Тред №241565

     И ещё, конечно же, должны были быть в тексте «Симфонии» какие-то контрольные, проверочные пункты. Сами авторы подсказали, на что именно нужно обратить внимание. Вот как они описали правильно исполненную первую попытку установить контакт: «...вам не нужно пользоваться способами личного обращения к 'Ним'; надо ограничиться... изложением какой-нибудь рациональной гипотезы, зависящей от определенных неизвестных. Затем остается только ждать.»
     Если, как и я, предположить, что «Симфония» - это именно такая попытка установить контакт с «Ними» (только с «Ними» не на Западе, а, наоборот, в СССР), то тогда сразу поражает, насколько безупречно она исполнена в полном соответствии с перечисленными правилами: лично к советским «Им» никто не обратился; просто прозвучала из ниоткуда в никуда «гипотеза»; но гипотеза – вполне рациональная; и рациональность её может быть бесспорно подтверждена только некоторыми «определёнными неизвестными».
     «Определённые неизвестные» в данном случае – это, естественно, разбросанные в повествовании факты, без которых логика «гипотезы» начинает нарушаться, но которые посторонним неизвестны, и проверить достоверность которых могут только те, к кому авторы обращаются (советские «Они»).
     Одними из самых простых и очевидных таких «определённых неизвестных» могут являться, например, личности следователя Габриеля и доктора Ландовского. Если в начале 1950-х где-нибудь в строго секретных архивах НКВД присутствовали какие-нибудь совпадающие с приведёнными в «Симфонии» данные о таких реальных людях – то это было стопроцентным доказательством «серьёзности» текста. Однако историческая реальность этих двух персонажей по сей день публично никак не подтверждена, и потому нам простым смертным так и неизвестно, были ли они использованы авторами, как «контрольный вопрос» для посвящённых; может быть да, а может быть и нет.

Несколько более уверенно можно считать контрольным вопросом то, что авторы использовали в своей мистификации именно Христиана Раковского. Он, скорее всего, избежал смертной казни на процессе действительно по той причине, что принадлежал к кругу очень близких «Им» соратников, и его, именно как такового, «не тронули» - как, например, «бандиты» в обычных ситуациях не трогают членов конкурирующих ОПГ определённого ранга.*

* Использование в данном случае сравнения с «бандитами» обусловлено вот чем. Генеральный директор британской спецслужбы Political Warfare Executive, PWE Брюс Локкарт в первой книге своих мемуаров (выпущена в 1932 году) рассказывает в конце, как его, после его ареста в 1918 г. в Москве, обменивали на Максима Литвинова, которого специально с этой целью тоже арестовали в Лондоне. И пишет, что британское правительство и большевики поначалу никак не могли договориться, кто из них отпустит своего заложника через границу первым. Переговоры у них зашли в тупик (и дальше цитирую рассказ Брюса Локкарта). «Я такое развитие событий предвидел уже тогда, когда ещё только прочитал о предложении совершить обмен в 'Известиях'. Я понимал, что не о Литвинове большевики заботились — им на него было наплевать; им важно было не запятнать свою репутацию. Поэтому в деле такого рода с ними можно было договориться, только поймав их на слове: раз сказав что-то, они уже не смогли бы потом поступить как-то иначе. Стоило применить к ним это принятое среди бандитов правило — и они бы себя как бандиты и повели.» (Брюс Локкарт использует именно слово bandits.)
Как кого не знаю, а меня лично в этом рассказе впечатляет не столько склонность большевиков действовать «по понятиям» (она, с учётом исторической специфики их становления, вполне понятна), сколько прекрасное чутьё на бандитские «понятия» и осознанная готовность к тому же британских джентльменов.
А что касается судьбы Раковского и некоторых иных старых большевиков и их союзников, то достаточно посмотреть хотя бы краткие биографии  всех членов ЦК партий, начиная с 1917 года, и обратить внимание на даты и причины их смерти. Образуется небольшой список лиц, которые все были убиты в один день с Раковским, все в одной и той же тюрьме. Случилась эта очередная трагедия как раз тогда, когда правительство, вроде бы, оставляло Москву открытым городом, и у «Сталина» были все основания считать, что он проиграл подчистую и что церемониться с пленными «авторитетами» из бригады побеждающего соперника ему поэтому больше нечего — ведь нечего больше терять; хуже уже не будет. Хотя, конечно, даже при крайне интересном по составу списке расстрелянных в тот день, и это тоже — всего лишь неподтверждённая гипотеза.

