Отечественная война 1812 года - история, факты, выводы
55,612
140
|
753 ( Слушатель ) |
| 27 авг 2012 11:34:44 |
Тред №457066
новая дискуссия Дискуссия 173
27-29 августа (по новому стилю) 1812 года арьергард русской армии ведёт бой под Вязьмой. Армия оставляет Вязьму 28 августа. Город сжигается. 30 августа Наполеон вступил с главными силами в Вязьму.
Отредактировано: 753 - 27 авг 2012 14:22:12
ОТВЕТЫ (1)
|
ахмадинежад ( Практикант ) |
| 29 авг 2012 15:58:37 |
Цитата: 753 от 27.08.2012 11:34:44
27-е августа.
Горестное зрелище открывалось в тот день всякому, кто оказался на Большой Смоленской дороге.
Вереница конных подвод, казалось, нескончаемая, на которых из Вязьмы к Москве везли раненных русских солдат и офицеров - несколько тысяч человек. С другой стороны, у многих из них появился шанс остаться в живых, получить качественную медицинскую помощь. И возможно это стало благодаря специальным приготовлениям начальника штаба Ермолова. Во-первых, он приказал освободить в тот день дороги, во-вторых, вдохновил на решительные действия начальника медицинской части армии, инспектора Виилия - человека сугубо штатского и в других обстоятельствах вряд ли молвившего бы слово, общаясь с боевыми генералами. Проявил себя в тот день и такой постоянный персонаж наших рассказов как атаман Платов. Словно реабилитируясь за промашки прошлых дней, когда его арьергард буквальным образом проспал передовые дозоры французов у Дорогобужа, Платов доставил в штаб взятого им в плен французского полковника, посланного вице-королем Италии к неаполитанскому королю маршалу Мюрату в то самое село Семлево, которое поначалу французам удалось захватить, застав наших врасплох. Полковник этот был не единственным трофеем. Само село Семлево было отбито у неприятеля. Справедливости ради, генерал Ермолов отмечает в своем дневнике. "Часть успеха в этом деле принадлежит генерал-майору барону Розену, которому атаман Платов предоставил полное действие по собственному разумению". Барон Розен оказался тем самым генералом, искушенным в управлении регулярными войсками, который был в данном случае полезнее и нужнее казачьего атамана. Он сумел частью сил удерживать неприятеля на основном пути его следования, а частью обеспечить фланги, то есть второстепенные дороги, не допустив противника к тому, чтобы он отрезал арьергард от главных сил армии. К концу дня выяснилось, что главной задачи - задержать неприятеля перед Вязьмой - барону Розену выполнить не удалось. Если около полудня генерал Розен еще занимал позиции перед городом, западнее от него, то вечером вынужден был отдать Вязьму. В своем рапорте на имя непосредственного начальника - генерала Платова - Розен писал. "По случившемуся в городе пожару и пламени, охватившему все и вся, вынужден был перевести вброд на другую сторону реки весь свой арьергард, дабы не вступать на утро в сражение, не имея свободного пространства, ибо мосты городские то же истреблены пожаром". Что ж за 10 дней до этого при таких же обстоятельствах русская армия оставила Смоленск, теперь пришел черед Вязьмы. Сколько же все это будет продолжаться. Наверняка, этот вопрос задавали в те дни сами себе не только генералы, полевые и штабные, но и каждый солдат, уставший каждый день оказывать врагу отпор врагу ценою жизни, а потом всякий раз отступать.
28 августа.
В этот день генерал-лейтенант барон Винцингероде, командовавший отдельным кавалерийским корпусом, докладывал императору Александру Первому: "Положение неприятельской армии, в тылу которой находится уже несколько недель мой малый корпус, не очень блистательно".
