Тред №512258

Цитата: Owl_S от 09.01.2013 07:44:42
Просмотрел интервью полностью, не нашел у интервьюируемой о регрессе в нынешней России, а ведь женщина имеет опыт жизни как в СССР, в США, так и в нынешней России. О регрессе в США она говорит, но нам ещё до них далековато и не очевидно что мы до их уровня дойдем.

Цитата: Owl_S от 09.01.2013 07:44:42

 

Согласитесь, картина тяжелая. А РФ по всем правилам этого процесса идет. Больше всего культурная деградация беспокоит  :(

Подарили книжку:
Кукаркин А. В.
По ту сторону рассвета.
(Буржуазное общество: культура и идеология). Первое издание 1973 г.. Третье 81 г.
Читаю и удивляюсь. все описано правильно. Как  буржуазная культура развивалась. Поп-арты, китчи, сюрреализмы и прочие суррогаты.
К коммунистам СССР 1.0 два вопроса, в книжке не отраженных.
1. Кто и зачем управлял развитием такой буржуазной культуры? Исключительно длительный и направляемый процесс. Замотан вопрос выхода из гуманистической рамки, как основной. Это Вы с этими декадентами предлагали сближаться в конвергенции? ВВП с этим сбродом хочет входить в Европу? Это ж факт.
2. А что Вы взамен предложили, кроме критики? В книжке материализм в виде цитат Л.И.Брежнева преобладает.

Больше всего понравилось предисловие про "казначеев" и "мыслителей". Цитата длинная, но интересная:

