзя таким образом «консультировать» назначенных сувереном для исполнения его суверенного волеизъявления государственных чиновников; чиновникам ведь уже не просто по духу демократического правления, а к тому же ещё и по букве закона чаще всего просто запрещено слушать любых иностранных советников вне рамок специально для этого законом предусмотренных официальных процедур.
Точно так же западные юристы на сегодняшний день в общем и целом договорились, и больше уже никто особо не спорит, что былая стандартная практика МВФ, широко применявшаяся в том числе и в России на протяжении почти всего десятилетия 1990-х, являлась очевидным нарушением (ограничением) Вестфальского суверенитета.
И потому-то так старательно и на весь мир разъясняли Буш и Блэр: мы строим в Ираке демократию суверенную! Чтобы никто не подумал невзначай, что на самом-то деле — управляемую: всё-таки ведь строили и строят «суверенную» демократию у себя в Ираке иракцы не сами, а с помощью «приглашённых» американцев и англичан. Даже наш Егор Гайдар какое-то время у них, у иракцев пробыл и вместе с английскими и американскими коллегами их консультировал. Причём получается, к огромному, надо думать, удивлению его мнгочисленных поклонников и последователей в России, что ездил Гайдар пропагандировать в Ираке – именно «суверенную демократию».
Казалось бы: ситуация и реалии более, чем очевидные; разложены прямо перед носом у каждого, кому не лень пальцем слегка шевельнуть; не суметь разобраться в них — это, значит, быть уже не более одной пяди во лбу; то есть всем нашим «крохам-сыновьям», пишущим о суверенной демократии то же, что и среднестатистический автор, прежде, чем что-либо ещё писать, непременно следует сходить к «отцу» и разузнать у него, наконец, что же такое «хорошо», и что такое «плохо»; а до тех пор наши российские «переводчики» — нето лентяи бестолковые, нето конформисты трусливые, нето свою инвалютную зарплату отрабатывают (худшее их меньшинство).
Здорово бы оно было жить на свете, если бы всё было так просто.
Вот, например, что пишет очередной американский профессор-политолог, на сей раз из университета в Сан Диего.
«...уже было исчезнувшее из обихода выражение 'американская империя' за шесть месяцев, прошедших с конца 2002 по май 2003 года было использовано в новостных сообщениях более тысячи раз, сохранив при этом свою неоднозначность...» Например, арабская
al Jazeera взяла интервью у министр обороны Дональда Рамсфельда и спросила его, среди прочего, можно ли считать создание американской империи истинной целью администрации Буша. В ответ Рамсфельд «отрицал даже просто применимость самой концепции; он сказал: ’Нам империи не нужны. У нас склад ума не имперский, и никогда таковым не был. Так что мне вообще непонятно, исходя из чего вы эдакий вопрос задаёте’». А следом у профессора идёт рассказ о том, что прямо в тот же день в Совете по международным отношениям выступал с докладом английский историк-экономист Найалл Фергюсон,* и высказал там прямо противоположное мнение: «’Американскую империю больше всего отличает от остальных то, что столько американцев отказываются верить в её существование’. Американцы ’убеждены в своей какой-то совершенно особой благодетельности и потому свои военные базы на чужих территориях как форпосты своей империи не воспринимают. Вторгаясь на чужую суверенную территорию, они сами себя империей не чувствуют’».
* Niall Ferguson — автор двухтомного труда
The House of Rothschild, официальной истории дома Ротшильдов, при написании которой он имел доступ к их частному архиву и пользовался их всесторонней поддержкой. Он англичанин, но профессорствует в Принстоне.
Вот, пожалуйста. Точно такая же ситуация. Опять все реалии разложены прямо перед носом — и опять не видят их люди, знать их не хотят, и точка. И ведь не «совки», не люмпены и не папуасы, а граждане страны, в которой вне всяких сомнений, как ни в какой другой, можно и изложить публично, и найти в открытом доступе практически любое мнение, любую информацию, любые источники.
Как такое получается? С завидным постоянством и по всей планете?
Так что нет, не годится, к сожалению, ни один из простых ответов про бестолковых лентяев, трусливых конформистов и продажных писак.
(Продолжение следует)