Тред №288969

Цитата: newuser
...но лучше в самом деле подождать ув. Макиавелли

       Ваша лесть переходит все границы вообразимой грубости (от выражения "грубая лесть"  :)), а намёки - границы толщины. Так что не вижу иного выхода, кроме как что-то ответить.  :D

Сам Никколо Макиавелли, следуя античному критерию, политический спектр делил на «народ» («бедные» по античной терминологии) и на «аристократов» («богатые»). Отдельно, вне спектра Макиавелли помещал «государей».
С моей точки зрения — это на сегодняшний день единственно разумное деление политического спектра. Потому что политика — это вопрос власти. А власть — это вопрос контроля над производительным и вообще приносящим доход имуществом. (Поскольку до совсем недавних времён основным такого рода имуществом была земля, в любой стране власть и делили между собой те, кто делили между собой права собственности на землю этой страны. В русской традиции их называли — поместное дворянство (только его, по идее,  — если точно следовать Макиавелли и науке — и можно называть «аристократией»; в Англии это - landed gentry.)
Ну и вот в этом смысле те, кого уже в новейшей истории стали называть «левыми», были по классификации Макиавелли представителями «народа» («бедных»), т.е. тех, кто производительным имуществом не владел или владел им не настолько, чтобы приобрести самостоятельную крупицу власти. А «правые» - это представители «аристократии», как она определeна выше. Ещё в новейшей истории добавился сегмент, который ни в античные времена, ни во времена Макиавелли ещё ввиду своей относительной  малочисленности «на арену не выходил» - это нынешний «центр», раньше «ремесленники» а нынче «мелкие и средние предприниматели» (не путать со средним классом!). Про клерикалов, как какой-то отдельный сегмент политического спектра, говорить не стоит. Во всех христианских не-протестантских странах Церкви всегда были и поныне остаются вполне аристократами.

Ну вот, с терминами разобрались. Переходим к состоянию дел.  :) А поскольку именно современной эволюции «левых», «правых» и «центра» посвящена вторая половина моего первого очерка, который ув. sholast выложил на другой ветке (первая половина — о Макиавелли и о готах), то повторяю просто начало этого куска:
 
«Последний человек в Европе»

