Отечественная война 1812 года - история, факты, выводы
55,612
140
|
ахмадинежад ( Практикант ) |
| 21 авг 2012 16:16:37 |
Тред №455130
новая дискуссия Дискуссия 188
18 августа.
Ночью генерал Барклай де Толли созвал военный совет, обсуждали план дальнейших действий.
Противник вроде бы увяз в боях за Смоленск, но понятно было, что огромное превосходство в силах рано или поздно приведет к тому, что французы город займут. Что делать в этой ситуации? Стоять до последнего. Бросить все свои силы на защиту Смоленска? Барклай предпочел оставить уже практически сгоревший город. Оценки деятельности Михаила Богдановича мы уже приводили. И по большей части они нелицеприятны для этого полководца. Приведем суждение знаменитого немецкого стратега Клаузевица, в данном случае стороннего наблюдателя: "Барклай достиг своей цели, правда, чисто местного характера, он не покинул Смоленска без боя... Его преимущества под Смоленском заключались в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению. Потеряв Смоленск. Барклай мог продолжить свое отступление". Отступление никого никогда не красило и не красит. Однако, зная, с какой мистической силой Наполеон жаждет генерального сражения, Барклай, похоже, даже интуитивно избегал масштабного столкновения и этим как раз стратегически обыгрывал французов. С другой стороны, отступление тягостно сказывается на морально-боевых качествах и нижних чинов, и генералов. В такие моменты очень много зависит от арьергарда, от тех, кто прикрывает отход, прикрывает, прекрасно понимая, что или погибнет, или должен будет в конце концов ретироваться. Кроме того, и это существенное обстоятельство, - генерал Алексей Ермолов напишет в своих мемуарах об этом дне: "Разрушение Смоленска познакомило меня с новым совершенно для меня чувством, которого боевые действия вне пределов отечества не сообщают. Не видел я доселе опустошения земли собственной, не видел пылающих городов моего отечества. В первый раз жизни коснулся ушей моих стон сородичей, в первый раз раскрылись глаза на ужас бедственного положения жителей. Великодушие почитаю я даром Божиим, но едва ли бы дал я ему место прежде отмщения". Другими словами, именно этот день стал для Ермолова (и вне всяких сомнений для десятков тысяч таких же как он очевидцев и участников событий) днем, в который война с наполеоном стала Отечественной войной.
19 августа.
В этот день русские войска продолжили отступление - организованно, сохраняя боевые порядки.
Только знающий, опытный взгляд, мог разглядеть, какого труда и напряжения сил это стоит. Благо было кому не только бросить такой взгляд, но и вовремя вмешаться и справить положение. Таким человеком в русской армии был начальник главного штаба генерал Ермолов. Вот как он описывает события этого дня: "Началось 19 число происшествиями памятными. Главнокомандующий, полагая, что войска, отступившие с вечера от Смоленска, успели отдалиться, удивлен был, найдя на прежнем месте весь корпус генерал-лейтенанта Багговута. Дурная проселочная дорога, худые переправы, ночь необычайно темная. Все это затрудняло передвижения артиллерии, войска еле двигались. И не было сомнения, что французы станут сильно нас преследовать". Итак, положение становилось крайне опасным. И что же обнаруживает Ермолов, отправившись в ночную инспекцию? Обнаруживает капитана Сумского гусарского полка, который докладывает, что всего в трехстах шагах от того места, где они стоят, его атаковали французы, что он имеет много раненных, что бывшие с ним егеря из арьергарда генерала Горчакова отошли прежде чем пришла смена - отряд генерала Тучкова. Приехав в ближайшую деревеньку, Ермолов обнаружил, что генерал Тучков-первый "весьма покойно ночует в этой деревеньке". Какие могут быть претензии к герою Бородинской битвы - генералу Тучкову-первому? Никаких. Да и Ермолов не совестит генерала. Смертельная усталость, а, может, кто знает, спокойствие и фатализм профессионала... События этой ночи любопытны тем, что усилиями Ермолова была совершена редкая по тем временам операция - переброска пехоты на конных повозках к месту вражеского прорыва с удивительной быстротой. Причем, скорее интуитивно, чем зная наверняка, Ермолов указал место для концентрации сил нашего арьергарда. Это было то самое место, в которое днем собирались ударить французы, и место это, у сходящихся перед Дорогобужем дорог было вовремя занято и казаками генерала Карпова, и упомянутыми ранее Багговутом и Горчаковым, и, конечно же, проснувшимся Тучковым. Неприятель был остановлен. События этого дня примечательны еще и тем, что в рассказах о нем впервые упоминается Кутузов. Ермолов сообщает, что предоставив реляцию о действиях арьергарда Барклаю де Толли, он получил от него приказание представить рапорт прямо на имя его светлости князя Голенищева-Кутузова. Любопытно, что произошло это еще до того, как войска узнали о назначении Михаила Илларионовича главнокомандующим русской армии.
