Тред №417814

Учитель литературы и директор нашей школы окончил Ленинградский педагогический институт в 1939, сразу после выпуска был призван в РККА. Воевать начал на финской закончил в Австрии. О зимней войне ничего не рассказывал, за исключением того, что там лично познакомился с Твардовским. Вообще о войне упоминал редко. Говорить о том, что это поколение было чем-то запугано – ерунда, они свой страх весь там оставили, в Европах. В восемьдесят втором провёл с нами урок по творчеству Солженицина. Выводом с того урока я руководствовался и руководствуюсь до сих пор – Солженицын мощный публицист, но до великого писателя ему далеко. Если у них и была боязнь, то только за молодые организмы с их пофигизмом и максимализмом. Не смотря на свою неказистую комплекцию, его авторитет в школе был непререкаем. Мне его легко представить, когда слушаю Лотмана, у моего учителя была примерно такая же манера говорить. Человек для рабочего посёлка он был необыкновенный, личная библиотека более трёх тысяч книг.

Великую отечественную встретил на Ханко.
Как-то остался он дежурным по зенитному дивизиону. Погода в этот день была солнечная, но с дымкой. Пост наблюдения доложил о появлении трёх неопознанных самолётов. Летели три бомбардировщика, опознавательных знаков видно не было, только силуэты, а по силуэтам были машины совершенно похожие у нас и немцев. По количеству и времени как раз наши должны были проходить, даже высота совпадала, но самолёты шли не по коридору. И начальства на связи не оказалось. В той ситуации отдал он приказ на открытие огня. Обычно лупишь по самолётам, а они как заговорённые. На этот раз только темп стрельбы набрали, как все три самолёта и попадали. Причем упали к Финнам и в море, так что не посмотришь, какие были эти самолёты. На следующий день его вызвали в особый отдел. Оказалось не вернулось три наших бомбардировщика. Две недели ходил в особый отдел, как на службу. Последние объяснения по этому делу давал спустя полгода, уже после эвакуации с Ханко в Ленинград.

В Ленинграде командовал батареей 122 мм гаубиц, которая стояла в основании выступа, вклинивашегося в немецкую оборону, и расстояние между первыми линиями траншей было метров 50-70. Против носика  выступа,в ложбинке, немцы разместили полевую кухню, буквально в ста метрах за своей первой линией траншей . Оттуда им удобно было разносить еду по позициям. Ветер, дувший со стороны немецкой полевой кухни изводил красноармейцев не хуже артобстрела. Хотя на передовой кормили значительно лучше, чем в городе, всё равно, все, включая офицеров, были постоянно голодными, да не просто голодными, а истощёнными. Молодые здоровые парни с офицерским доп. пайком не могли налегке пройти пять километров без привала. Командир пехотного батальона, державший "носик" упросил командование уничтожить назойливую вражескую кухню. Батарее гаубиц дали добро на уничтожение кухни. Людям, которые хлеб нарезали на маленькие кубики и ели его как конфетки, стараясь подольше удержать во рту, трудно было просто вот так, взять и уничтожить еду, находившуюся практически рядом. На батарее было немножко «неучтённых» снарядов. У комбатов созрел замысел операции, которую они подготовили и провели. Батарея положила «неучтённые» снаряды точно, как яйца в корзиночку, все секунда в секунду до метра, но не по кухне а по позиции немцев. Пехота с выступа рванула вперёд, захватила кухню и вернулась на свои позиции. Даже царапины ни кто из красноармейцев не получил.
Художества эти сразу стали известны в особом отделе и комбатов отдали под трибунал. По приговору трибунала сняли все правительственные награды и разжаловали комбатов на две ступени.

Однажды наблюдал он такую картину. Позиции красноармейцев и немцев разделяла речушка, на ней мост, вернее мостик. Его не уничтожали ни немцы ни наши. На одной стороне моста стоял наш дот на другой немецкий, а расстояние между ними два десятка метров. Фронт стоял на этом месте уже долго. Так вот солдаты с обоих сторон ругались, бросали друг в друга комками грязи (ну прямо как дети), но оружие ни с одной стороны не применялось.

Воевал за город Браунау в Австрии. Там рядышком родина Гитлера. Там же, возле этого города, проходило крупное сражение наполеоновских войн. И поле той войны стало и его боевой позицией.