Цитата: Uncle Lesha от 21.01.2013 20:49:45
Рабочая группа РАН под руководством академика, члена совета директоров «Роснефти» Александра Некипелова подготовила проект мер по защите российской экономики от финансовой угрозы со стороны западных стран. Разработать эти меры президент поручил в декабре в ответ на записку, подготовленную советником президента Сергеем Глазьевым.
forbes
"Мировая политика" → Мир ведет виртуальную войну за реальные ресурсыЗачем страны-эмитенты резервных валют увеличивают выпуск денег, как виртуальные ресурсы могут помочь реальному сектору экономики выйти на новый технологический уровень и почему западные игроки опасны для российского финансового рынка, "Голосу России" рассказал советник президента РФ по координации развития интеграции в рамках Таможенного союза Сергей Глазьев.
Панарин: Здравствуйте! Мы обсудим тему мирового экономического кризиса и пути его преодоления. У меня в гостях академик РАН, советник президента России Сергей Юрьевич Глазьев. Здравствуйте, Сергей Юрьевич!
Глазьев: Здравствуйте!
Панарин: В конце прошлого года вы опубликовали статью под таким интригующим названием: "Мировая война печатных станков". Что вы вкладываете в понятие мировой войны? И, собственно, почему печатных станков?
Глазьев: Вообще-то, название придумали журналисты. Оно отражает драматизм происходящих в мире событий, связанных с борьбой за выживание, с борьбой за лидерство в будущем цикле. Сейчас вопрос стоит даже более остро. Я работаю по парадигме длинных волн Кондратьева, и мне нынешний кризис понятен с точки зрения смены длинных волн.
Панарин: Наш соотечественник очень точно заранее спрогнозировал динамику мировой экономики?
Глазьев: Он открыл эти явления пульсации. Их нельзя назвать циклами с астрономической точки зрения. День-ночь, 24 часа в сутках - эти циклы очень строго описываются математикой. А циклы Кондратьева более размазаны по времени. Скорее это не циклы, а волны, пульсации, которые порождают волну.
Панарин: Термин "волны Кондратьева" наиболее четко отражает суть?
Глазьев: Он отражает содержание. Появляется момент, когда исчерпаны существующие технологические возможности, экономика погружается в депрессию, капитал, высвобождаясь из устаревших производств, накапливается в финансовом секторе, что провоцирует финансовые пузыри, возникает турбулентность.
Выход из этой турбулентности связывается с новым пучком технологий, которые в это время привлекает к себе бизнес. По мере вызревания этого нового технологического уклада экономика снова входит в устойчивый режим роста, который продолжается 20-25 лет.
Нынешний кризис отличается от предыдущих по некоторым весьма существенным, но не принципиальным параметрам. Мы видим многие классические проявления кондратьевского цикла, включая финансовые пузыри, депрессию, турбулентность и периодичность. Предыдущий кризис такого рода был в 1970-1980-е годы, последовал всплеск цен на нефть как начало процесса высвобождения капитала из устаревших производств.
Но есть отличия: раньше главным способом преодоления этой кризисной турбулентности было увеличение государственных расходов. Капитал в это время теряет ориентиры. Грубо говоря, капиталисты не понимают, куда вкладывать деньги. Государство берет на себя риски. Каким образом? Во-первых, активизируется инновационная активность государства, вкладывается больше денег в развитие науки. Это мы сейчас наблюдаем во всех странах мира.
Панарин: Эта тенденция есть во многих странах мира?
Глазьев: И в разные периоды. Допустим, предыдущий кризис 1970-1980-х годов - колоссальный рост расходов на информационно-коммуникационные технологии через "звездные войны", гонку вооружений.
Панарин: Хотя эти "звездные войны" во многом были придуманы. Это была модель для определенного скачка?
Глазьев: Тем не менее в эту выдуманную угрозу были вложены гигантские деньги, и это позволило американской экономике сформировать ядро информационно-коммуникационных технологий, которое стало базой нового технологического уклада, ежегодный рост которого составляет где-то 20 процентов.
Панарин: То есть этот цикл давал мощный прирост экономике?
Глазьев: Если экономика в среднем росла на 3 процента, то это ядро давало 20-25 процентов в год. И, собственно, сгенерировало экономический рост не только само по себе, но и проникло во все смежные отрасли. Комплекс информационных технологий спровоцировал революцию.
Панарин: Это ядро движения вперед и мирового лидерства США?
Глазьев: Конечно. Они накопили, усилили свое преимущество за счет этого. Аналогичным образом через милитаризацию, через военные расходы проходил переход к новому технологическому укладу в 1930-е годы. Это все кончилось катастрофой мировой войны.
Панарин: Кончилось ужасно.
Глазьев: Есть обнадеживающие отличия, связанные с тем, что новый технологический уклад - это нанотехнологии, которые резко повышают эффективность производства, снижают материалоемкость. Например, светодиоды дают экономию примерно на два порядка. Они потребляют в 10 раз меньше электроэнергии, чем обыкновенные лампочки, и служат в 8 раз дольше. Их эффективность в 80 раз выше, чем у ламп накаливания, но и, наверное, в 30 раз выше, чем у ламп дневного света. Это пример, который иллюстрирует качественный скачок.