20-е августа.
В этот день главнокомандующим был назначен генерал от инфантерии.
Кстати, как-то накрепко слилось в нашем восприятии - фельдмаршал Кутузов. Но это высшее воинское звание Михаил Илларионович получит позже, сразу после сражения под Бородино. А пока он в том же чине, что и Багратион, и Барклай, правда, не в пример старше и опытнее. Но, с другой стороны, назначен с очевидно второстепенной должности - начальника Петербургского ополчения. В общем эффект от смены командующего армией, да к тому же армии отступающей - еще далеко не очевиден. Между прочим, известие об этом назначении не афишируется. Армии объявят позже. Пожалуй, единственный, кто в курсе этой рокировки в тот момент - это Барклай де Толли. У него еще есть шанс как-то проявить себя напоследок. Что-то предпринять. И он это попытается сделать. Но это будет чуть позже. А пока армия отступает. И главное в этот момент - надежные действия арьергарда. Накануне они вызвали тревогу у начальника штаба генерала Ермолова, которому лично пришлось будить мирно заснувшего командира. А в этот день арьергард вновь вселил тревогу в Ермолова. Правда, тревогу другого сорта. Если накануне в арьергарде был надежный и испытанный командир, правда, смертельно усталый генерал Тучков. Как пишет Ермолов, "арьергардом командовал граф Строганов Павел Александрович. И большую часть дня я оставался с этим арьергардом, страшась и за слабость его состава и сомневаясь в искусстве начальствующего им. Так что приказал на случай подкрепления иметь готовые войска". Чтобы оценить смелость высказывания Ермолова, нужны пояснения. Генерал-адъютант Павел Строганов - сверстник и ближайший друг императора Александра Павловича. Они воспитывались вместе в либеральном духе эпохи Просвещения. Это тот самый Павел Строганов, который в юности, оказавшись в Париже, стал не только свидетелем, но и активным участником революционных событий. Завсегдатаем клуба "Друзья закона". Его вместе с внебрачным сыном Екатерины Второй - графом Бобринским - по особому распоряжению императрицы выпишут обратно на Родину. Устроят выволочку. Речь о том, в данном случае, что вполне достойный, любопытный и заслуживающий внимания деятель эпохи, Строганов не был профессиональным полководцем, и в этом то же особенность той эпохи - не он один был такой. А вот отношение к таким в кавычках генералам со стороны людей по-настоящему боевых и проверенных - это очень показательный штрих. Понятно, почему в тот день обошлось без происшествий. Все было под контролем генерал-майора Ермолова.
Ночью генерал Барклай де Толли созвал военный совет, обсуждали план дальнейших действий.
Противник вроде бы увяз в боях за Смоленск, но понятно было, что огромное превосходство в силах рано или поздно приведет к тому, что французы город займут. Что делать в этой ситуации? Стоять до последнего. Бросить все свои силы на защиту Смоленска? Барклай предпочел оставить уже практически сгоревший город. Оценки деятельности Михаила Богдановича мы уже приводили. И по большей части они нелицеприятны для этого полководца. Приведем суждение знаменитого немецкого стратега Клаузевица, в данном случае стороннего наблюдателя: "Барклай достиг своей цели, правда, чисто местного характера, он не покинул Смоленска без боя... Его преимущества под Смоленском заключались в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению. Потеряв Смоленск. Барклай мог продолжить свое отступление". Отступление никого никогда не красило и не красит. Однако, зная, с какой мистической силой Наполеон жаждет генерального сражения, Барклай, похоже, даже интуитивно избегал масштабного столкновения и этим как раз стратегически обыгрывал французов. С другой стороны, отступление тягостно сказывается на морально-боевых качествах и нижних чинов, и генералов. В такие моменты очень много зависит от арьергарда, от тех, кто прикрывает отход, прикрывает, прекрасно понимая, что или погибнет, или должен будет в конце концов ретироваться. Кроме того, и это существенное обстоятельство, - генерал Алексей Ермолов напишет в своих мемуарах об этом дне: "Разрушение Смоленска познакомило меня с новым совершенно для меня чувством, которого боевые действия вне пределов отечества не сообщают. Не видел я доселе опустошения земли собственной, не видел пылающих городов моего отечества. В первый раз жизни коснулся ушей моих стон сородичей, в первый раз раскрылись глаза на ужас бедственного положения жителей. Великодушие почитаю я даром Божиим, но едва ли бы дал я ему место прежде отмщения". Другими словами, именно этот день стал для Ермолова (и вне всяких сомнений для десятков тысяч таких же как он очевидцев и участников событий) днем, в который война с наполеоном стала Отечественной войной.
