Тред №241550

«Р. - ...насчет борьбы, развернувшейся в Москве между приверженцами и противниками Брестского мира. ...уже здесь определилось и выявилось то, что потом было названо троцкистской оппозицией... Этот мир был ошибкой и бессознательной изменой Ленина Интернациональной Революции. Представьте себе большевиков, заседающих в Версале на Мирной Конференции, а затем в Лиге Наций, очутившимися внутри Германии с Красной Армией, вооруженной и увеличенной союзниками. Советское государство должно было включиться с оружием в руках в немецкую революцию… Совсем другой получилась бы тогда европейская карта. Но Ленин, опьяненный властью, при содействии Сталина, который тоже уже попробовал сладость власти, поддерживаемые национальным русским крылом партии, располагая материальной силой, навязали свою волю. Тогда вот и родился 'социализм в одной стране', т.е. национал-коммунизм, достигший на сегодняшний день своего апогея при Сталине».
Промежуточный вывод: Главная причина противостояния между «настоящими» коммунистами и блоком Ленина-Сталина — это «национал-коммунистическая» политика  последних. Потому что национальное государство любого типа — это и есть главный враг настоящего коммунизма. Единственное отличие Сталина и «сталинистов» от настоящих коммунистов (т.е. от «Них», от этого союза международных финансистов-иудеев и англо-саксов) заключается в том, что Ленин и Сталин не «интернационалисты»; по сути речь всего лишь о том, что они просто не признают «Их» лидерство и властную роль ни во всём мире, ни тем более в России.

«Р. - Во время болезни Ленина у Троцкого в руках находились нити власти, более чем достаточные для того, (чтобы) наследовать Ленину. (…) Но... Троцкий случайно заболевает и в решительный момент, когда умирает Ленин», он оказывается недееспособен. «...препятствием явилась наша организация дела, т.е. персональная централизация. Ясно, что такая личность как Троцкий… не может быть создана вдруг, по импровизации.»
Промежуточный вывод: «Они» всячески способствовали тому, чтобы вывести «интернационалистов» во власть (Раковский подробно рассказывает, как «Они» пытались отстранить, убрать Ленина и «национал-коммунистов»), и не преуспели «Они» только по чистой случайности: Троцкий тяжело заболел, а у «Них» весь расчёт был именно на его престиж и авторитет; то есть «Они» тогда тоже сделали ставку на классический  «культ личности», за что и поплатились.

«Р. - Мы не желаем, чтобы созданные нами (по итогам Первой мировой войны) в Версале крупные предпосылки для торжества коммунистической революции в мире... послужили бы тому, чтобы дать восторжествовать сталинскому бонапартизму… Было бы все по-другому, если бы... диктатором в СССР был Троцкий; это означает, что главой интернационального коммунизма сделались бы 'Они'. (…) ...'Они', в конце концов, увидели, что Сталин не может быть низвергнут путем государственного переворота, и их исторический опыт продиктовал им решение bis (повторение): проделать со Сталиным то, что было сделано с царем.»
Промежуточный вывод: Сталин узурпировал коммунизм в СССР, из-за чего теоретически возникла возможность того, что он узурпирует и коммунистическую революцию уже во всём мире. Поэтому у «Них» не осталось иного выхода, кроме как организовать войну против СССР, но не с целью ликвидации коммунистического строя, а только чтобы убрать Сталина и поставить, наконец, во главе СССР своего человека — Троцкого.

«Р. - ...в 1929 году, когда национал-социалистическая партия в Германии начинает переживать кризис роста и у нее не хватает финансовых ресурсов, 'Они' посылают туда своего посла. Я знаю даже его имя; это был один из Варбургов. ...(Гитлер) за пару лет получает миллионы долларов, пересланных ему с Уолл Стрита и миллионы марок от немецких финансистов через Шахта...  (…) Гитлер вторгнется в СССР, и подобно тому, как это было в 1917 году, когда поражение, которое потерпел в те времена царь, дало нам возможность его низвергнуть, поражения, нанесенные Сталину, послужат нам для его свержения…»
Промежуточный вывоl: «Они» готовят Гитлера и нацистскую Германию к нападению на СССР с целью восстановления Троцкого во власти. Этого, как Раковский уже разъяснил в самом начале, было бы достаточно для того, чтобы коммунизм в СССР стал опять настоящим.

