Тред №268167

Подведем итоги. Анализируя конфликт Сталина и Ворошилова с военным и политическим руководством Красной армии, надо признать, что его причиной стала весьма странная ситуация: политический статус командования 10-й армии оказался выше, чем статус командования Южного фронта и фактически сравнялся со статусом Главкома. Такое положение дополнительно подкреплялось оторванностью Царицына от остальных сил фронта, постоянными переменами в руководстве фронтом (а до него участком завесы), а также совершенно справедливым недоверием царицынского командования к фронтовому штабу, вызванным рядом измен его работников. В результате руководство 10-й армии фактически действовало независимо от остальных сил фронта, а при возникновении проблем апеллировало через голову вышестоящего руководства напрямую к Москве — к Ленину.
В свою очередь, командование фронтом, неверно оценив как расстановку сил противника, так и стратегическую ситуацию в регионе, представляло себе ситуацию в весьма искаженном виде. Оно преуменьшило и значение Царицына (в первую очередь для обеспечения действий на Северном Кавказе), и численность сил противника, брошенных на Царицын. И главком, и командование Южного фронта искренне считали, что Царицын и без того имеет слишком много войск — и требовало, чтобы 10-я армия хотя бы отвлекла противника от центра и левого фланга фронта. В то же время командование 10-й армии было куда больше обеспокоено положением на Северном Кавказе, чем ситуацией на Воронежском и Поворинском направлениях. Из остальных направлений его волновало только Себряковско-Еланское, обеспечивавшее связь с центром страны — как прямую железной дорогой на Поворино, так и окольную через Камышин на Балашов.
При этом следует признать, что в сложившейся ситуации представления командования 10-й армии были более адекватными. Царицын действительно являлся центром позиции на Волге, через него можно было осуществлять связь с Кавказом, а также с Астраханью — помимо хлеба, являвшимися также единственными источниками нефти. Наконец, здесь действительно были сосредоточены основные усилия Донской армии, а Воронежское и Балашовское направления для нее являлись лишь вспомогательными. Наконец, промышленное значение Царицына было куда больше, чем даже у Воронежа, за безопасность которого так беспокоилось фронтовое командование.
Возможно, это не являлось заслугой Сталина и Ворошилова, но в создавшейся ситуации оказались правы именно они. Впрочем, следует вспомнить, что Сталин всегда отличался стратегическим мышлением, умением видеть за деревьями лес и не забывать о главном среди множества тактических мелочей. С другой стороны, Ворошилов, даже если не рассматривать его военные дарования, проявил себя как хороший организатор и харизматический лидер. Поэтому тандем Сталин—Ворошилов, сложившийся еще в июне в ходе противостояния руководству штаба Северо-Кавказского округа, оказался весьма эффективен. Следует признать: для большевиков стало огромным счастьем, что эти люди очутились в это время и в этом месте.
По сути, царицынскому руководству можно поставить в вину только чрезвычайно высокие потери 10-й армии, однако на остальных направлениях Южного фронта они оказались не менее высоки, а Северо-Кавказская (11-я) армия вообще лишилась боеспособности, хотя и не была уничтожена полностью. Если Сталин и Ворошилов не проявили себя выдающимися полководцами, то ни один из профессиональных военных — ни Вацетис, ни Снесарев, ни Сытин — в этот период не показал себя заметно лучше. При этом царицынское руководство свою задачу выполнило. Можно лишь предполагать, что если бы у него изначально сложились более удачные отношения с «военспецами», то действия 10-й армии и всего Южного фронта могли бы оказаться гораздо более эффективными, нежели действия всех армий фронта по отдельности.
В данном случае придется еще раз упрекнуть высшее военно-политическое руководство страны — главкома и Реввоенсовет республики с его Полевым штабом. В описанных выше условиях (признаем —достаточно нетривиальных) наиболее оптимальным решением было бы передать Сталину и Ворошилову реальную власть на Южном фронте, объединив под их командованием действия всех пяти армий — 8-й, 9-й, 10-й, 11-й и вновь сформированной в Астрахани 12-й. В этом случае труднее всего было бы подобрать военспеца, с которым могли бы сработаться и Климент Ефремович, и Иосиф Виссарионович, уже почувствовавшие вкус к самостоятельному управлению войсками, а вдобавок успевшие проникнуться недоверием к «военспецам».
С другой стороны, из документов видно, что отношения с бывшим полковником Славеном у Ворошилова сложились вполне нормальные. Причина тому была проста: Славен оказался превосходным психологом, у него хватило ума и такта выбрать для общения с упрямым луганцем добродушно-домашний стиль, при этом не роняя своего авторитета и исподволь добившись, чтобы Ворошилов этот авторитет стал признавать и даже позволил делать себе выволочки. Заметим, что и в военном плане «старичок» Славен проявил себя как опытный и вдумчивый оперативник, умеющий обращать внимание на детали и вычленять из них главное; его приказы четки, доклады хорошо структурированы и информативны.
Возможно, следовало выцарапать из добровольной отставки генерала Бонч-Бруевича — он был весьма неплохим штабистом, а его полная лояльность гарантировалась статусом брата, управляющего делами Совнаркома. Помимо этого, безусловно, следовало перенести штаб фронта из Козлова ближе к «центру тяжести» операций — если не в сам Царицын, то хотя бы в Саратов или Балашов. Нахождение штаба фронта на самом спокойном из его флангов поневоле приковывало внимание его командования к данному флангу, мешая адекватно оценивать ситуацию на других участках. Но ничего этого ни Троцкий, ни Вацетис не сделали.

---

продолжение следует