Тред №268165

Тем временем 11 сентября приказом Реввоенсовета республики действия Южного участка завесы и Северо-Кавказского военного округа наконец-то были объединены созданием Южного фронта. В состав фронта вошли уже сформированная на балашовско-поворинском направлении 9-я армия, переименованная в 10-ю армию группа войск Царицынского фронта и сформированная на границе с оккупированной немцами Украиной (брянское, курское и воронежское направления) 8-я армия. Позднее, 3 октября, Северо-Кавказская армия была переименована в 11-ю, а войска Астраханского района — в 12-ю армию.
Военным руководителем фронта был назначен П. П. Сытин, с 30 августа руководивший Южным участком завесы. Разделяя позицию высшего руководства РККА, Сытин с весьма большим недоверием отнесся к царицынскому руководству — так, в докладе от имени Высшей военной инспекции (в которую Сытин входил на этот момент) указывалось, что «должность командующего 10-й [то есть Царицынской] армией — вакансия». Сытин явно не желал видеть на этой должности Ворошиова — не удивительно что Климент Ефремович платил ему тем же самым.
Вдобавок в документе про ситуацию в районе Царицына не говорилось вообще ничего. Напрашивается предположение, что Высшая военная инспекция ею не сильно интересовалась, воспринимая этот район как «мятежный», который в первую очередь надо привести к повиновению, а потом уже заниматься его реорганизацией. А поскольку Царицынский участок был наиболее опасным (отступать здесь было некуда, падение города автоматически влекло за собой крах всего фронта), вполне понятно, почему «царицынцы» затаили обиду на военное руководство республики. Пользуясь тем, что штаб фронта их игнорировал, Ворошилов и Минин продолжили командовать своими войсками от имени штаба Северо-Кавказского округа. Лишь через несколько дней находившийся в Москве Сталин добился объединения штабов — 17 сентября был официально утвержден состав командования Южным фронтом, куда вошли Сытин, Сталин, Ворошилов и Минин.
Сытин все-таки прибыл в Царицын — и 29 сентября, на первом же заседании Военно-революционного совета Царицынского фронта, Сталин и Ворошилов при поддержке Минина поссорились с командующим фронтом, поддержанным членом РВСР Мехоношиным. Причиной разногласий стали полномочия комфронтом в деле назначения командующих армий и трактовка соответствующего распоряжения РВСР. Здесь Сталин и Ворошилов проявили свое традиционное недоверие к «старым спецам». С другой стороны, нельзя не признать, что их предложение о переносе штаба фронта из Козлова ближе к центру активных действий было достаточно разумным.
К этому времени первый штурм Царицына был отбит, положение на фронте стабилизировалось. Казаков Фицхелаурова удалось отогнать от железной дороги Балашов—Камышин, хотя дорога от Царицына на Поворино все еще крепко находилась в их руках. Южнее меридиана Камышина фронт в целом проходил по реке Иловле и далее по рубежу реки Дон вплоть до Верхнекурмоярской — здесь противника вновь удалось оттеснить за Дон, несколько улучшив положение даже относительно июльского. Сальская группа опять занимала район Котельниково, Ремонтная. Именно тут вновь было сосредоточено основное внимание штаба округа, не отказавшегося от планов восстановления связи с Северо-Кавказской армией.
Что же происходило в это время на Северном Кавказе?
7 июля на чрезвычайном съезде Советов в Екатеринодаре было объявлено об объединении всех советских районов в Северо- Кавказскую республику, в ее ЦИК вошли 44 большевика и 29 левых эсеров — и это после событий 6 июля в Москве!
Тем временем Добровольческая армия, убедившись в том, что на царицынском направлении ее прикрывают подпираемые и снабжаемые немцами донцы, начала наступление из района Торговой и Великокняжеской на юго-запад вдоль железной дороги. 6 июля была занята Белая Глина на полпути к Тихорецкой. В то же время главком Северо-Кавказской армией Калнин вынужден был значительную часть своих сил держать против немцев на Ростовском фронте; этого от него требовали и левые эсеры, имевшие большое влияние в армии. Так наглядно проявилось своеобразие патриотизма белых — громко обвиняя большевиков в измене России, сами они фактически сражались против них на одной стороне с немцами.
В ночь на 14 июля Добровольческой армией была занята узловая станция Тихорецкая, где находился штаб главкома. На станции были захвачены практически весь подвижный состав, три бронепоезда, один бронеавтомобиль, несколько десятков орудий и большие запасы снарядов, которых так не хватало красным. К Екатеринодару удалось увести только 7 эшелонов. Калнин смог спастись; начальник его штаба бывший полковник Балабин застрелился — он знал, что ждет его в руках «добровольцев».
