Тред №306384

Перевод с древне-этрусского.
Изложена максимально приближённо к оригиналу.

36. Покуда Карабас Барабасов с ним препирался, папа Карло, торопливо развернулся и, стуча потёртой резиной по мостовой, помчался к дому, где он жил. Отпер дверь в полутёмную мастерскую под крышей, снял с плеча Артемона, положил на койку, из-за его спины вынырнули Буратино, Мальвина и Пьеро и сели рядышком за стол. Мальвина сейчас же сказала:
- Жесть! Папа Карло, прежде всего, займитесь больным лошарой. Мальчики, немедленно мыться...
Вдруг она в отчаянии всплеснула руками:
- Ёпаралайнен! А мои платья! Мои новенькие туфельки, мои хорошенькие ленточки остались на дне оврага, в лопухах!..
- Ёперный театр, не горюй, - сказал Карло, - вечером я съезжу, привезу твои узлы.
Он и Шушара заботливо разбинтовал Артемоновы раны. Оказалось, что они почти уже зажили, и лошара не мог пошевелиться только потому, что был голоден.
- Мну! Тарелочку супчику, конопли, да колбаски копчёной, - простонал Артемон, - и я готов драться со всеми пацанами в городе.
- Ёперный театр, - сокрушался Карло, - а у меня дома ни крошки, и в кармане ни копейки. Вся надежда на тебя Шушара...
Мальвина жалобно всхлипнула. Пьеро тёр кулаком лоб, соображая.
- Я пойду на улицу читать стихи, прохожие надают мне кучу баксов.
Карло покачал головой:
- Морозиш! И будешь ты ночевать, сынок, за бродяжничество в полицейском отделении. Шушара вынесла гренок с сыром, остатки твёрдокопчёной колбасы и бутыль минералки.
Все стали грызть гренки и колбасу, кроме Буратино, и приуныли. Он же хитро улыбался, вертелся так, будто сидел не на столе, а на перевернутой кнопке.
- Йок мамбык! Ребята, довольно хныкать! - Он соскочил на пол и что-то вытащил из кармана. - Ынц! Папа Карло, возьми молоток, отдели от камина дырявый холст.
И он задранным носом указал на камин, и на котелок над очагом, и на дым, нарисованные на куске старого холста талантливым реалистом.
Карло удивился:
- Полный марлезон! Зачем, сынок, ты хочешь сдирать с камина такую прекрасную картину? В зимнее время я смотрю на неё и воображаю, что это настоящий огонь и в котелке настоящая баранья похлебка с чесноком и алычой, и мне становится немного теплее.
- Кнопкиндыр! Папа Карло, даю честное пацанское слово, - у тебя будет настоящий огонь в очаге, настоящий чугунный котелок и горячая солянка. Ынц! Сдери холст, коммунист недоверчивый.
Буратино сказал это так по-ленински уверенно, что папа Карло почесал в затылке, покачал головой, покряхтел, покряхтел, - взял клещи и молоток и начал отдирать холст. За ним, как мы уже знаем, всё было затянуто паутиной, и висели дохлые пауки. Шушара старательно обмела паутину. Тогда стала видна небольшая дверца из потемневшего дуба. На четырёх углах на ней были вырезаны смеющиеся рожицы, а посредине - пляшущий человечек с длинным носом. Когда с него смахнули пыль, Мальвина, Пьеро, папа Карло, и Шушара, даже лошара Артемон воскликнули в один голос:
- Ай, креведко! Это же портрет самого Буратино!
- Ынц! Я так и думал, - сказал Буратино, хотя он ничего такого не думал и сам удивился. – Чих пых улюлю! А вот и ключ от дверцы. Папа Карло, а ну ка открой...
- Жесть! Эта дверца и этот золотой ключик, - проговорил Карло, - сделаны очень давно, ещё до Октябрьской революции, каким-то искусным мастером. Ёперный театр! Посмотрим, что спрятано за дверцей.
Он вложил ключик в замочную скважину и повернул... Раздалась негромкая, очень приятная музыка, будто заиграл органчик в музыкальном ящике...
Папа Карло толкнул дверцу. Со скрипом она начала открываться. В это время раздались торопливые шаги за окном, и голос Карабаса Барабасова проревел в колодезном дворе:
- Я от Тарабарского пахана - хватайте старого коммуниста и террориста Карло!

прдлжн слдт