Однако, поскольку тем временем троцкисты в СССР потерпели полное поражение, война против СССР и устранение Сталина стали временно нежелательными, поскольку привели бы просто к уничтожению созданных и существующих форм коммуниcтического государственного устройства и власти. Поэтому «Они» теперь хотят, наоборот, избежать войны Германии против Сталина, по трём главным причинам.
Причина первая.  «Р. - Гитлер... восстановил... экономическую систему очень опасного типа. (Отстранив «Их» от дела) он присвоил себе привилегию фабриковать деньги и не только физические, но и финансовые; он взялся за нетронутую машину фальсификации и пустил ее в ход на пользу государства. (...) Это очень серьезно… Гораздо более, чем все показное и жестокое в национал-социализме... Имеется только одно средство: война.»
Вторая причина. «Р. — ...в советской революции восторжествовал Термидор... ...это произошло в силу существования прежнего русского национализма. ...и если так произошло в России, где национализм был только зачаточным в личности царя, то какие только помехи не встретит марксизм в национализме Западной Европы, вполне развитом?..  ...наша победа (в России) объясняется тем, что в России не было настоящего национализма, а в других государствах он был в своем полном апогее… Вы видите, как он воскресает под этой необыкновенной властью фашизма и как он заразителен. (…) ...не глядя на то что это может послужить на пользу Сталину, уже только одна необходимость пресечения национализма в Европе вполне заслуживает войны».
Третья причина. «Р. - Христианство, управляя индивидуумом, способно аннулировать революционную проекцию нейтрального советского или атеистического государства... и, как мы видим это в России, дело дошло до создания того духовного нигилизма, который царит в господствующих массах, оставшихся все же христианскими... (Сталин) в отношении религии... не был бонапартистом. Мы не сделали бы больше, чем он, и поступали бы так же. А если бы Сталин осмелился перейти так же, как и Наполеон, рубикон христианства, то его национализм и его контрреволюционная мощь возросли бы в тысячу раз. ...(это) сделало бы совершенно невозможным какое-либо совпадение по каким-либо пунктам между ними и (Сталиным), хотя бы оно и было бы только временным и объективным… вроде того, которое, как вы видите, вырисовывается перед нами.»
Окончательный вывод, словами Габриеля: «вы дали определение трех фундаментальных пунктов, на основании которых может быть составлен план».

И далее начинается подробное обсуждение «временного и объективного» «плана»: как Сталин, предварительно согласовав с «Ними» свои действия, заключит с Гитлером союз (пакт), поделит с ним, например, Польшу, и тем самым развяжет Гитлеру руки для нападения не на СССР, а на европейские империалистические державы. А «Они» таким образом избавятся от интуитивно захваченной Гитлером власти над деньгами и от развившегося в Европе сверх всякой меры национализма (нацизма), которые даже каждый по отдельности уже гораздо опаснее для дела финансового Интернационала, чем Сталин с его пока только зачаточным национал-коммунизмом и всего лишь государственным капитализмом.



Такое вот безупречное логическое построение, подводящее к парадоксальному, но от того не менее безальтернативному выводу: в конце 1930-х гг «Сталину» объективно было выгоднее всего согласиться на временное сотрудничество с его злейшими врагами (с «Ними»), а «Им» («мировому империализму», как у нас в то время было принято их называть) - с ним.
Причём безупречно это рассуждение не только в силу правильно выстроенных и последовательно изложенных аргументов. Как мы теперь задним числом знаем, большую часть прозвучавших из уст Раковского скандальных «разоблачений» историки со временем тщательно проверили, изучили и в целом подтвердили; так что приводимые аргументы к тому же ещё и зиждятся на правильном, реалистичном знании и практическом понимании политической действительности; знании и понимании поразительно глубоких, обширных и часто до мелочей детализированных.
И тем не менее авторам зачем-то понадобилось такую солидную диссертацию сначала облечь в форму литературной мистификации, а затем на протяжении нескольких десятилетий упорно и  опять блистательно разрабатывать эту мистификационную составляющую, чтобы в конце концов создать и вокруг своего произведения, и вокруг всех так или иначе с ним связанных исторических исследований яркий и всё остальное заслоняющий конспирологический ореол.
Зачем было писать такую откровенную и правдивую диссертацию, а затем так упорно трудиться над её дискредитацией? Ведь гораздо проще и гораздо менее хлопотно было бы всю эту до того никому неизвестную историческую правду просто продолжать хранить в секрете; разве не так?  
Повторюсь: не претендую ни в коем случае на то, что нашёл правильные ответы. Но зато надеюсь, что сумел хотя бы правильно сформулировать эти вопросы в более развёрнутом виде.