Одной из причин поражения стал отказ Сорокина выполнить приказ о переброске к Тихорецкой одной дивизии с Ростовского участка: командующий Кубанской армией решил, что сможет лучше использовать ее, развернув наступление во фланг «добровольцам». Тем не менее уже на следующий день вызванный в Екатеринодар Калнин, пребывая в полном отчаянии, попросил ЦИК Северо-Кавказской республики об отставке и предложил назначить на свое место Сорокина. После некоторого раздумья 3 августа Сорокин был назначен на должность главнокомандующего всеми войсками Северного Кавказа, вступив в нее с 8 часов утра следующего дня. Теперь его задачей стал отвод войск его же армии из обрисовавшегося кубанского мешка в район Армавира и Ставрополя, где можно было лучше наладить управление всеми силами Северного Кавказа, а также попытаться установить контакт с Центром через Царицын или Астрахань. 17 августа без боя был оставлен Екатеринодар, ЦИК Северо-Кавказской республики эвакуировался в Армавир.
Еще в конце июля Калнин отправил в Царицын за помощью командира 3-й колонны армавирской группировки Жлобу. Очевидно, именно на информации, полученной от Жлобы, основывался Сталин, когда 26 июля писал Ленину в телеграмме № 12 498: «У нас имеется теперь точная картина положения дел на Кубани. До сего времени у нас были непроверенные сведения, а теперь имеются факты».
Из Царицына Жлоба отбыл в Астрахань, где получил 10 (по другим данным — 13) грузовиков и 200 000 патронов из запаса, заготовленного для Кавказа и Баку. С этим грузом он отправился обратно через калмыцкие степи и Святой Крест. Привезенные Жлобой патроны стали единственной помощью, которую Северный Кавказ получил от Центра. Заметим, что выданный Жлобе транспорт был всем, чем располагала Астрахань на этот момент.
Жлоба прибыл в Пятигорск 2 сентября. Вместе с патронами он привез Сорокину приказ Военного совета СКВО, датированный 22 августа и предписывающий всем войскам Северного Кавказа отходить на Царицын для соединения с остальными силами округа.
Тем временем в последних числах августа Сорокин на аэроплане отсылает в Астрахань хорошо знакомому ему военному комиссару СКВО Анисимову донесение о положении в войсках. 3 сентября содержание донесения по телеграфу было передано в Царицын. Сорокин объяснял причины неудач армии «сознанием оторванности от центра снабжения боеприпасами» и писал, что если снабжение наладить не удастся, то «остается одно — вывести живую сипу целиком из пределов [Северо-Кавказской] республики, соединиться с Северными войсками и начать новый натиск».
Казалось бы, решение принято — и Сорокин, и командование округа независимо друг от друга пришли к выводу о необходимости оставления Северного Кавказа ради спасения армии, свыше 100 тысяч штыков которой оказались бы совсем не лишними на других фронтах. В этой связи выглядят странными упреки в неоказании помощи Северному Кавказу, адресуемые Сталину некоторыми историками, возлагающими на него даже вину за гибель 11-й армии.
Однако приказ выполнен не был. Н.Д. Карпов в книге «Мятеж главкома Сорокина» объясняет это тем, что он был составлен небрежно и неконкретно, но какая конкретика могла быть при полном отсутствии у руководства СКВО представления об обстановке на Кавказе? Карпов пишет, что «о Сталине и Ворошилове Сорокин знал мало и воспринимал их вместе с их 10-й армией как равнозначных ему по положению... Не такой человек был Сорокин, чтобы подчиняться равному по положению». Но 10-я армия, как и 11-я, была создана приказом Реввоенсовета республики только 3 октября — через месяц после получения приказа! А приказ был отдан от имени командования Северо-Кавказским округом, то есть инстанции более высокой, чем командарм.
Более убедительно звучит другое объяснение Карпова — именно политическое руководство Северо-Кавказской республики в Пятигорске, получив от Жлобы известие о приказе из Царицына отказалось его выполнять, тем самым погубив и армию, и республику, и самих себя...
В этой ситуации Жлоба решил действовать на свой страх и риск. В первых числах сентября он переформировал свои полки в Невинномысской, отразил атаки 2-й пехотной дивизии Добровольческой армии, а 8 сентября, воспользовавшись тем, что Сорокин отбыл в Пятигорск на заседание ЦИК Северо-Кавказской республики, под видом переброски войск к Георгиевской для наступления на Моздок (по приказу Сорокина) погрузил свои войска в эшелоны и направил их в Святой Крест.