Думаю, доказывать, что сам по себе готский геноцид событие страшное, особой нужды нет. Очевидно и то, что он наверняка страшнее, чем геноцид фламандский (это когда Фернандо Альварес де Толедо, III герцог Альба отправился исполнять вердикт Церкви: голландцы, как народ, виновны в ереси  и потому подлежат наказанию все поголовно), он страшнее, чем геноцид армянский, и даже чем тот ужас, который пережила еврейская нация во время Второй мировой войны. Потому что готский геноцид, в отличие от всех остальных, удался и был доведён до конца, полностью и навсегда. И навсегда остался неосуждённым и ненаказанным.
В детективном жанре это называется: «безупречное преступление». По-английски — «the perfect crime». В англоязычной же статье Википедии по поводу именно таких преступлений, рассматриваемых не только в литературном, но и в юридическом контексте, есть раздел - «Примеры из реальной жизни». Готского геноцида среди них — нет.
И не удивительно нисколько, что нет его в «википедии», потому что нет его — как такового, как самого страшного из известных в нашей цивилизации преступлений против человечности — ни в наших индивидуальных у каждого представлениях о жизни, ни в нашем общем мироощущении.
А такая ущербность нашего восприятия мира могла быть достигнута в таких глобальных масштабах только за счёт процесса не менее глобального и имеющего к тому же крайне неприятное для нас название — промывание мозгов.
Понять же, что кто-то веками хозяйничал в головах наших предков, и что зараза эта осталась нераспознанной и в своём нетронутом первозданном виде передалась и нам, в моём, во всяком случае, представлении – страшно.
А вот страшно ли действительно — то есть не просто печально при  праздном созерцании истории, а страшно по-настоящему, в действительности, в «сегодня» - это, согласен, не настолько очевидно. Во всяком случае для всех тех, кому недосуг проверять по-настоящему, по-переводчески всевозможные (не)простые стереотипы. Хотя если взяться их проверять — нависшая над нами именно сегодня угроза сразу начнёт довлеть не хуже мощной грозовой тучи. И самый наглядный тому пример: «орвеллианский».
Школяр-этимолог, если обратили внимание, написал в своих сумбурных заключительных набросках: «...у кого нашлась такая безграничная власть над умами людей и такая бессовестность перед Вечностью, чтобы  заставить нас поверить, что жертвы сотворённого нами — презренные дикие нелюди...» - и тем самым  довольно точно воспроизвёл столь понравившееся мне определние «чёрного пиара»: «Я сделал так, что человечного в них почти не осталось, что они потому стали посмешищем, убить которое ничуть не жалко и не зазорно.»
А затем школяр настойчиво повторил несколько раз, сам фактически отвечая на свой вопрос о виновных в данном конкретном «чёрном пиаре»: «...страшен этот зловещий смысл чисто орвелловского 'новояза'...»; «...невообразимо огромна безнравственность тех, кто творил эту 'новую речь'...»
И с ним трудно не согласиться.  Ведь если сегодня наши юристы учат нас, как вот «польский юрист — криминолог профессор Рафаэль Лемкин (Лемке)» предложил, что «геноцид — это варварское преступление», то тогда, на таком же «новоязе» в 3445 году, то есть через полторы тысячи лет после, скажем, окончательной победы нацизма во всём цивилизованном мире в 1945 году, по результатам последовавших очередных восьми «Тёмных веков», у наших потомков уже их юристы могли бы договориться о том, что «геноцид — это  жидовское преступление против человечности», и наши потомки восприняли бы это, как должное, потому что жиды – это были когда-то в античных первых двух тысячелетиях н.э. такие коварные, алчные, примитивные и невообразимо мерзкого вида варвары...
Так вот вдумайтесь: Оруэлл о «новоязе» писал, имея в виду преступление против человечности ничуть не меньшее по масштабам, но предупреждал он и писал не применительно к готскому геноциду, и не о тех, кто в реальные Тёмные века трудился над заметанием в истории следов своего «безупречного преступления». Он предупреждал о том, что происходит, и о тех, кто трудится — в наш век.
А кто всерьёз «проверял» этот «стереотип Оруэлла» в его сегодняшнем состоянии, тот знает: с ним происходит какая-то очень тревожная штука. Тревожная потому, что этот крайне важный для будущего нашей свободы стереотип в нашем массовом, мэйнстримном («википедийном») мироощущении явно переживает то же «новоязное» перерождение. Переживает то же, что произошло со стереотипом «варварским» с тех далёких пор, когда слова «При Константине продолжилась варваризация армии» не показались бы никому ничуть смешными, а всего-то напомнили бы, что армию Римской империи всё больше и больше составляли готы. И это никого не удивляло, потому что тогда ещё «варвары-готы» в представлении людей были славными и надёжными воинами, вторым из двух величайших народов христианской цивилизации, мудрым и образованным не хуже самих греков, союзником Римской империи, известным своей веротерпимостью, справедливостью законов собственных и уважением к законам чужим. До их волшебного превращения в низвергателей Римской империи тогда ещё было очень далеко.
