Тред №241555

Второе, что меня очень смущает в потоке рассуждений Раковского, подтверждённых к тому же для пущей доходчивости не менее уверенными комментариями следователя Габриеля — это ими обоими неоднократно, настойчиво повторенные заявления о наступившем полном разгроме троцкистов и об окончательной  невозможности возврата Троцкого во власть. Ведь именно это условие — что заменить Сталина Троцким теперь уже не получится, окончательно и бесповоротно — является как-никак центральным во всём их логическом построении: раз посадить Троцкого на место Сталина невозможно, а никого другого подходящего по статусу на данный момент в наличии нет, то, значит, и не надо пока на «Сталина» войной ходить. Так, по словам Раковского, должны были рассудить «Они».
Причина моего смущения по этому поводу в том, что мнения свои и уж тем более «Их» Раковский мог составить, только исходя из того, что знал на момент своего ареста в январе 1937 года. А «Они» тогда как раз, не жалея денег и сил, принялись готовить свой масштабный и великолепно на весь мир разрекламированный справедливый «показательный процесс» над Троцким, в Мексике, с личным активным и ярким участием самого Льва Давидовича, именно с целью поддержать культ его личности на нужном градусе и сохранить ему достойный его масштаба международный престиж. Потому что тогда, судя по всему, Троцкий явно и вовсю был «Им» нужен, с незапятнанной безупречной репутацией и готовый в любой момент, по первому сигналу подключиться вновь к активной политической работе. Тем не менее, Раковский почему-то говорит прямым текстом: «...исчезновение Троцкого дало возможность Сталину автоматически превратить настоящий коммунизм в формальный...», а Габриель, невзирая к тому же и на процветавший тогда в Штатах и в Европе IV Интернационал Троцкого, прямо-таки «долдонит»: «...нами уже ликвидированы его (троцкизма) вожди и кадры...»; «Троцкизм ликвидирован полностью...».
Посему при здравом восприятии текста просто деваться некуда: «План», который в надежде на своё спасение и как великую тайну в январе 1938 предложил Раковский, в его буквальном виде и с учётом реалий 1937-начала 1938 годов никак не мог быть воспринят в Кремле, как действительно «объективный». Ведь для этого действительно требовалось, чтобы Троцкий уже был устранён с политической арены навсегда. А реально такое устранение случилось только через два с лишним года после описанных в «Симфонии» событий. Так что вывод: сформулированный Раковским «план» авторы «Красной симфонии» сознательно предложили для контекста и реалий бесповоротно пост-троцкистских (т.е. появляющихся не ранее августа 1940 года) и, значит, если авторы вообще имели в виду какой-то реальный практический «план», то серьёзная, существенная его часть просто не могла заключаться в идее создания союза Сталина с Гитлером (заключён летом 1939). Она должна была состоять в чём-то совсем другом. И тогда ещё один дополнительный, попутный вывод будет, что в этом своём «плане» авторы реальный пакт Сталина с Гитлером использовали «иносказательно», просто в качестве исторического примера временного примирения советских руководителей с их с заклятым соперником.

Наконец, третий, теперь уже просто совсем очевидный и потому назойливый для меня раздражитель — это подробные инструкции Раковского Сталину для вступления в контакт с «Ними»: через кого надо действовать, да как... Как будто реальный Сталин сам до того никогда не встречался и не общался с Джоном Ридом, Гербертом Уэллсом, Бернардом Шоу, супругами Веббами. Как будто никогда в советском правительстве никто не знал, кто, например, такой и какие поручения был способен выполнять Карл Радек. Как будто никогда в Кремле не получали от Брюса Локкарта и не отправляли ему в Лондон информацию через какую-нибудь Железную женщину баронессу «Муру» Будберг. Как будто не сидел сиднем в Лондоне с той же целью какой-нибудь якобы вовсе не советский, а вроде как беглый немецкий еврей-журналист и публицист Эрнст Генри (под псевдонимом, который как раз Железная Мура ему, кажется, и придумала). Как будто той же знаменитой кембриджской пятёрки и в помине не существовало. Да мало ли их таких тогда, во второй половине 1930-х, было... Один Коминтерн чего стоил.
А Раковский всю эту матёрую публику тем не менее поучает, словно первоклашек невинно-голубоглазых: «'Они' — это не государство. 'Они' — это то чем был до 1917 года Интернационал, то, чем он еще пока что является... (Такие) пакты, как пакт Ленина с германским Генеральным Штабом, как договор Троцкого с 'Ними' — реализуются без записей и без подписей. Единственная гарантия их выполнения коренится в том, что выполнение того, о чем договорено, выгодно пактирующим… (…) ...любое из (доверенных) лиц, даже из не принадлежащих к 'Ним', всегда сможет довести до 'Них' какое-либо предложение существенного характера. Разумеется... нельзя ожидать непосредственного ответа. Ответ будет дан фактами. Это неизменная тактика, которую они предпочитают и с которой заставляют считаться. Например, если вы решитесь начать дипломатические хлопоты, то вам не нужно пользоваться способами личного обращения к 'Ним'; надо ограничиться высказыванием размышлений, изложением какой-нибудь рациональной гипотезы, зависящей от определенных неизвестных. Затем остается только ждать.»