Заметим, открыть фронт Жлоба не мог, потому что его силы уже выведены из соприкосновения с противником для переброски на другой участок. И действительно, кризис на фронте наступил только 18—20 сентября, когда белым удалось взять Армавир и Невинномысскую. Тем не менее уход сил Жлобы не мог не повлиять на ситуацию отрицательно.
Впрочем, сам Жлоба проявил себя весьма неплохим организатором: из сосредоточившихся в районе Святого Креста частей он в середине сентября сформировал так называемую Стальную дивизию численностью около 15 тысяч человек, и к концу сентября через Благодарное отвел ее к селу Дивное южнее истоков реки Маныч, в 120 км северо-восточнее Ставрополя. Отсюда до района Котельников, Ремонтная, занимаемого левофланговыми соединениями царицынской армии (группа Шевкоплясова), оставалось менее 200 км. По сути, командование Северо-Кавказской армии уже давно должно было озаботиться закреплением за собой этого района, так как отсюда держать связь с Царицыном было куда проще, чем через Астрахань.
19 сентября из Благодарного Жлоба посылает в Царицын доклад о ситуации на Северном Кавказе. Он сообщает, что командующим войсками Северо-Кавказской армии вместо Калнина назначен Сорокин; что Сорокин саботирует приказ о выводе армии с Кавказа, хотя впрямую его выполнять не отказывается; что армия фактически находится в мешке, а сам Жлоба собирается приступить к выполнению «известной вам задачи своими силами» — то есть двигаться с дивизией к Царицыну.
В этих условиях Ворошилов и Сталин, только что вернувшийся в Царицын из Москвы, без ведома П.П. Сытина, 18 сентября официально утвержденного на посту командующего Южным фронтом, принимают весьма неожиданное решение. 24 сентября от имени командования фронтом они отдают знаменитый приказ № 118, утверждающий Сорокина в должности командующего Северо-Кавказской армией и предписывающий ему вместо отхода на Царицын развернуть наступление в западном направлении — на Ставрополь и вдоль Маныча на Батайск.
На первый взгляд странная перемена позиции. Однако внимательнее вчитаемся в 4-й параграф приказа: «Срочно установить как телефонную, так и телеграфную связь между своими частями, а также с войсками царицынского фронта и Военно- революционным советом через следующие пункты: Дивное, Кресты Астраханской губернии, Заветное и Царицын». Таким образом, Военный совет счел, что через степь севернее Маныча можно будет поддерживать с Сорокиным более-менее надежную связь, а наступление вдоль Маныча на запад не только поставит под угрозу правый фланг Донской армии, но и сможет привести к очищению железной дороги на Великокняжескую и Торговую.
Подтверждением этих расчетов стала доставка приказа № 118 в Пятигорск всего за несколько дней. 7 октября Сорокин на его основе составил приказ о наступлении своей армии. Казалось, координация действий Царицынской и Северо-Кавказской группировок наконец-то была налажена. 27 сентября Сталин и Ворошилов направляют Сорокину новый приказ № 120, предписывающий отправить дивизию Жлобы к Царицыну. Нельзя не отрицать, что и это решение было вполне разумным.
Однако здесь уже встал на дыбы Сытин, через голову которого были отданы эти распоряжения, вдобавок подписанные Ворошиловым как командующим фронтом, что уже выходило за все рамки. Сытин срочно прибывает в Царицын, чтобы лично разобраться в обстановке. Однако упомянутое выше совещание Военного совета Южного фронта, состоявшееся в Царицыне 29 сентября, лишь подлило масла в огонь: на нем Сытину в лицо было высказано недоверие и нежелание признавать его главкомом; Сталин и Ворошилов потребовали коллегиально принятия решений Военсоветом, что противоречило элементарным принципам управления войсками.
Сытина поддержали Главком РККА и Реввоенсовет Республики в лице Троцкого — чрезмерная самостоятельность царицынцев не только нарушала все представления о военной субординации, но и впрямую подрывала политический авторитет Троцкого. В результате интересы дела были принесены в угоду интересам утверждения порядка: 4 октября Вацетис отменил приказ № 118, а на следующий день послал возмущенную телеграмму Троцкому с копиями Свердлову и Ленину.