19 августа.
В этот день русские войска продолжили отступление - организованно, сохраняя боевые порядки.
Только знающий, опытный взгляд, мог разглядеть, какого труда и напряжения сил это стоит. Благо было кому не только бросить такой взгляд, но и вовремя вмешаться и справить положение. Таким человеком в русской армии был начальник главного штаба генерал Ермолов. Вот как он описывает события этого дня: "Началось 19 число происшествиями памятными. Главнокомандующий, полагая, что войска, отступившие с вечера от Смоленска, успели отдалиться, удивлен был, найдя на прежнем месте весь корпус генерал-лейтенанта Багговута. Дурная проселочная дорога, худые переправы, ночь необычайно темная. Все это затрудняло передвижения артиллерии, войска еле двигались. И не было сомнения, что французы станут сильно нас преследовать". Итак, положение становилось крайне опасным. И что же обнаруживает Ермолов, отправившись в ночную инспекцию? Обнаруживает капитана Сумского гусарского полка, который докладывает, что всего в трехстах шагах от того места, где они стоят, его атаковали французы, что он имеет много раненных, что бывшие с ним егеря из арьергарда генерала Горчакова отошли прежде чем пришла смена - отряд генерала Тучкова. Приехав в ближайшую деревеньку, Ермолов обнаружил, что генерал Тучков-первый "весьма покойно ночует в этой деревеньке". Какие могут быть претензии к герою Бородинской битвы - генералу Тучкову-первому? Никаких. Да и Ермолов не совестит генерала. Смертельная усталость, а, может, кто знает, спокойствие и фатализм профессионала... События этой ночи любопытны тем, что усилиями Ермолова была совершена редкая по тем временам операция - переброска пехоты на конных повозках к месту вражеского прорыва с удивительной быстротой. Причем, скорее интуитивно, чем зная наверняка, Ермолов указал место для концентрации сил нашего арьергарда. Это было то самое место, в которое днем собирались ударить французы, и место это, у сходящихся перед Дорогобужем дорог было вовремя занято и казаками генерала Карпова, и упомянутыми ранее Багговутом и Горчаковым, и, конечно же, проснувшимся Тучковым. Неприятель был остановлен. События этого дня примечательны еще и тем, что в рассказах о нем впервые упоминается Кутузов. Ермолов сообщает, что предоставив реляцию о действиях арьергарда Барклаю де Толли, он получил от него приказание представить рапорт прямо на имя его светлости князя Голенищева-Кутузова. Любопытно, что произошло это еще до того, как войска узнали о назначении Михаила Илларионовича главнокомандующим русской армии.
20-е августа.
В этот день главнокомандующим был назначен генерал от инфантерии.
Кстати, как-то накрепко слилось в нашем восприятии - фельдмаршал Кутузов. Но это высшее воинское звание Михаил Илларионович получит позже, сразу после сражения под Бородино. А пока он в том же чине, что и Багратион, и Барклай, правда, не в пример старше и опытнее. Но, с другой стороны, назначен с очевидно второстепенной должности - начальника Петербургского ополчения. В общем эффект от смены командующего армией, да к тому же армии отступающей - еще далеко не очевиден. Между прочим, известие об этом назначении не афишируется. Армии объявят позже. Пожалуй, единственный, кто в курсе этой рокировки в тот момент - это Барклай де Толли. У него еще есть шанс как-то проявить себя напоследок. Что-то предпринять. И он это попытается сделать. Но это будет чуть позже. А пока армия отступает. И главное в этот момент - надежные действия арьергарда. Накануне они вызвали тревогу у начальника штаба генерала Ермолова, которому лично пришлось будить мирно заснувшего командира. А в этот день арьергард вновь вселил тревогу в Ермолова. Правда, тревогу другого сорта. Если накануне в арьергарде был надежный и испытанный командир, правда, смертельно усталый генерал Тучков. Как пишет Ермолов, "арьергардом командовал граф Строганов Павел Александрович. И большую часть дня я оставался с этим арьергардом, страшась и за слабость его состава и сомневаясь в искусстве начальствующего им. Так что приказал на случай подкрепления иметь готовые войска". Чтобы оценить смелость высказывания Ермолова, нужны пояснения. Генерал-адъютант Павел Строганов - сверстник и ближайший друг императора Александра Павловича. Они воспитывались вместе в либеральном духе эпохи Просвещения. Это тот самый Павел Строганов, который в юности, оказавшись в Париже, стал не только свидетелем, но и активным участником революционных событий. Завсегдатаем клуба "Друзья закона". Его вместе с внебрачным сыном Екатерины Второй - графом Бобринским - по особому распоряжению императрицы выпишут обратно на Родину. Устроят выволочку. Речь о том, в данном случае, что вполне достойный, любопытный и заслуживающий внимания деятель эпохи, Строганов не был профессиональным полководцем, и в этом то же особенность той эпохи - не он один был такой. А вот отношение к таким в кавычках генералам со стороны людей по-настоящему боевых и проверенных - это очень показательный штрих. Понятно, почему в тот день обошлось без происшествий. Все было под контролем генерал-майора Ермолова.