Почему капитал приходит в эти новые технологии? Потому что эффективность повышается в разы. Тот, кто первым освоит эту технологию, получает гигантские сверхприбыли. Так вот, сейчас носителем этого нового технологического уклада, главным предъявителем спросана него является уже не столько промышленность, включая военно-промышленный комплекс, сколько гуманитарная отрасль. Это здравоохранение...
Панарин: Сергей Юрьевич, я вас перебью. То есть, получается, что еслидля того, чтобы нашим телезрителям, радиослушателям стало ясно, если предыдущие циклы, скажем, ядро было одним, то сейчас,вы хотите сказать, фокус переходит в иную сферу?
Глазьев: Каждый раз меняется. Скажем, в предыдущем цикле была информационно-коммуникационная технология.
Панарин: Скорее,более технологическая составляющая.
Глазьев: Базой была микроэлектроника. Кто предъявлял спрос на микроэлектронику? Прежде всего системы вооружения и банковский сектор. С этого все начиналось.
Панарин: Получается, что это стимулировало в определенном смысле роствоенных расходов, локальные конфликты?
Глазьев: На эту тему можно порассуждать. Но мне кажется, мало замеченным фактом является то, что в рамках либеральной идеологии право государства наращивать расходы закреплено только за обороной. Считается, это можно.
Панарин: А остальное как бы нельзя?
Глазьев: Нет, нельзя вкладывать деньги в инфраструктуру, в социалку, впромышленность, в производство. Но либеральная идеология разрешает государству в целях национальной безопасности вкладывать деньги в оборонную промышленность, в вооруженные силы, в полицию. Поэтому неизбежно в рамках либеральной модели государства рост государственного вмешательства через экономику всегда шел через милитаризацию.
Панарин: Через военно-промышленный комплекс. Вообще, парадоксальная ситуация. Борются за права человека, а на самом деле создают фундамент иных…
Глазьев: На самом деле, трудноназвать что-либо менеегуманным, чем бомбардировки Югославии или Ирака, где погибли уже…
Панарин: Я перебью, Сергей Юрьевич. Я был в Белграде, был шокирован. На центральной улице находится роддом, который был разрушен. Его нечасто показывают. Здание, в котором находились персонал и люди, сохранено. Но, в общем-то, это ужасно.
Глазьев: Мы видим, к чему привела иракская авантюра. Это не было обосновано никакими серьезными причинами. Эти страны никому не угрожали, массового оружия у них не было. Но они стали жертвой американской геополитики в борьбе за лидерство.
Мы можем к этой теме вернуться, но тот факт, что до последнего времени переход с одного технологического уклада на другой всегда сопровождается ростом государственного влияния на экономику. Это рост государственных расходов, рост государственных кредитов и увеличение роли государства в качестве агента развития, то есть в целеполагании, планировании.
Панарин: То есть, можно сказать, роль государства возрастает?
Глазьев: Это объективно. Частный капитал в эпоху кризисной турбулентности теряет ориентиры и не склонен к долгосрочным инвестициям, которые критически важны для прорыва экономики на новую волну развития.
Но спецификой нынешнего нового уклада является то, что главными носителями спроса на его продукцию является здравоохранение - это клеточные технологии, это гамма лекарств, которые делаются методами генной инженерии, это образование, которое предъявляет спрос на новые информационные продукты, и это наука, которая является главным потребителем всех этих новых технологий. То есть в комплексе здравоохранение-образование-наука будущее экономики нового уклада - это примерно 40 процентов валового продукта.
Панарин: Гигантская цифра.
Глазьев: Но самая большая отрасль - это здравоохранение, следующая по величине - образование. Поэтому милитаризация как способ увеличения государственного вмешательства для освоения новых технологий теряет свое значение.
Панарин: Она потихонечку, вы хотите сказать, начнет уменьшаться?
Глазьев: Я хочу сказать, что это в какой-то мере страхует нас от новой гонки вооружений. Это, конечно, не означает, что ее не будет. Есть силы, заинтересованные в развертывании этой гонки вооружений под всякими предлогами.
Панарин: Часто выдуманными, конечно.
Глазьев: Например, система ПРО в Восточной Европе как провокация, в ответ на которую мы должны сделать свой контрход.
Панарин: Фактически это развязывание гонки вооружений.
Глазьев: Такие силы есть, но их объективная востребованность, к счастью, невелика.
И вот печатные станки. В эпоху кризиса, как я уже сказал, возникает финансовая турбулентность. Капитал, выходя из устаревших производств, нескоро находит дорогу в новые. Возникают финансовые пузыри.
Получается, что вроде денег на рынке много, но им некуда деваться, и они в рамках спекуляций обесцениваются. Одновременно с этим есть голод на долгосрочные кредиты в новых направлениях. И этот голод государство вынуждено удовлетворять, прибегая к печатному станку.
Что такое эмиссия денег? В современной экономике это авансирование экономического роста.
Панарин: Будущего экономического роста.