Недоумение при восприятии «Красной симфонии» (Да не может такого быть! Враньё это! - и т.п.) возникает по ходу чтения довольно часто, но главных, значимых для глобального авторского замысла заковык, по-моему, совсем не так много. Если по порядку, то:

Пересказанный допрос Раковского случился в самом конце следствия, когда судьба его уже практически была решена: расстрел. Но буквально накануне суда Раковский вдруг дал знать, что имеет сообщить нечто крайне секретное и не менее важное для товарища Сталина лично (подразумевается, что в надежде таким образом сохранить себе жизнь).
Чтобы его выслушать, и был организован этот крайне необычный, сверхсекретный допрос, на котором следователь, собственно, просто слушал монолог Раковского и иногда вставлял в него уточняющие вопросы. Другого от него и не требовалось, чтобы правильно и без ошибок доложить, какую такую великую тайну собрался Раковский раскрыть товарищу Сталину.
Пишу я это с нескрываемой иронией намеренно. Потому что в реальной жизни ничто из рассказанного «Раковским» поразить своей новизной Сталина (уже не собирательного, а настоящего, живого) не могло.
Сам Сталин довольно долго проработал сначала в подполье под началом, а после революции уже на равных с таким настоящим зубром международного финансового мира, как Леонид Красин. Министром иностранных дел у Сталина на момент допроса Раковского ранней зимой 1938 был Максим Литвинов, специалист в этой области почти того же уровня, с таким же стажем и опытом, что и Красин. И они, и ещё некоторые другие пребывавшие тогда ещё во власти товарищи этот мир «финансового» Интернационала знали, как облупленный, поскольку всю свою революционную жизнь проработали с ним в постоянном тесном контакте. В реальном мире властей предержащих образца 1938 года настоящий Раковский мог им приходиться только младшим и потому даже не во все их секреты посвящённым коллегой.
Например. За пятнадцать лет до того, как волею авторов «Красной симфонии» Раковский решился поведать свою страшную тайну о Вальтере Ратенау, Красин, Сталин, Литвинов вместе с этим Ратенау у всего мира под носом в Рапалло уже вон какой международно-финансовый бенц учинили. Им ли было не знать, кто он такой на самом-то деле, этот Вальтер Ратенау (деловой партнёр магнатов Сименсов, с которыми на паях Красин ещё до революции и за 20 лет до допроса Раковского уже владел их российским подразделением)?
А о том, кто такая жена Троцкого (и уж во всяком случае его дядья-банкиры) и какова её (или их)  настоящая роль в карьере Льва Давидовича — мог ли Сталин не знать? Или о такой же роли многостороннего британского агента Рейли?
А Красин с Литвиновым, главные смотрители за партийной кассой, перед революцией с международными банкирами работавшие в Стокгольме и в Лондоне соответственно, могли они не знать, кто и какие деньги большевикам через Стокгольм переправлял, «кто финансировал Октябрьскую Революцию»?
Помилуйте, сеньор... - как говаривал Санчо Панса.