     Есть, однако, в тексте и «определённые неизвестные», по поводу которых сомнений практически нет; это государственные секреты, знать о них заграницей и проверить их в СССР могли (да и до сих пор могут) только очень посвящённые. Включены они в текст сознательно с целью «проверки».
     Ограничусь одним, но зато самым красноречивым примером.

     В конце «Симфонии» авторы включили в текст беседу между Габриелем и Ландовским, состоявшуюся уже после завершения суда над Раковским. И в этой беседе Габриель сообщает, что «Они» активно заступились за Раковского и дали Сталину знать, что за казнь Раковского он сильно поплатится. Сделали они это в форме переданного по радио сообщения.
     Этот коротенький рассказ Габриеля я теперь и процитирую, в том виде, в каком он фигурирует в многочисленных русскоязычных изданиях; курсивом я выделяю те слова, которых нет в тексте на английском языке*:
«Было и еще одно происшествие, которое никак нельзя счесть случайным. Рано утром второго марта нами было получено радиосообщение с какой-то мощной, но неизвестной нам Западной станции, обращенное лично к Сталину. Оно было кратким: «Милосердие или возрастет угроза со стороны нацизма.»

* «There is yet another strange matter, which cannot be falsified. On the 2nd March at dawn there was received a radio message from some very powerful station: ‘Amnesty or the Nazi danger will increase’ ... the radiogramme was encyphered in the cypher of our own embassy in London.»

     А теперь я ещё раз процитирую всё то же высказывание, но уже в моём переводе английского варианта; теперь я курсивом выделяю уже те слова, которых нет в только что процитированном «публичном» русском переводе:
     «Было и еще одно странное происшествие, которое никак невозможно было бы подделать (фальсифицировать, инсценировать). Рано утром второго марта нами было получено радиосообщение с какой-то очень мощной станции: ’Амнистия или возрастет угроза со стороны нацизма’ ...радиограмма была зашифрована шифром нашего же посольства в Лондоне.» (Реально это означает, что и получена она была скорее всего в обычный сеанс радиосвязи с посольством, на его обычной частоте.)
Шифрограмма из посольства в Лондоне могла и должна была быть расшифрована в МИДе и должна была храниться в МИДовском же спецхране. Или, может быть, Международного отдела ЦК КПСС. Или Политбюро ЦК КПСС. Или, на худой конец, ПГУ КГБ.  Хотя на самом деле совсем не так важно, в каком именно из хранилищ её спрятали. И неважно, в 1938 или в 1948 её получили. (Можно, правда, предположить, что, неважно в каком году, но получена она была именно 2 марта рано утром). Даже её конкретное содержание в данном случае не так важно.
Важны только два фактора: 1) в Москве была получена, вероятно 2 марта какого-то года до 1950-го, какая-то шифрограмма от советского посольства в Лондоне, которую посольство тем не менее своим шифром само не шифровало и не отправляло; 2) отправлена эта шифрограмма была путём передачи на той же частоте, что и у посольства, радиосигнала гораздо более сильного, полностью подавившего сигнал посольского передатчика.
Если только такая шифрограмма действительно была получена именно таким образом, то посвящённый и обладающий действительно высшей властью советский руководитель должен был без особого труда суметь её найти и проверить. И сразу заодно узнать, что совершенно уникальный радиопередатчик, обладавший необходимой мощностью для исполнения описанного трюка (около 600 кВт),* имелся только в распоряжении британской спецслужбы, отвечавшей за сбор необходимых разведданных, их обработку, изготовление на их основе и распространение пропаганды, в том числе т.н. «чёрной» — Political Warfare Executive, PWE. Другими словами, он должен был убедиться, что такое, действительно,   «никак невозможно было бы подделать».

* Речь идёт об «Аспидистре» (Aspidistra; введена в действие в середине 1942 года; краткий рассказ об этом радиопередатчике на английском языке есть здесь: http://www.qsl.net/g…istra2.htm ; неплохие фотографии мачт антенн и бункера выложены, например, здесь: http://www.seftondel…distra.htm ). PWE было ликвидировано вскоре после войны. Рассекреченных — окончательных и достоверных — данных о том, были ли у него преемники, а также обо всех тех, кто и как именно эксплуатировал «Аспидистру», начиная с осени-зимы 1945 — до сих пор нет.

