Спецслужбы
1,442,268
8,584
|
Мангуст ( Слушатель ) |
| 05 ноя 2010 16:48:23 |
Тред №271900
новая дискуссия Дискуссия 181
Три года назад ЦРУ в связи с истечением срока давности рассекретило ряд своих планов и операций середины прошлого века. Некоторые из них включали убийства, пытки, покушения на политиков, сотрудничество с мафией и тому подобные «неправовые» методы. Выходит, 50 лет назад не боялись персональной ответственности и огласки, а теперь боятся?
Думаю, отчасти так. Вообще, вероятность утечки растет с каждым годом, в частности за счет технологий, позволяющих быстрое и скрытное копирование. Это положительное изменение. Но есть и отрицательные. Например, ты знаешь, что по отношению к 1968-му — пику вьетнамской войны — численность американских отрядов специального назначения сегодня увеличилась в полтора раза. Военные затраты США за последние десять лет выросли почти в два раза. Мир меняется, но в целом борьба правды и лжи — своего рода саморегулирующийся процесс: современные технологии, конечно, позволяют военным и спецслужбам собирать огромное количество информации о гражданах, однако те же самые технологии делают любую закрытую систему более уязвимой, увеличивая вероятность утечки.
Что, по-твоему, изменил интернет, принес ли он заждавшимся народам истинную свободу слова?
Для меня Всемирная сеть — это антидот к телевидению. Да, и в интернете человек нередко не может найти достоверную информацию, и Сеть используется не только в информационных, но и в пропагандистских целях, однако по отношению к эре телевидения эра интернета — огромный прогресс. Хотя бы потому, что большая часть поступающей к нам из Сети информации — это текст. Тексту, в отличие от картинок, мы не доверяем. Так уж эволюционно вышло: слова — это история, которую нам рассказывает собеседник. Мы интуитивно склонны сомневаться в ее достоверности, проверять ее. А вот не доверять собственным глазам эволюция нас не научила, и видеоряд атакует напрямую наше бессознательное и эмоции — в обход лобных долей.
Правда, одновременно интернет дал спецслужбам невиданные возможности для сбора информации и слежки за гражданами. Facebook, Google, Twitter— все эти компании базируются в США, и, хотя они и частные, каждая из них имеет специальный интерфейс, благодаря которому американские спецслужбы могут в любой момент получить доступ к абсолютно любому письму, почтовому ящику, аккаунту, одним словом — ко всему содержимому серверов этих компаний. Это данные о миллиардах людей, ни одна разведка в истории человечества не могла даже мечтать о таком…
Строго говоря, сегодня я бы с большим подозрением относился к утверждениям, что, мол, в такой-то или такой-то стране существует демократия и свободная пресса. Просто когда в некотором государстве элита чувствует себя достаточно комфортно, а народ достаточно силен, то он начинает требовать себе выборов, прав и свобод.
Элита, чьи позиции крепки, а собственность защищена, не особо сопротивляясь, дает ему все это. В этом смысле, по-моему, не богатство и благополучие являются следствием демократии, а, наоборот, именно они позволяют возникнуть демократии.
На практике свобода слова точно так же возникает благодаря уверенности элиты в незыблемости своего положения. Взять, например, «финансовое общество», США. Право на свободу слова там дано государством ровно потому, что никакая информация не изменит фискальных, имущественных и властных устоев Америки, так что и говорить вслух там можно все что угодно. То же и в какой-нибудь Норвегии.
В этом смысле, как это ни парадоксально, но, например, Китай с его цензурой и гонениями на инакомыслящих вызывает у меня гораздо больше надежды на то, что его можно реформировать при помощи слова, на то, что распространение знания изменит эту страну. В Кении в 2007 году мы с помощью всего одного документа о коррупции повлияли на президентские выборы — рейтинг президента Кибаки упал на 10%!
То есть в США, по-твоему, такой возможности нет?
Есть, но для этого потребуется чудовищной силы удар, огромное количество единовременно появившейся информации. Например, после публикации нашего «афганского досье» военная тематика в новостях на протяжении недели занимала не обычные 6%, а 18% — трехкратное увеличение! Рейтинг Обамы упал на 6%, поддержка военных действий в Афганистане тоже. Понятно, что эта публикация оказала определенное влияние на позиции США в мире. Так что до некоторой степени влиять на эту систему все же можно.
В твоих словах о «надежде» — Китай и Кения, где все можно изменить с помощью одного документа, — и «безнадежности» вроде США и Норвегии звучит что-то очень личное: как будто бы тебе интересно только там, где можно легко устроить революцию.