Трансформация нашего восприятия «орвеллианского» сегодня, повторяю, точно такая же: жертва постепенно превращается в общем мироощущении в преступника.
Вот эту-то трансформацию я и попытаюсь теперь обозначить и показать.
Начну с совсем простого. Один весьма популярный автор (российский), в своей недавней юбилейной статье «Перечитывая Оруэлла. К шестидесятилетию романа» (имеется в виду «1984») написал: «Ужас будущего тоталитарного мира описан у него так предметно, что становится страшно по-настоящему. … Смешно: он писал главный антикоммунистический текст столетия, а за ним следили английские спецслужбы, считая его тайным адептом коммунизма! По старой памяти – имели основания, но эту школу, с начальных классов «испанского» романтизма и до последнего звонка послевоенной сталинщины, Оруэлл к тому времени – закончил. И в поколении, ослепленном левой идеей, аттестат интеллектуальной зрелости заслужил одним из первых.»
Обратите пока внимание только на соображение, которое я курсивом выделил. И прочтите теперь, что в 1946 году, всего за два года до завершения работы над «1984», по точно этому же поводу, выделив сам курсивом самое главное, сказал в одной из своих статей, озаглавленной к тому же весьма символично с точки зрения нашего разговора -  «Почему я пишу», сам Оруэлл (перевод В.Ф.Мисюченко):
«Каждая всерьез написанная мною с 1936 года строка прямо или косвенно была против тоталитаризма и за демократический социализм, как я его понимаю.»
Джордж Оруэлл, по его собственному мнению, выступал за демократический социализм. А демократический социализм – это центральное, самое главное течение мировой левой идеи. Почему автор юбилейной статьи прежде, чем объявить на весь мир политическое кредо Оруэлла, не захотел послушать его самого, чтобы потом уж точно не ошибиться при «переводе»? - вопрос, естественно, не ко мне.
Слушаем нашего взявшегося перечитывать «1984» автора дальше:
«Впрочем, коммунизм, конечно, только частный случай Старшего Брата; речь в романе не о левых и не о правых – речь о человеке и его свободе. Все остальное – подробности.
…Репертуар тоталитаризма (и авторитаризма как его застенчивой разновидности) слишком убог, чтобы что-то могло не повториться. …
Г-н Медведев, вам привет от г-на Оруэлла!
Привет – Уго Чавесу, Ким Чен Иру, Махмуду Ахмадинежаду, братьям Кастро, братской Джамахирии, Мьянме, мать ее… Всем по периметру. … »
Теперь попробуем вычленить мысль, которую автор столь эмоционально развивает. Тоталитаризм может быть в разных формах; самая страшная его разновидность - коммунизм; в нашем сегодняшнем мире, к сожалению, он в некоторых странах продолжает существовать; вот перечень этих тоталитаристских или авторитарных — не уточнено — режимов, указанных то по названию страны, то по имени их нынешнего лидера.
Дальше, правда, у автора происходит сбой в ясном и понятном изложении мысли, потому что решить, какие ещё страны он имел в виду под своим «всем по периметру», уже очень затруднительно. (Вот любимый мой il Machia — это дружеское прозвище, данное Никколо Макиавелли его приятелями — себе подобных бестолковых «намёков» не позволял;  был при изложении своих мыслей безупречно честен по отношению к читателю. И потому я тоже думаю: хочешь помочь читателю точно и без ошибок понять, что такое тоталитаризм, приводишь для этого пример – так приводи его внятно и законченно. Не хочешь, не можеь почему-либо такой цельный пример привести – не приводи. Воля твоя. Но, будь ласков, не путай ты своего читателя, нехорошо это.)
Но оно, впрочем, не важно. Потому что, по мысли автора юбилейной статьи, в романе у Оруэлла  «коммунизм — только частный случай» тоталитаризма. На самом-то деле, говорит нам автор, «речь в романе — не о левых и не о правых, речь о человеке и (о) его свободе. Всё остальное — подробности...»
Спорить с тем, что на всём протяжении романа «1984» о человеке и о его свободе ведётся страстный разговор, никто не станет, и я в том числе.
А вот с тем, что речь в романе «не о левых и не о правых» я, лично, соглашусь уже только наполовину.
С тем же, что «коммунизм» в романе Оруэлла – только частный случай тоталитаризма, да к тому же ещё и «всего лишь подробности», не соглашусь уже вовсе. Из чего с неумолимой логичностью вытекает, что я зато полностью соглашусь со словами автора: «(Оруэлл) писал главный антикоммунистический текст столетия», - и что эти мои вроде бы противоречивые согласия и несогласия с автором довольно очевидно подтверждают: он, автор, очень всерьёз «заблудился».
Пишу же я с такой ничем, вроде бы, не оправданной самоуверенностью и не соглашаюсь с автором просто потому, что знаю наверняка: примерно так же отреагировал бы на посвящённую его роману юбилейную статью и сам Оруэлл.