Тем временем Жлоба, видимо, желая продемонстрировать, что целью его действий является отнюдь не бегство с фронта, атаковал войска противника в районе Петровского, смял их, захватив пленных и трофеи, о чем донес Сорокину, а затем вновь двинулся вдоль железной дороги на Дивное и далее через Маныч к Царицыну. В ответ Сорокин и Реввоенсовет Красной армии Северного Кавказа объявили Жлобу вне закона. Но Стальная дивизия достигла Царицына очень вовремя — в самые критические дни обороны города она нанесла осаждающим удар с тыла в районе Сарепты и Тингуты. Возможно, именно этим ударом Царицын был спасен. Таким образом, действия Сталина и Ворошилова, какими бы причинами и соображениями они не вызывались, в итоге оказались правильными.
В соответствии с приказом № 118 Сорокин разработал свой план наступления на Ставрополь и в направлении Батайска. Он уже знал, что его войска переименованы в 11-ю армию, получив это известие 4 октября от вернувшегося кружным путем из Москвы председателя Северо-Кавказского ВЦИК Яна Полуяна, а вот сведений об отмене приказа о наступлении не имел, что еще раз  показывает способность Вацетиса и его Полевого штаба влиять на события.
Однако этот план вызвал возражения кубанцев и таманцев, желавших двигаться на Екатеринодар, а если эта попытка не удастся — отводить армию к Астрахани. Чтобы убедить Сорокина в своей правоте, в Пятигорск прибыли командующий Белореченским участком Кочергин и Матвеев, командующий Таманской армией, только что завершившей свой знаменитый поход. Вместо того, чтобы выслушать их, Сорокин решил заняться поддержанием дисциплины — он расстрелял Матвеева, а Кочергина отдал под трибунал, и того спас лишь начальник Пятигорской ЧК Власов (впоследствии расстрелянный за это Сорокиным).
Расстрел высших командиров оказался отнюдь не лучшим способом наведения порядка и подержания дисциплины: Матвеев и Кочергин не были изменниками и искренне верили в то, что их вариант действий будет лучше; они не отказывались от диалога с главкомом. В Северо-Кавказской армии уже имелся опыт мирного отстранения от командования Автономова, но сейчас под рукой не оказалось мудрого Орджоникидзе. В результате действия Сорокина лишь привели к расколу власти, обострив недоверие к нему местного советского руководства, которое начало искать пути к отстранению главкома.
Тем не менее, наступление 11-й армии оказалось успешным: оно сорвало уже начавшиеся активные действия Добровольческой армии и на какое-то время переломило ситуацию. 26 октября белые силами 1-й пехотной дивизии заняли Армавир, но через несколько дней были выбиты из него. 28 октября красными был вновь взят Ставрополь.
Однако беда пришла откуда не ждали — 21 октября прорвался наружу долго вызревавший конфликт между Сорокиным и руководством Северо-Кавказской республики. В этот день четверо Руководителей республики (Рубин, Крайний, Рожанский и Дунаевский) были арестованы по приказу Сорокина и тут же расстреляны его конвоем. На следующий день, мотивируя свой поступок. Сорокин выпустил листовку с изложением документов о связях с белыми, якобы найденных при расстрелянных. Возможно, эти бумаги были подброшены Сорокину белой разведкой. Так или иначе, но пути обратно не было. Раз начавшись, расстрелы имеют свойство продолжаться.
Узнав о случившемся, советское руководство, собравшееся на Второй Чрезвычайный съезд Советов Северного Кавказа, перенесло место съезда из сорокинского Пятигорска в Невинномысскую. 27 октября делегаты съезда объявили Сорокина вне закона, сделав то же, что совсем недавно он сам проделал в отношении Жлобы. В Пятигорске Сорокин был оторван от своих войск; узнав о решении съезда, он спешно отбыл на фронт, но решил направиться не в Невинномысскую, где проходил съезд, а в Ставрополь, только что занятый силами бывшей Таманской армии. Это он сделал зря — таманцы не простили главкому убийства Матвеева. 1 ноября Сорокин был арестован, а 3 ноября убит в тюрьме командиром 3-го Таманского полка, неким Высланко.
Эти события вкупе с отсутствием боеприпасов не могли не повлиять на состояние 11-й армии. К середине месяца ее наступление захлебнулось, Ставрополь был сдан вновь. Затем началась агония. К февралю армий в количестве 50 тысяч человек отступила через Калмыцкие степи к Астрахани, будучи совершенно небоеспособной из-за свирепствовавшего в ней тифа.

---

продолжение следует