(Не хочется язвить — несерьёзно это — но не могу удержаться и не процедить сквозь зубы: «Ну вы бы ещё курс молодого бойца международного фронта написали бы, что ли».)

А ведь в конце «Симфонии», беседуя с Ландовским через несколько месяцев после допроса, ещё и Габриель добавляет глубокомудро: «Мы до сих пор не знаем точно, кем являются 'ОНИ', но очень многое из рассказанного тогда Раковским подтвердилось. (…) (Хотя) мне не удалось доподлинно узнать фамилии этих замечательных персонажей, по крайней мере, безусловно подтвердился сам факт существования круга лиц из числа финансистов, политиков, ученых и даже священнослужителей высокого ранга, облеченных властью и с крупными капиталами, чья позиция по многим вопросам кажется как минимум странной, а порой необъяснимой... Все они, тем или иным образом, как бы выразился Раковский, повторяя Сталина, 'действием или бездействием служат делу коммунизма'.»
Mожно подумать, что реальный Сталин и его люди никогда не предоставляли профинансировавшему российские революции Шиффу крупнейшую, многолетнюю концессию на добычу и вывоз российского золота; не руководили рука об руку с «коварными Варбургами» из JOINT'a тысячами восхитительных экспериментальных колхозов для почти миллиона российских евреев; не вели на протяжении двух десятилетий дела с членами Фабианского общества, Группы Милнера, Кливденского круга — «финансистами, политиками, учёными» и даже писателями-фантастами и драматургами...
Вывод: вся «рекомендательная» часть, все практические советы Раковского о порядке вступления в контакт с «Ними» были адресованы тем, кто не имел опыта и не владел информацией, которыми в избытке располагали люди, отвечавшие как за официальные, так  и за не офиальные, секретные внешние связи в правительстве СССР в период с 1917 и, видимо, до начала Второй мировой войны. Очевидно также, что опыт общения с «Ними» и знания о «Них» реального настоящего Сталина и его старых соратников (таких, как Литвинов) авторы «Симфонии» из своего замысла исключили полностью.

Итак, получается нечто очень странное и не имеющее на первый взгляд вразумительного объяснения.
С одной стороны — раскрыты многие ранее неизвестные и к тому же ключевые для правильного понимания причинно-следственные связи и стороны политических событий в революционной и постреволюционной России. Дано — в беллетризированной форме — их широкое, реалистичное, детальное и правдивое описание. Дан вполне профессиональный анализ их эволюции. То есть в целом — есть в наличии серьёзный военно-политический очерк из новейшей истории и одновременно аналитическая справка о политическом моменте дня.
Но только — с другой стороны — отнюдь не того дня, который заявлен авторами: Троцкий и троцкизм уже окончательно ликвидированы; люди, обладавшие опытом работы с международными властными структурами времён революции и первых двух десятилетий советской власти, отсутствуют; даже опыт и знания самого И.В.Сталина задействованы быть не могут.
По всему получается, что вполне серьёзные авторы, которые хотя бы просто в силу их удивительной информированности должны были обладать весьма высокой квалификацией, своей нелепой датировкой сами свой же собственный блистательный анализ придурком и прикинули.
А в этом нет ну никакого смысла.
И потому, чтобы попробовать разобраться, в чём тут всё-таки дело, я, лично, в первую голову сопоставил всё изложенное с тем, когда именно настоящие авторы «Красной симфонии» свою мистификацию затеяли. А случилось это в 1950 году, рукопись была тогда впервые опубликована, в Испании, под названием Sinfonia en Rojo Maуor.*

* Nos Press, Madrid, 1950. Перевод с французского Mauricio Carlavilla.