Ну, что поделаешь, жизнь-то одна, хочется успеть сделать что-нибудь стоящее. Мне интересно то, что приносит отдачу. США мне тоже интересны, просто требуется огромный массив данных. Опубликовать все архивы ЦРУ. Или всю переписку Белого дома. Возможно, для масштабной реформы потребуется и то и другое одновременно. К счастью, я практически уверен, что количество секретной информации в США больше, чем во всем остальном мире, вместе взятом. Вопрос только в том, как до всего этого добраться. Правда, американских секретов мы и так уже немало выложили. Этим мы, во-первых, доказали скептикам, что мы не работаем на ЦРУ. И, во-вторых, добились важного психологического эффекта: мы доказали, что не боимся самой сильной страны мира и способны успешно противостоять попыткам закрыть нас.
А почему вы не публикуете документов из России?
Мы бы с удовольствием. У нас в проекте даже русскоговорящие люди есть. Но нам практически ничего не присылают. Возможно, люди в России не знают о нас? Или не верят, что мы можем изменить ситуацию в России? Есть и еще одно возможное объяснение. Я люблю говорить: «Храбрость заразна». Но она заразна локально. Часто для того, чтобы начались утечки, должен найтись смельчак именно из этой страны. Так у нас произошло с Восточным Тимором, Кенией и некоторыми другими государствами. Один опубликованный документ — и они буквально посыпались на нас.
Так что, из России даже одной бумаги не нашлось?
Мы получали только документы советского периода. Было, правда, одно сообщение, рассказывавшее о предполагаемой утечке из ФСБ, но мы не нашли собственно документов. Так что напиши — я правда очень жду российских утечек.
Скажи, а если ты сейчас все бросишь и уедешь жить на острова Зеленого мыса, Wikileaks перестанет существовать?
Нет, она уже вполне способна обойтись и без меня. Процветать — не уверен, но выживать — вполне. Да, мы живем на пожертвования, но их пока хватает: в год получается порядка полутора миллионов долларов. Хотя мы и не такая уж маленькая организация, у нас есть отделения, серверы и сеть помощников, в основном работающих на добровольных началах, во многих странах. И Wikileaks быстро растет.
Вы в этом году опубликовали куда больше ярких документов, чем вся мировая пресса, вместе взятая.
Это не столько наша заслуга, сколько проблема традиционной журналистики. Она всегда была слаба и не умела делать того, для чего предназначена. Если бы журналисты не хвалили друг друга, устанавливая весьма низкие профессиональные стандарты, на них вообще бы не обращали внимания. А так они делают вид, что обладают знанием, и объясняют доверчивой публике, что она невежественна. В результате вместо отношений «писатель — читатель» формируются патерналистские отношения «взрослый — ребенок». Они позволяют многим журналистам быть оппортунистами, искажать правду, заниматься пропагандой и манипулировать читателями, которым они же внушили чувство интеллектуальной неполноценности.
Ты думаешь, журналисты могут вести себя как Wikileaks, не прячась и не пользуясь криптоалгоритмами в почте и мобильнике?
Могут. Но это будет неприбыльно, и в конце концов их вытеснят конкуренты. Потому что хорошую работу делать трудно, и это занимает много времени, поэтому те, кто будет этим заниматься, проиграют финансовое соревнование тем, кто будет быстро и плодотворно халтурить. Единственная возможность — субсидии, но, понятно, что они накладывают свои ограничения.
Вы не собираетесь создать на базе Wikileaks какое-нибудь издание?
Бумажное — нет. Но мы, может быть, создадим свое новостное агентство. Одно из огромных преимуществ интернета — возможность дешевых публикаций. Мы — своеобразный издательский авангард, мы самые наглые, и мы можем предоставить своеобразный щит всем остальным издателям и журналистам, которые по определению куда более умеренные, чем мы. Соответственно, чем более напористыми мы будем, тем больше места отвоюем для всех остальных. Главное — двигаться быстрее, чем оппонент сможет понять, каков будет твой следующий ход. Да, конечно, это все непросто. С другой стороны, у меня масса изумительных возможностей. Знать, что ты открываешь людям правду о целой войне, даришь истории все эти документы, — это восхитительное чувство. Оно стоит и неудобств, и клеветы в газетах, и вызовов в полицию.
****
Я едва успел спрятать диктофон, а Джулиан уже сидел перед ноутбуком.
— Ужасно медленная у тебя сеть, — заметил он хозяину квартиры.
— Уж какая есть, — парировал тот, — от других я паролей не знаю.
— Ну-ка, сейчас поглядим. — Джулиан изучил список беспроводных сетей, бормоча под нос: — Тут сложный ключ, минут двадцать займет, да и софта у меня с собой нет… Тут то же самое… О! А вот тут за пару минут можно подобрать!
Внезапно Джулиан стал похож на пианиста: сгорбленная фигура на табуретке, напряженное лицо, пальцы скачут по клавишам.