Чтобы не быть голословным, вот конкретный пример. Семья Леонида Борисовича Красина — жена Любовь («Любан»), дочки — с начала 1917 уже практически безвыездно жили, а после его смерти (от рака крови, в 1926) так и остались навсегда заграницей (пожили сначала в Стокгольме, потом обосновались в Лондоне и Париже). Когда случалось ему бывать вдали от них в отъезде по делам в Москве, Красин с ними активно переписывался (и переписка эта теперь опубликована). Поскольку в Москве на Красина периодически случались крупные «наезды» (а он тогда играл примерно такую же роль, какую в 1990-х играл Анатолий Чубайс), то семья, естественно, должна была хотя бы иногда за него волноваться, и уж он-то сам наверняка тоже порой задумывался. И вот что он об этих своих раздумьях написал жене 14 марта 1919: «Хотя вся моя работа на виду у всех, и я не думаю, чтобы кто бы то ни было лично мне мог сделать какой-нибудь упрек... но если дело дойдет до перемены режима, несколько недель и даже несколько месяцев могут оказаться очень неопределенными, и никакие гарантии (вроде, например, того, о чем тебе будет говорить податель этого письма) не будут действительными. Во всяком случае я не настолько наивен, чтобы на них полагаться…» Значит, Красин только что встретился с кем-то, кто на случай «перемены режима» (это, в 1919 значит, если большевиков отстранят от власти?) и чтобы в очередной раз успокоить его и его семью, дал Красину какие-то гарантии его личной безопасности (какие именно — мы уже не узнаем, видимо, никогда). Этот «кто-то», как пишет сам Красин — податель письма. Сам же Красин дальше в том же письме его и называет: «Письмо это передаст тебе, милый мой Любан, мой большой приятель граф де Сан-Совер, бывший всю войну представителем в России французского Круппа - Шнейдер-Крезо - человек с большим весом и влиянием и за пределами ближайшей своей деловой сферы.»*

* Граф Арман де Сен-Совер (Armand de Saint-Sauveur); сначала Генеральный представитель, затем в 1930-х и во время немецкой оккупации Франции генеральный директор Предприятий Шнейдера (Délégué Général, Directeur général des Établissements Schneider). Шурин Эжена II Шнейдера (Eugène II Schneider). До революции в России его главным деловым партнёром и в промышленных, и в банковских делах был А.И.Путилов (с которым в качестве представителя Сименса в России много и тесно сотрудничал и дружил семьями и Л.Б.Красин тоже; а также и родной дядя Троцкого, банкир Абрам Животовский). Насчёт же веса и влияния де Сен-Совера за пределами «ближайшей его деловой сферы» Красин, скорее всего, имел в виду вот что. В 1919 граф уже был членом Руководящего комитета и Административного Совета старейшего во Франции и самого элитного, международного частного клуба Cercle de l'Union Interalliée (председательствовал тогда в Совете маршал Фош; клуб по сей день расположен в специально приобретённом особняке Анри Ротшильда в так называемом «посольском ряду» - одном из престижнейших кварталов Парижа — по адресу 33, faubourg Saint-Honoré). В 1927 вместе со своим другом Эдуардом де Ротшильдом (Édouard Alphonse de Rothschild, 1868-1949) (и ещё двумя добрыми приятелями) граф де Сен-Совер создал гольф-клуб Le golf de Morfontaine, членами правления которого они оба потом являлись не одно десятилетие. Этот гольф-клуб и сегодня остаётся  одним из самых закрытых и «эксклюзивных» в Европе. Как пишет нынче светский фотограф и обозреватель  Alexis Orloff : (В этом клубе) «собираются сливки французского капитализма. ...Клод Бебеар (Claude Bébéar — член наблюдательного совета Аха, член советов директоров BNP Paribas и Schneider Electric)  ...президент Generali Антуан Бернейм (Antoine Bernheim — также входил в высшее руководство Banque Lazard и Mediobanca). ...владелец газеты Libération Эдуард де Ротшильд (Édouard Etienne Alphonse de Rothschild — г.р. 1957), руководитель Французских лотерей (la Française des Jeux) Кристоф Бланшар-Диньяк (Christophe Blanchard-Dignac), президент банка Oddo Жерар де Бартийа (Gérard de Bartillat — председатель наблюдательного совета HSBC Private Bank France)...»

Так что получается, что Раковский, ничтоже сумняшеся, взялся этим людям растолковывать, кто они такие (они и в смысле «Они» тоже). В надежде на то, что они («Они») его за эту полезную науку помилуют...  
Вот это мой ум и возмущает: не мог реальный Раковский быть таким дураком; не мог он даже только на миг размечтаться, хотя бы просто подумать, что такой его «наивный» рассказ вдруг сойдёт  в глазах реального Сталина за раскрытие какой-то великой тайны. Смешно ведь это (если бы не было так грустно).
Посему первый вывод: откровения Раковского о «финансовом Интернационале» адресованы Сталину быть не могли, поскольку они по задумке авторов очевидно предназначены для кого-то, кто, в отличие от реального Сталина, о финансовом Интернационале, о его персоналиях, внутренних механизмах и modus operandi никакого представления не имел.