"Я представляю себе, как женщина древнего Египта (ибо то, о чем идет речь, возникло еще на заре цивилизации) обра¬щается к одному из правивших тогда казначеев.
— Мне пришло в голову, — говорит она, — что я могла бы найти лучшее применение для этих денег, чем отдавать их тебе. Ребятишкам совсем носить нечего, да и мужу новый инструмент нужен.
Казначей, как никто другой, — человек практичный. Ему понятна логика поступков, но ему недоступна логика обоснования их необходимости. У него нет готового ответа женщине. И он, к великому своему удивлению, обнаруживает, что ему необходим человек, который может создавать теории; иначе говоря ему необходим мыслитель. Это открытие не доставляет ему удовольствия, ибо казначеи всегда склонны считать, что для того, чтобы управлять делами людей, не требуется интеллекта.
Казначей встревожен; спор с женщиной, а еще более ее отказ платить налог вынуждают его отправиться на поиски мыслителя, и он находит его либо на рыночной площади (как Сократа), либо на горе (как Моисея). Мыслитель занят вопросами мироздания или размышлением о сущности бытия и многое уже познал.
— Странный случай произошел со мной сегодня утром, — говорит казначей и рассказывает мыслителю о разговоре с женщиной.
Мыслитель некоторое время размышляет, а затем говорит:
— Сказать по правде, мне думается, эта женщина права. Для нее действительно важнее одеть ребят и купить мужу лопату, чем отдать тебе налоги.
Казначей пристально разглядывает мыслителя, стараясь скрыть все возрастающую тревогу.
— А что бы ты сказал, — говорит он медленно, — если бы я назначил тебе, скажем, десятую часть тех денег, что платит эта женщина? Смог бы ты тогда объяснить ей, почему она обязана их платить?
Мыслитель снова размышляет.
— Возможно, — продолжает казначей, — найдутся и другие, которые не прочь поспорить вместо того, чтобы платить налоги. Что если я тебе предложу и с их денег десять процентов?
Теперь наступает очередь удивляться мыслителю, ибо он обнаруживает, что обладает талантом, который может приносить ему доход. Предложение казначея может показаться мыслителю вполне невинным или по крайней мере выгодным. Однако весьма знаменательно, что ни Сократ, ни Моисей не пошли по этому пути.
Теперь предположим, что все происходит несколько иначе: мыслитель, придерживаясь своей первоначальной точки зрения, отправляется к женщине и объясняет ей, почему она была права.
— Прекрасно! — говорит она. — У тебя это выходит даже убедительнее, чем у меня!
В этом случае мыслитель связывает свою судьбу с судьбой тех, у кого он не получит денег. Зато он получит удовлетворение от того, что помогает людям, открывая им истину. И если таким образом он становится своего рода руководителем масс, это означает, что он претворяет в жизнь философию в ее наиболее прекрасной и универсальной форме.
Что остается делать казначею? Вместо того чтобы нанять мыслителя и стать его хозяином, он обнаруживает, что вот-вот станет казначеем у мыслителя. Вся система сбора налогов оказывается теперь в опасности, поскольку мыслитель вместо того, чтобы объяснить людям, почему они должны платить налоги, занят обоснованием весьма убедительных доводов, почему они не должны этого делать. Так как мыслитель отказывается думать за деньги или (что почти одно и то же) вообще не думать, необходимы более крутые меры. И тогда казначей решает порвать ту связь, которая установилась между мыслителем — по крайней мере данным мыслителем — и остальной частью общества. Этого можно достичь разными путями: мыслителю можно отказать в признании, как Моисею, бросить в тюрьму, как Галилея, уничтожить, как Сократа.
Обычно же на него натравливают других мыслителей, нанятых для этой цели казначеем... Проявившего упрямство мыслителя объявляют еретиком. Он и есть еретик, ибо ересь — это не что иное, как использование интеллекта с целью помешать сбору налогов.
Если это определение покажется сомнительным, вспомните о том, что одна и та же доктрина считалась ортодоксальной в одну эпоху и еретической в другую. Более того, иногда противоречащие друг другу доктрины, из которых одна обязательно должна была быть истинной, одновременно считались еретическими. Следовательно, еретичность доктрины определяется не ее содержанием, а тем, насколько она затрагивает казначеев.
Как показывает история, существуют степени еретичности... Существуют ереси просто злонамеренные, греховные, оскорбительные для благочестивого духа; в их основе лежит доктрина о том, что сбор налогов противоречит нравственным устоям. Но есть и другие ереси — богохульные, материалистические... в основе которых лежит утверждение о том, что нужно либо заменить существующих казначеев другими, либо уничтожить те общественные институты, которым они служат.
Если взгляды правоверных оправдывают, а взгляды еретиков подрывают идею сбора налогов, то каково же соотношение между их противоположными доктринами и истиной? Ответ на этот вопрос зависит от того, в каком состоянии находятся казначеи и существующие общественные институты — переживают ли они расцвет или упадок.
В период расцвета общественные институты (а следовательно, и казначеи) могут позволить себе роскошь сделать истину достоянием общественности. «Ибо, — говорит Гоббс, — та истина, которая никому не мешает и не противоречит ничьим интересам, желанна для всех». В период же упадка общественные институты (а следовательно, и казначеи) не могут допустить, чтобы истина стала общим достоянием, и пускают в ход подкуп и принуждение для того, чтобы скрыть правду. Это приводит к тому, что в таких условиях некоторые истинные суждения влекут за собой наказание, в то время как некоторые ложные суждения приносят почет и славу.