     Понятно поэтому, что подделать такую шифрограмму и осуществить её передачу описанным способом могли только люди из очень и очень ограниченного круга гос.служащих, имевших прямой и по роду службы полностью засекреченный доступ к высшему руководству Великобритании (начиная с 1944 года - и США тоже).
      Поэтому если только странная шифрограмма реально существовала, то тогда знание авторов «Симфонии» об этом факте – это стопроцентно надёжное подтверждение того, что их предложение - «план Раковского» - исходит от людей, вполне уполномоченных такого рода предложения делать и обсуждать.
     Так что всем по-настоящему «посвящённым» советским руководителям эти несколько фраз должны были фактически указать пальцем в упор на тех, кто пытался установить с ними доверительный и даже в некотором смысле дружеский контакт.  
     И вот эту предельно конкретную формулировку самого очевидного и одновременно самого надёжного в «Симфонии» «контрольного вопроса» издатели русскоязычного варианта зачем-то урезали и оставили вместо него вроде как «очень толстый», но на самом деле уже абсолютно безобидный и стерильный намёк (поскольку прозвучавшее «вдруг откуда не возьмись» в западном радиоэфире «обращение лично к Сталину» полностью анонимно, не имеет никакого характерного «следа», не хранится потому ни в каком архиве и проверено никем и никак быть не может).
     Была бы «Симфония» никому не нужной фальшивкой – не стал бы никто в России ничего в её тексте столь фатально оскоплять.

      Вот. Хотя бы некоторые основания для того, чтобы развёрнуто сформулировать вопрос так, как я предложил  выше, дали в том числе и сами авторы и публикаторы «Симфонии».
      И потому теперь уже совсем не сложно разобраться с последним аспектом: зачем они всё-таки затеяли именно мистификацию, а со временем и вообще утопили всю эту историю в конспирологическом болоте?



Тут самое время вернуться к старому анекдоту, вынесенному в эпиграф. Почему Абраму не удалось перехитрить Мойшу? Ведь, вроде, всё правильно Абрам просчитал, и Мойша должен был «клюнуть» и поверить, что Абрам едет в Жмеринку?
Ответ прост: Абрам не сумел провозгласить Мойше свою поездку в Киев с той именно степенью лживости, благодаря которой Мойша поверил бы, что он врёт тогда, когда на самом деле он говорит правду. (В анекдоте это получается, конечно же, в первую очередь потому, что Мойша не менее хитёр, и оперирует в своих рассуждениях теми же категориями, что и Абрам.) И потому и получается у Мойши такой смешной, парадоксальный ответ: «Не ври, Абрам, я же знаю, что ты сказал правду».

С «Симфонией» происходит примерно то же самое.
Скажем, в трагической истории братьев Джона и Роберта Кеннеди, возможно, самым фатальным для них фактором оказалась жёсткая необходимость планировать государственный переворот и инвтервенцию на Кубе таким образом, чтобы даже при полном провале всей операции, на любом этапе её осуществления правительство США всегда могло на весь мир, не моргнув глазом, заявлять, что оно тут было не при чём, и не опасаться при этом, что вдруг начнут всплывать какие-то неприятные улики. По-английски это называется plausible deniability - «оскорблённая невинность» (если в шутку переводить).
Но одновременно в полном секрете от Пентагона и ЦРУ Джон Кеннеди пытался установить какой-то канал прямой связи с Фиделем Кастро: надеялся, что сумеет и успеет договориться с ним мирно до того, как  Генштаб и ЦРУ додавят его и дорвутся, наконец, до вожделенной стрельбы на поражение. Естественно, поиски этого канала связи между Джоном Кеннеди и Фиделем Кастро велись таким образом, чтобы никто, военные и разведчики в первую очередь, их обоих, случись что, к этим поискам никогда «привязать» не сумели (недаром задействованная журналистка умерла загадочной смертью вскоре после гибели её Президента).
Поэтому если предполагать, что «Симфония» была таким же поиском выхода на советских руководителей, при котором привязать «Джона Кеннеди» к этому выходу было бы никак невозможно, а уж «Хрущёва» и подавно, то тогда она и должна была быть именно такой, какой получилась: неизвестно, кем написанная, неизвестно, кому адресованная, неизвестно — правдивая или нет. В надежде на то, что в Москве найдётся свой «Мойша», не менее хитрый и оперирующий теми же категориями, что и «Абрам» где-то там не то в Вашингтоне, не то в Нью-Йорке, не то в Лондоне. Которому для того, чтобы он единственный из всех слушающих правильно вычислил, куда вы на самом деле едете, надо грамотно соврать, назвав правильный пункт назначения.

Вся дальнейшая пропагандистская суета с превращением «лживой правды» (или как у Раковского — «расточительной откровенности») в конспирологическую чушь — это уже как у домохозяйки уборка кухни после многочасового приготовления богатого ужина из пяти блюд для двенадцати гостей.

А у меня таким образом получился заключительный вопрос с развёрнутой формулировкой: Не с ответа ли советской стороны на «Красную симфонию» начались и какое-то время потом процветали наука, искусство и практика «кремлинологии»?