— Так-то гораздо лучше, — секунд через сорок он подобрал пароль и улыбнулся.
— Думал, такое только в кино бывает, — поразился я.
— Бывает и в кино, — не поворачивая головы, отозвался Джулиан.
Думаю, отчасти так. Вообще, вероятность утечки растет с каждым годом, в частности за счет технологий, позволяющих быстрое и скрытное копирование. Это положительное изменение. Но есть и отрицательные. Например, ты знаешь, что по отношению к 1968-му — пику вьетнамской войны — численность американских отрядов специального назначения сегодня увеличилась в полтора раза. Военные затраты США за последние десять лет выросли почти в два раза. Мир меняется, но в целом борьба правды и лжи — своего рода саморегулирующийся процесс: современные технологии, конечно, позволяют военным и спецслужбам собирать огромное количество информации о гражданах, однако те же самые технологии делают любую закрытую систему более уязвимой, увеличивая вероятность утечки.
Что, по-твоему, изменил интернет, принес ли он заждавшимся народам истинную свободу слова?
Для меня Всемирная сеть — это антидот к телевидению. Да, и в интернете человек нередко не может найти достоверную информацию, и Сеть используется не только в информационных, но и в пропагандистских целях, однако по отношению к эре телевидения эра интернета — огромный прогресс. Хотя бы потому, что большая часть поступающей к нам из Сети информации — это текст. Тексту, в отличие от картинок, мы не доверяем. Так уж эволюционно вышло: слова — это история, которую нам рассказывает собеседник. Мы интуитивно склонны сомневаться в ее достоверности, проверять ее. А вот не доверять собственным глазам эволюция нас не научила, и видеоряд атакует напрямую наше бессознательное и эмоции — в обход лобных долей.
Правда, одновременно интернет дал спецслужбам невиданные возможности для сбора информации и слежки за гражданами. Facebook, Google, Twitter— все эти компании базируются в США, и, хотя они и частные, каждая из них имеет специальный интерфейс, благодаря которому американские спецслужбы могут в любой момент получить доступ к абсолютно любому письму, почтовому ящику, аккаунту, одним словом — ко всему содержимому серверов этих компаний. Это данные о миллиардах людей, ни одна разведка в истории человечества не могла даже мечтать о таком…
Строго говоря, сегодня я бы с большим подозрением относился к утверждениям, что, мол, в такой-то или такой-то стране существует демократия и свободная пресса. Просто когда в некотором государстве элита чувствует себя достаточно комфортно, а народ достаточно силен, то он начинает требовать себе выборов, прав и свобод.
Элита, чьи позиции крепки, а собственность защищена, не особо сопротивляясь, дает ему все это. В этом смысле, по-моему, не богатство и благополучие являются следствием демократии, а, наоборот, именно они позволяют возникнуть демократии.
На практике свобода слова точно так же возникает благодаря уверенности элиты в незыблемости своего положения. Взять, например, «финансовое общество», США. Право на свободу слова там дано государством ровно потому, что никакая информация не изменит фискальных, имущественных и властных устоев Америки, так что и говорить вслух там можно все что угодно. То же и в какой-нибудь Норвегии.
В этом смысле, как это ни парадоксально, но, например, Китай с его цензурой и гонениями на инакомыслящих вызывает у меня гораздо больше надежды на то, что его можно реформировать при помощи слова, на то, что распространение знания изменит эту страну. В Кении в 2007 году мы с помощью всего одного документа о коррупции повлияли на президентские выборы — рейтинг президента Кибаки упал на 10%!
То есть в США, по-твоему, такой возможности нет?
Есть, но для этого потребуется чудовищной силы удар, огромное количество единовременно появившейся информации. Например, после публикации нашего «афганского досье» военная тематика в новостях на протяжении недели занимала не обычные 6%, а 18% — трехкратное увеличение! Рейтинг Обамы упал на 6%, поддержка военных действий в Афганистане тоже. Понятно, что эта публикация оказала определенное влияние на позиции США в мире. Так что до некоторой степени влиять на эту систему все же можно.
В твоих словах о «надежде» — Китай и Кения, где все можно изменить с помощью одного документа, — и «безнадежности» вроде США и Норвегии звучит что-то очень личное: как будто бы тебе интересно только там, где можно легко устроить революцию.
Ну, что поделаешь, жизнь-то одна, хочется успеть сделать что-нибудь стоящее. Мне интересно то, что приносит отдачу. США мне тоже интересны, просто требуется огромный массив данных. Опубликовать все архивы ЦРУ. Или всю переписку Белого дома. Возможно, для масштабной реформы потребуется и то и другое одновременно. К счастью, я практически уверен, что количество секретной информации в США больше, чем во всем остальном мире, вместе взятом. Вопрос только в том, как до всего этого добраться. Правда, американских секретов мы и так уже немало выложили. Этим мы, во-первых, доказали скептикам, что мы не работаем на ЦРУ. И, во-вторых, добились важного психологического эффекта: мы доказали, что не боимся самой сильной страны мира и способны успешно противостоять попыткам закрыть нас.