Когда общество находится в состоянии распада и старое с отчаянием обреченного вступает в борьбу с новым, большинство истинных суждений неизбежно влечет за собой наказание, а большинство ортодоксальных суждений оказывается ложным. Так возникает противоречие, столь же очевидное, сколь и курьезное, между действительной картиной мира и той картиной мира, которую по заказу казначеев создают мыслители.
Более того, процветает эксплуататорское общество или нет, в его недрах всегда вызревают идеи, которые наносят ущерб правящему классу именно тем, что правильно его описывают...
Мыслители, которые призваны дать правильное и систематическое описание природы вещей, в результате попадают в весьма своеобразное положение. В процессе познания мира мыслители учатся делать правильные выводы из тех или иных явлений и совершенствовать методы исследования. В то же время на основе горестных наблюдений или печального опыта они убеждаются в том, что некоторые истинные суждения неизбежно влекут за собой наказание. Так мыслитель запутывается в противоречиях: чтобы придать убедительность своим суждениям, мыслители должны держаться как можно ближе к истине; в то же время они должны оставаться достаточно далеко от нее, чтобы обеспечить свою безопасность...
В результате требования научного исследования настолько прочно переплетаются с соображениями, диктуемыми экономическими интересами, что только к концу жизни до ума мыслителя, отравленного равнодушием и трусостью, привыкшего в течение стольких лет обманывать старых и вводить в заблуждение молодых, может быть, дойдет простая истина: в основе успеха всякого ученого, призванного объяснять события... лежит страх перед правдой.
Такими предстают перед на¬ми мыслитель и казначей в трудные времена разобщенности и вражды. Казначей запугивает, а мыслитель обманывает.
По своей природе и по действиям они страшно далеки от гармоничного единства... Они даже далеки от примитивного сотрудничества, столь необходимого для разрешения проблем, волнующих человечество.
...Так как между мыслите¬лем и казначеем происходит в какой-то мере состязание в силе, мы должны с удовлетворением сделать следующий важный для нас вывод: мыслители отнюдь не бессильны. Они действительно часто кажутся бессильными и еще чаще ведут себя соответствующим образом. И все же они не бессильны.
О силе казначеев, скромности ради, не говорят, но она столь очевидна, что говорить о ней, может быть, и нет необходимости. Сила казначея объясняется поразительно просто: казначей кормит мыслителя. Сила же мыслителя поддается оценке гораздо трудней, ибо она то переоценивается льстецами, то недооценивается циниками.
Сила мыслителя заключается не только в том, что он обладает талантом, который может приносить ему доход. Она заключается также и в том, что, хотя он не может обойтись без казначея, ему не обязательно необходим тот казначей, с которым он связан в настоящее время. Более того, от него во многом зависит за¬мена одного казначея другим, потому что именно мыслитель определяет ответ на вопрос: почему следует платить налоги? Иногда для этого оказывается вполне достаточно простого переосмысления уже известных положений. Кальвин, например, достиг этой цели, восстановив первоначальное содержание христианского вероучения времен Августина.
Вот почему иногда можно наблюдать, как захудалый профессоришка, у которого и гроша нет за душой, ставит в тупик... сильных мира сего.
Но еще более сильным становится мыслитель, если он просто остается честным... Если к тому же он еще и талантливый исследователь, каким и должен быть, он познает сам и может объяснить другим истинную сущность событий и ход их развития... Он обладает той совершенно исключительной властью, которую дает человеку знание, — он может не только описывать ход событий, но и указывать средства, с помощью которых люди могут управлять им. Правда, эта власть может и не обеспечить ему победы, но без нее вообще не может быть речи о чьей-либо победе.



Приведенный отрывок из работы «Мыслители и казначеи» 1 американского философа Берроуза Данэма (на протяжении долгого времени он возглавлял кафедру Темпльского университета в Филадельфии) может показаться несколько упрощающим общую картину расстановки социальных сил в эксплуататорском обществе: здесь пассивна роль «плательщика налогов» — народа, хотя именно он осуществлял и осуществляет революции; влияние эксплуататорского общества на творческую интеллигенцию, конечно, не исчерпывается экономической зависимостью и политическим прессом — оно включает в себя также столикие средства идейного воздействия. Но ведь это только отрывок... В этой и других своих работах Данэм раскрывает и особое значение системы воспитания в семье, в учебном заведении, и колоссальную роль печати, телевидения, кино, и влияние религии, господствующих философских концепций, и воздействие на людей общей атмосферы, царящей в буржуазном мире с его моралью, нравами, ложными представлениями об идеалах и ценностях, с его нетерпимостью ко всяким прогрессивным движениям."

Есть параллели с тезисом СЕК о вхождении продвинутых интеллектуалов в определенный момент в высшее общество  :D

• +0.06 / 4