Глазьев: Государство создает кредит, с помощью которого промышленность осваивает новые технологии при правильной денежной политике. При неправильной денежной политике государство может создавать кредит, который будет осваиваться финансовыми спекулянтами, превращаться в пузыри и генерировать в инфляцию. Поэтому в зависимости от того, как проводится денежная политика, ее эффективность сильно отличается.
Панарин: Получается, в этой войне печатных станков победит тот, кто более умело…
Глазьев: Победит тот, кто, во-первых, создаст для себя неограниченный источник "длинных" денег, благодаря этому будет иметь преимущество в ресурсе. Но ресурс надо уметь использовать. И эти деньги нужно направлять на освоение новых технологий.
Новый технологический уклад с точки зрения его технологического наполнения. Можно посмотреть по странам, что в ведущих странах мира основная часть антикризисных расходов именно туда и направляется - на повышение энергоэффективности, на стимулирование новых технологий, на инфраструктуру.
Панарин: Это Китай, США, Европа?
Глазьев: И Корея. Там практически все деньги пошли на повышение энергоэффективности. Поэтому для этой системы важно иметь стратегическое планирование, чтобы понимать, куда направлять деньги, долгосрочные институты, которые бы эти деньги принимали и дальше трансформировали в реальные инвестиции.
В настоящий момент такие системы в ведущих странах мира созданы. Но нельзя сказать, что они работают со стопроцентной эффективностью. На самом деле, нынешний кризис имеет еще одно отличие от предыдущих - это гигантский масштаб финансовых спекуляций.
То есть до квадраллионов долларов мы еще не доходили. И ситуация, когда объем деривативов, производных финансовых, чисто спекулятивных бумаг превышает объем денежной массы в 20 раз...
Панарин: То есть это, можно сказать, на порядок?
Глазьев: Возникает, конечно, страх вообще потери управляемости, потому что все активы центральных банков мира в 20 раз меньше объема финансовых спекуляций, которыми занимаются частные банки. Хотя они подписываются государственными печатными станками.
Панарин: В этом смысле не может ли у кого-то быть искушения использовать этот печатный станок, скажем, для получения преимуществ?
Глазьев: Здесь двойственная ситуация. С одной стороны, есть объективная логика, о которой мы говорили. А с другой - текущие интересы обеспечения стабильности и выживания. Поэтому государство, прибегая к денежной эмиссии, решает одновременно две задачи: поддерживает стабильность существующих институтов и создает ресурсы для инвестиций в будущее.
Сейчас все банки мира, все эмитенты мировых резервных валют, а это Федеральная резервная система (ФРС) США, Центральный банк Соединенного Королевства (или просто Банк Англии), Европейский центральный банк и Центральный банк Японии - это четверка эмитентов мировых валют.
Панарин: А мы там никак пока?
Глазьев: У нас валюта является мировой только для белорусов, которые используют рубль в качестве части своих резервов.
Я говорю про резервные валюты. Значит, все эти четыре ведущих мировых станка перешли к политике печатания неограниченного количества денег. Они сняли все количественные ограничения.
Панарин: В том числе и китайцы, и европейцы, и японцы?
Глазьев: Китайцы сюда не входят, потому что юань - пока не резервная валюта.
США, Великобритания, Европа и Япония перешли к политике безграничной денежной эмиссии под отрицательный процент. То есть получатели кредитов еще имеют премию за то, что они берут кредит, чтобы его куда-то вложить.
Панарин: Долго это может продолжаться?
Глазьев: Объявлено, что это будет продолжаться как минимум до 2015 года. Масштаб этой кредитной экспансии впечатляет. Скажем, за один прием Европейский центральный банк печатает триллион евро.
Панарин: Это гигантская цифра.
Глазьев: Что такое триллион евро? Нам надо 10 лет экспортировать нефть, чтобы получить триллион евро. Поэтому и в названии этой статьи образно представили ситуацию как войну печатных станков. То есть для того, чтобы захватить экономическое пространство, нужны деньги.
Панарин: Интересно: России нужно 10 лет продавать нефть, чтобы получить то, что они делают за один день.
Глазьев: За одно мгновение.
Панарин: За одно мгновение Европейский банк печатает триллион евро. Этот пример наиболее ярко характеризует войну печатных станков.
Глазьев: В этом колоссальное преимущество эмитентов мировых валют. Их пустые бумаги, даже записи на счетах, виртуальные деньги превращаются в реальный продукт после того, как они обмениваются на импорт нефти, каких-то других материальных благ и приобретение собственности.
Я не разделяю оптимизма некоторых экспертов, которые рассказывали, что была проведена величайшая успешная сделка - продажа 7 процентов акций Сбербанка каким-то трем американским фондам. И еще на этом получили астрономические комиссии те, кто этим занимался.
Что это такое, если посмотреть с другой стороны? Три американских фонда, имеющих неограниченный доступ к печатному станку, получающих годовые кредиты под 2 процента, для них это просто вопрос переговоров с Федеральной резервной системой 2-3 дня, и купить любую собственность где угодно в мире. Что это как не финансовая война? Война за обладание реальным ресурсом.