       В связи с чем и моё первое «открытие». Как раз в 1950-м году все перечисленные выше условия в СССР присутствовали: Троцкий и троцкизм были давно и полностью искоренены; людей с былым «революционным» международным опытом, таким, как у Красина или того же Раковского, не то что во власти, а и в живых практически никого не осталось (одни из самых жестоких — в относительном выражении — сталинских репрессий коснулись именно Коминтерна, который в мае 1943 Сталин и вовсе ликвидировал окончательно и бесповоротно); сам реальный Сталин в начале 1950-х был уже, скорее всего, мало дееспособен (а за пределами его ближайшего окружения и тем более на Западе вообще никто толком не мог знать, каковы его здоровье и состояние), и можно предположить, что вопрос «преемника», смены команды в Кремле был уже крайне актуальным, а наработанных каналов надёжной конфиденциальной, доверительной связи «с Москвой» не осталось.
Вот с учётом всего перечисленного я и сделал моё главное предположение: авторы «Симфонии» свой «план Раковского» на самом деле адресовали не И.В.Сталину лично, а «Сталину» иносказательно-собирательному; другими словами, авторы «Симфонии» напрямую обратились к руководящим кругам СССР начала 1950-х годов. Причём и после подробной, придирчивой сверки с текстом «Симфонии» я от этой на первый взгляд достаточно бредовой мысли не отказался. Наоборот, посчитал, что она и составляет более внятную и развёрнутую формулировку вопроса о настоящих целях авторов, а именно:

     Является ли «Красная симфония» прямым обращением некоторых элементов внутри властных структур образовавшегося после Второй мировой войны атлантического блока к «прогрессивным элементам» в руководящих кругах социалистического блока? Имело ли это обращение целью сохранить (или восстановить утраченные ими) конструктивные контакты и каналы связи внутри властных структур СССР?



      C «подсказками» в тексте, подтверждающими, что моё предположение может соответствовать действительности, дело обстоит, как и с вызывающими недоумение «заковыками»: их много. Так что и тут ограничусь только самыми, на мой взгляд, красноречивыми.

     Во-первых, конечно же, у авторов, обладающих такими великолепными публицистическими навыками, надо прежде всего проверять концовку, потому что в ней они должны – просто обязаны были при их-то умении – подытожить весь свой рассказ и указать на его самый главный смысл.
     И вот какие в «Красной симфонии» самые последние фразы (они принадлежат уже не Раковскому и даже не доктору Ландовскому, а вроде бы испанскому переводчику-публикатору):
«Габриель понимал, что предпринятые ими («Сталиным» с подачи Раковского - А.Б.) шаги опасны для внутренней политики. Он говорил: ’Игра может быть опасной. Наше умонастроение как среди масс, так и среди правящих, в высшей степени антифашистское... Можете себе представить, каким оружием против Сталина было бы доказательство того, что он заключил пакт с фюрером?’
     Всем нам известно, что пакт СССР с Германией был заключен, что Польша была разделена и Сталин победил…» (Подчёркиваю: это была – финальная фраза «Симфонии».)
     После блистательно выстроенного Раковским обоснования того, почему предложенный им «план» выгоден «Сталину», такая концовка может означать только одно: сформулированное в данном опусе предложение является опасным, особенно если «антифашистские» элементы во властной структуре узнают о нём и сумеют воспрепятствовать его осуществлению; но зато при удачном исходе оно обеспечит не просто успех – «победу».
     Если, вслед за мной, предположить, что авторы в своём рассказе используют пакт между Сталиным и Гитлером в качестве исторического примера, «иносказательно», то тогда и «антифашизм» в их устах надо воспринимать не буквально, а образно, т.е. их фразу в 1950 году надо читать и понимать как: «Наше (в Советском Союзе) умонастроение как среди масс, так и среди правящих, в высшей степени антиимпериалистическое...» (заявление абсолютно реалистичное и правильное). И тогда главный смысл, который авторы вложили в своё произведение, должен быть вот такой: ’Они’  (мировые не то «империалисты», не то «коммунисты», но в любом случае по-нынешнему «глобалисты») предлагают ’Сталину’ (вам, руководителям СССР), выступить в союзе с ’Ними’ против всё ещё не развалившихся европейских колониальных империй, и хотя это и опасно, потому что советские ’ястребы’ могут делу помешать, но зато в случае успеха полный триумф обеспечен».*