"На всех дорогах бродят шайки грабителей и мародеров французской армии, часто даже под предводительством офицеров. Они весьма дурно одеты, имеют весьма худых лошадей, и если их атакуют решительно, то они почти не защищаются. Сего дня послал я отряд состоящий всего из 15 казаков под командою сотника Перикова для наблюдения за корпусом генерала Пино. Так он сорвал несколько вражеских пикетов, и выгнал неприятеля из города Поречье, взяв при этом 105 человек в плен. При сем случае у наших ранено было только два мужика из обозных извозчиков. В найденных у пленного адъютанта генерала Пино бумагах с удовольствием усмотрел я, что неприятель полагает, будто мой корпус составлен из 5000 тысяч человек, хотя у меня под началом только тысяча триста". Что здесь примечательно. Во-первых, сам по себе корпус генерала Винцингероде, действующий в тылу у французов в середине августа - это же, по сути, первый партизанский отряд. Предтеча тех эскадронов гусар летучих, которые будут преследовать великую армию Наполеона во время ее отступления из Москвы. А эта - партизанская составляющая - и есть та самая особенность, отличающая Отечественную войну 1812 года от всех прочих. И уже в этом рапорте обозначены главные приметы этой партизанской войны. Тот непреложный факт, что Наполеон, продвигаясь вглубь России, опирался на пустоту. Разложение в тыловых французских частях - это примета не только осени и зимы, а всего похода. Кроме того, во-вторых, весьма любопытен портрет одного из первых партизанских генералов. Барон Фердинанд Федорович Винцингероде. Он в некотором роде профессиональный партизан. Начинал службу во французской армии, затем перешел на русскую военную службу. Участвовал в итальянском походе Суворова. Потом поступил на службу австрийскому императору, дослужился до чина фельдмаршал-лейтенанта. Когда Наполеон двинулся на Россию, Винцингероде, по собственным словам, ненавидя узурпатора всей душою и желая повсюду с ним сражаться, вернулся на русскую службу. Принял чин генерал-лейтенанта, кстати, заметно меньший, чем тот, что у него был в австрийской армии и возглавил мобильный кавалерийский корпус. После сдачи Москвы Наполеону. Винцингероде в октябре 1812 года на свой страх и риск отправился парламентером в неприятельский стан, надеясь уговорить французских генералов к сдаче. Был схвачен, арестован и приговорен Наполеоном к повешению как изменник и предатель. Впрочем, казнь была заманена отправкой под конвоем во Францию. Но по дороге партизанский отряд полковника Чернышева отбил генерала Винцингероде у французов. И тот с почетом вернулся в ряды русской армии.
29 августа
знаковый и значимый день для всей кампании 1812 года. В село Царево Займище, где расположился главный штаб русской армии, прибыл новый главнокомандующий - светлейший князь Голенищев-Кутузов.
Военный совет, на котором Александр Первый, без особого желания, но все-таки назначил Кутузова новым главкомом - состоялся еще 20 августа. Целых девять дней понадобилось 67-летнему Кутузову, чтобы прибыть, как говорится, к месту своей новой работы. Само по себе назначение Кутузова в полководцы-стратеги с должности всего лишь начальника Петербургского ополчения не могло не вызвать пересуды. Все были в курсе главных предпочтений Кутузова как военачальника - осторожность и осмотрительность. Но надо сказать, что государь-император и не возлагал особых надежд на боевое рвение Кутузова. Его назначение было во всех смыслах компромиссом. Тем более что предшественники и претенденты на руководящие роли - Барклай-де-Толли и Багратион оставались, что называется, при своем. Барклай в должности - командующего 1-й армией. Багратион, соответственно, второй. Потом в истории войны сложится представление, что с появлением Кутузова характер действий русской армии сразу же изменился. "С такими молодцами, да отступать". Да, такую обязывающую фразу в тот день Кутузов произнес, но при этом приказал продолжить отступление. И это тем более показательно, что как раз под Царево Зайщиме Барклай-де-Толли как раз собирался дать генеральное сражение. Вот, как об этом замысле пишет начальник штаба армии генерал Ермолов: "Около этого селения усмотрена была весьма выгодная позиция, и главнокомандующий (имеется в виду еще Барклай) определил дать сражение. Начались работы инженеров, и армия заняла боевое расположение. Места открытые препятствовали неприятелю скрывать его движения. В руках же наших - возвышения - давали и большое превосходство действию нашей артиллерии, и затрудняли приближение французов. И, наконец, отступление было удобно". Но Кутузов первым делом отменяет все распоряжения Барклая и приказывает продолжить отход. На первый взгляд, абсурд. Сражения не избежать. А тут и место - по оценке главного штаба - очень выгодное. И прилив энтузиазма в связи с появлением нового командира, при всех его недостатках, генерала заслуженного, авторитетного, соратника Суворова и так далее. Это тем более трудно объяснить, зная о настроениях, царивших в армии. Об этом "настроении момента" Ермолов говорит так - "Много раз армия наша, приуготовляемая к сражению, перестала уже верить возможности оного, хотя желала его нетерпеливо, но намерение Барклая было столь решительно, что все возвратились к надежде видеть конец отступления".