А почему вы не публикуете документов из России?
Мы бы с удовольствием. У нас в проекте даже русскоговорящие люди есть. Но нам практически ничего не присылают. Возможно, люди в России не знают о нас? Или не верят, что мы можем изменить ситуацию в России? Есть и еще одно возможное объяснение. Я люблю говорить: «Храбрость заразна». Но она заразна локально. Часто для того, чтобы начались утечки, должен найтись смельчак именно из этой страны. Так у нас произошло с Восточным Тимором, Кенией и некоторыми другими государствами. Один опубликованный документ — и они буквально посыпались на нас.
Так что, из России даже одной бумаги не нашлось?
Мы получали только документы советского периода. Было, правда, одно сообщение, рассказывавшее о предполагаемой утечке из ФСБ, но мы не нашли собственно документов. Так что напиши — я правда очень жду российских утечек.
Скажи, а если ты сейчас все бросишь и уедешь жить на острова Зеленого мыса, Wikileaks перестанет существовать?
Нет, она уже вполне способна обойтись и без меня. Процветать — не уверен, но выживать — вполне. Да, мы живем на пожертвования, но их пока хватает: в год получается порядка полутора миллионов долларов. Хотя мы и не такая уж маленькая организация, у нас есть отделения, серверы и сеть помощников, в основном работающих на добровольных началах, во многих странах. И Wikileaks быстро растет.
Вы в этом году опубликовали куда больше ярких документов, чем вся мировая пресса, вместе взятая.
Это не столько наша заслуга, сколько проблема традиционной журналистики. Она всегда была слаба и не умела делать того, для чего предназначена. Если бы журналисты не хвалили друг друга, устанавливая весьма низкие профессиональные стандарты, на них вообще бы не обращали внимания. А так они делают вид, что обладают знанием, и объясняют доверчивой публике, что она невежественна. В результате вместо отношений «писатель — читатель» формируются патерналистские отношения «взрослый — ребенок». Они позволяют многим журналистам быть оппортунистами, искажать правду, заниматься пропагандой и манипулировать читателями, которым они же внушили чувство интеллектуальной неполноценности.
Ты думаешь, журналисты могут вести себя как Wikileaks, не прячась и не пользуясь криптоалгоритмами в почте и мобильнике?
Могут. Но это будет неприбыльно, и в конце концов их вытеснят конкуренты. Потому что хорошую работу делать трудно, и это занимает много времени, поэтому те, кто будет этим заниматься, проиграют финансовое соревнование тем, кто будет быстро и плодотворно халтурить. Единственная возможность — субсидии, но, понятно, что они накладывают свои ограничения.
Вы не собираетесь создать на базе Wikileaks какое-нибудь издание?
Бумажное — нет. Но мы, может быть, создадим свое новостное агентство. Одно из огромных преимуществ интернета — возможность дешевых публикаций. Мы — своеобразный издательский авангард, мы самые наглые, и мы можем предоставить своеобразный щит всем остальным издателям и журналистам, которые по определению куда более умеренные, чем мы. Соответственно, чем более напористыми мы будем, тем больше места отвоюем для всех остальных. Главное — двигаться быстрее, чем оппонент сможет понять, каков будет твой следующий ход. Да, конечно, это все непросто. С другой стороны, у меня масса изумительных возможностей. Знать, что ты открываешь людям правду о целой войне, даришь истории все эти документы, — это восхитительное чувство. Оно стоит и неудобств, и клеветы в газетах, и вызовов в полицию.
****
Я едва успел спрятать диктофон, а Джулиан уже сидел перед ноутбуком.
— Ужасно медленная у тебя сеть, — заметил он хозяину квартиры.
— Уж какая есть, — парировал тот, — от других я паролей не знаю.
— Ну-ка, сейчас поглядим. — Джулиан изучил список беспроводных сетей, бормоча под нос: — Тут сложный ключ, минут двадцать займет, да и софта у меня с собой нет… Тут то же самое… О! А вот тут за пару минут можно подобрать!
Внезапно Джулиан стал похож на пианиста: сгорбленная фигура на табуретке, напряженное лицо, пальцы скачут по клавишам.
— Так-то гораздо лучше, — секунд через сорок он подобрал пароль и улыбнулся.
— Думал, такое только в кино бывает, — поразился я.
— Бывает и в кино, — не поворачивая головы, отозвался Джулиан.
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!