* Раковский по ходу беседы неоднократно подчёркивал, что к «Ним» доступа не имеет, кто «Они» такие – не знает, и о планах «Их» может только догадываться. И тем не менее авторы вложили в его уста и вот такую фразу: «Р. — Я уточняю еще один раз, но вкратце; или на Сталина будет сделано нападение, или будет реализован начерченный мною план, по которому капиталистические европейские государства уничтожат друг друга. Я обратил внимание на эту альтернативу, но, как вы видите, она только теоретическая. Если Сталин захочет выжить, то он будет вынужден реализовать план, предложенный мной и ратифицированный ’Ими’!» (Предложенный Раковским и ратифицированный «Ими» план СССР и США, начиная с середины 1950-х, успешно совместными усилиями реализовали на практике: все европейские колониальные державы к началу 1960-х расстались со всеми своими имперскими владениями и начали постепенно перерождаться в даже сейчас уже достаточно «настоящий коммунистический» Европейский союз.)

     В начале 1950-х не так уж и много, видимо, нашлось бы у нас в стране людей в добром здравии и при своём уме, которые смогли бы поверить, что нам с ними с империалистами есть, что делить (не потому, что это очевидная глупость, а потому что такие у нас тогда были настроения умов). Тех, которые о дружбе с империалистами рисковали вслух порассуждать в позитивном смысле – и вовсе успевали пересчитать в выступлениях всего на одном партийном собрании. А уж среди делающих карьеру (любую, и тем более политическую) подобный разговор был категорически невозможен. Поэтому на первый взгляд предложенный авторами «Симфонии» план – абсурден и неосуществим.
     Но внимательная сверка с их текстом говорит как раз об обратном.
     «Их» тезис:
«Р. - СССР продолжает сохранять свою коммунистическую форму и догмат; это — коммунизм формальный... ...подобно тому, как исчезновение Троцкого дало возможность Сталину автоматически превратить настоящий коммунизм в формальный, так и исчезновение Сталина позволит нам превратить его формальный коммунизм в реальный. Нам достаточно было бы одного часа. Вы меня поняли?
Г. — Да, ... вы высказали нам классическую правду о том, что никто не разрушает того, что он желает наследовать.»
     Опять же можно согласиться с тем, что этот тезис так же реалистичен и правилен, как и предыдущий, если вспомнить: всего через пять лет после появления «Симфонии» (т.е. после того, как была заброшена первая удочка) «им» и впрямь, образно говоря, «хватило часа»: Хрущёв зачитал свой секретный доклад на партийном съезде – дела как раз «на час» - и всё, «исчезновение Сталина» свершилось, формальный коммунизм стремительно начал превращаться опять в реальный (это оттепелью потом назвали).
      Потому что «мы их поняли». Поверили, что никто ничего разрушать не будет.

     Почему поверили?
     «Их» тезис:
«Р. - В настоящий момент я советую тому, кто начнет переговоры, чтобы они велись на почве строго конфиденциальной, с расточительной откровенностью… При наличии целой стены всяких предубеждений только правдивостью можно будет обмануть Гитлера.»
     Трудно понять, зачем авторы раскрыли в этих фразах и выдали таким образом свой метод. Но – выдали. Возможно, развлеклись тайком и посмеялись между собой: вот, мол, как мы хитро всё завернули; «они» (имеемся в виду мы) ни в жисть не догадаются...
     Как бы там ни было: написали авторы свою «Симфонию» именно что в форме «строго конфиденциальной», но что ещё важнее – действительно расточительно откровенно. Именно так, безо всяких кавычек. И этой своей правдивостью сумели-таки пробить целую стену предубеждений «Гитлера» (опять же иносказательного; на самом деле – «Хрущёва»).
     Только благодаря тому, что «Они» в «Симфонии» безо всяких пропагандистских выкрутас и оговорок признали все былые претензии в свой адрес по поводу того, что успели натворить в революционной России, «Им» и поверили, образно выражаясь, авторы секретного доклада Хрущёва на съезде. Я, во всяком случае, склонен так думать.