ОТВЕТЫ (1)
|
graycat ( Слушатель ) |
| 23 авг 2012 12:04:28 |
Как бы Ермолов немного принижает графа Строганова? Строганов к тому времени был вполне профессиональным и умелым полководцем.
Цитата
Атаман Платов, относившийся к С. с большим уважением, тотчас по вступлении его в ряды войск, поручил ему командовать одним из казачьих полков, находившихся в авангарде. 21 мая 1807 г. С. получил боевое крещение: командуя вверенным ему полком, он перешел вплавь р. Алле и атаковал обозы корпуса маршала Даву. Несмотря на упорное сопротивление и численное превосходство, неприятель был смят и вынужден был отступить, оставив на поле битвы до 800 чел. убитыми и ранеными, свыше 500 пленными (в том числе 47 офицеров) и весь обоз; добычей русских сделались также канцелярия и все вещи Даву. Этот первый подвиг С. обратил на его военные способности внимание как Платова, так и Беннигсена, которые стали ему поручать ответственные дела. В течение всей этой кампании С. почти все время пришлось действовать в авангарде, в рядах которого он принимал деятельное участие, между прочим, также в сражении под Гейльсбергом. 25 июня 1807 г. был заключен Тильзитский мир, и кампания закончилась. С. за авангардное дело 24 мая был награжден орденом св. Георгия 3 ст. и из тайных советников переименован в генерал-майоры.
27 января 1808 г. С. был назначен командиром лейб-гренадерского полка. В войне со шведами ему был поручен сперва резерв армии, затем он поступил в корпус кн. Багратиона и с пятой колонной этого корпуса обошел по льду остров Большой Аланд, заняв проход между его западным берегом и о. Сигнальскере с намерением отрезать неприятелю путь к отступлению. 6 марта он имел здесь стычку со шведами, кончившуюся полным расстройством рядов последних, а его подчиненный Кульнев преследовал неприятеля до шведских берегов. После заключения мира 8 марта 1809 г. С. со своим отрядом совершил обратный путь также по льду.
В непосредственно следовавшей за шведской кампанией войне с турками С. был прикомандирован к главнокомандовавшему южной армией кн. Багратиону и уехал на Дунай. Находясь со своим полком сначала в корпусе ген. Маркова, он совершил опасную переправу через Дунай, недалеко от Галаца, и принимал участие в осаде крепости Мачина, под которой командовал всем левым крылом осаждающих, а после ее сдачи сражался в авангарде Платова и с ним 30 августа 1809 г. занял Кюстенджи. В сражении под Рассеватом С. вел с казаками несколько удачных атак на центр турецкой армии, в значительной степени способствовавших конечной победе, и после битвы преследовал турок до Силистрии; за это дело он был награжден золотою шпагою с надписью "За храбрость". При осаде Силистрии, начавшейся 23 сентября, С. находился в отряде Платова. В этот день великий визирь двинулся со своими главными силами для освобождения обложенной русскими крепости, но был встречен Платовым, который выставил в первую линию шесть казачьих полков под начальством С., подкрепив их конными и пехотными частями. Не выдержав стремительной атаки, турки бежали и на протяжении 15 верст были преследуемы казаками, которые захватили в плен одного пашу и свыше сотни других чинов. Наградой С. за эту атаку был орден св. Анны 1 степени. В начале октября, при вторичной попытке визиря освободить Силистрию, С. пришлось принять участие в Татарицкой битве, опять кончившейся поражением турок и доставившей С. орден Владимира 2 ст. При новом главнокомандующем Дунайской армией, гр. H. M. Каменском (2-ом), С. участвовал во всех боях лета (июнь — июль) 1810 г., сражался при взятии Силистрии, особенно отличился в жаркой битве под Шумлой, за которую получил алмазные знаки на орден св. Анны, после командовал пятью полками и артиллерийской ротой, но с самим главнокомандующим, обладавшим неуживчивым характером, ладил мало, вследствие чего принужден был покинуть армию и уехать в Петербург.