Тред №541935

Около 100 ссылок в конце:

Накануне. Генералы, либералы и предприниматели перед Февралем. Часть третья.

Гурко получил информацию об этом в январе 1917 года, когда был в Петрограде. Именно в это время полковник Хор отмечает усилившуюся пропаганду против «реакционеров» на окопах, что привело к тому, что политические вопросы открыто обсуждаются на фронте, и, по его информации, был даже случай отказа полка идти в атаку, так как его офицеры потребовали «уничтожить врагов в тылу.»[13] Настроения офицеров проникали и в солдатскую среду. А.В. Горбатов вспоминал: «Денщикам удавалось иногда услышать из офицерских разговоров отдельные слова: «все прогнило, все продажно», «Этого нужно было ожидать», «Бездарные правители», «на краю пропасти» и т.п. Все это немедленно передавалось нам(т.е. солдатам - А.О.).»[14] Интересно, что это происходило в частях генерала, который в бытность своей отставки по болезни не считал для себя зазорным обращаться с телеграммами к Распутину, прося его молитвенного заступничества о возвращении на фронт.[15] В тылу Северного фронта зрело недовольство, но было еще незаметно. Общее состояние русских позиций и русской армии в окопах произвело на Вильсона самое хорошее впечатление.[16]

Совсем другой взгляд на возможности русских войск вынес из поездки на Юго-Западный фронт ген. Кастельно. По его мнению, командование, управление и транспорт в России отстали от союзников на 18-20 месяцев и ни о каком удачном наступлении в ближайшем будущем речи быть не может.[17] Тем не менее, даже Кастельно похвалил дух войск - он показался ему превосходным.[18] Эти оценки наступательных возможностей русской армии абсолютно не разделялись главой британской военной миссии. Тем не менее, Милнер, узнав их, оказался под влиянием авторитета французского генерала. Эта информация негативно повлияла на представителя Ллойд-Джорджа, и он стал сомневаться в возможности наступления на русском фронте. Вильсон записывает в своем дневнике 17 февраля: «Я сказал ему (т.е. Милнеру - А.О.), что Кастельно не имеет причин для пессимизма, он ничего не видел, его точка зрения ошибочна.»[19]

Нокс отмечал в своем дневнике крайне неудовлетворительную работу и ВПК, из его филиалов только одесский, каким-то чудом его возглавил артиллерийский генерал, отличался работоспособностью. В армии по отношению к организациям, патронируемых Львовым и Челноковым, была распространена шутка: «Что такое армия? Армия - собрание людей, которые не смогли избежать военной службы. Что такое общественные организации? Общественные организации - это большие собрания людей, которым удалось избежать военной службы.»[65] В рабочих комитетах военно-промышленных комитетов и других организациях Союза городов часто укрывались революционно настроенные рабочие.[66] Уже в апреле 1916 года в составленной Московским охранным отделением справке «Земский и Городской союзы» отмечалось: «За последнее время наблюдается наплыв в союзы непригодных к работе лиц, коим гарантируется освобождение от воинской повинности.»[67] «В мировой войне, - вспоминал командир 6-го Финляндского стрелкового полка А.А. Свечин, - в поездах-банях, позади русского фронта, люди с высшим образованием раздавали мочалу и мыло, а фронт оставался темным и безграмотным.»[68] Особой симпатии к этим раздатчикам фронт, судя по всему, не испытывал. Сотрудников Земгора в армии презрительно называли «земгусарами», «гидроуланами», а автомобили Союза - «сестровозами».[69]

Слабая дисциплина среди земских организаций действовала на войска, по свидетельству П.Н. Врангеля, разлагающим образом: «...«земгусары», призывного возраста и отличного здоровья, но питающие непреодолимое отвращение к свисту пуль или разрыву снаряда, с благосклонного покровительства и помощью оппозиционной общественности, заполнили собою всякие комитеты, имевшие целью то устройство каких-то читален, то осушение окопов. Все эти господа облекались во всевозможные формы, украшали себя шпорами и кокардами и втихомолку обрабатывали низы армии, главным образом, прапорщиков, писарей, фельдшеров и солдат технических войск из «интеллигенции».[70] В отчете о состоянии армии, подготовленном для Председателя Совета министров в начале 1917 г. отмечалось следующее: «Влияние Земгора в войсках совершенно не замечается.»[71] В армии вообще и на фронте в частности на организации земств и городов смотрели как собрание тех, кто «словчился», чтобы не попасть в окопы.[72]

Очевидно, это было почти стандартное отношение армии к этим учреждениям. Ф.А. Степун, прослуживший всю войну прапорщиком в полевой артиллерии, не очень расходился в оценках с представителями кадрового офицерского корпуса, своего и британского: «Земгусар» - интеллигент, либерал и защитник войны до конца; внешность под офицера, душа под героя. Звенит шпорами и языком, а на самом деле всего только дезертир, скрывающийся от воинской повинности в общественной организации.»[73] В конце 1916 2/3 состава местных отделений Всероссийского союза городов приходилось на городскую интеллигенцию - это были врачи, статистики, бухгалтеры, юристы, учителя. Примерно такая же картина наблюдалась и у земцев.[74] «Малое сознание в интеллигентных кругах России того, что защита Родины с оружием в руках является долгом каждого гражданина, приводило к тому, что «интеллигент легко устраивался» в тылу или на «безопасных» местах армии. Автору лично приходилось видеть лиц, - вспоминал генерал Н.Н. Головин, - продолжавших носить полковничий мундир, несмотря на то, что они стояли не во главе полков, а во главе учреждений Красного Креста, и это было в то время, когда каждый, даже младший офицер, ценился в войсках на вес золота.»[75]

Численность земских служащих и лиц, оплачивалась земствами, составила в 1912 году 150 тыс. чел. За годы войны эта армия выросла, достигнув к осени 1917 года численности в 252 тыс. чел.(данные, которые приводит Н.Н. Головин - 5352 - явно занижены, очевидно эта цифра включает в себя только центральные учреждения). Из них собственно в учреждениях на фронте было задействовано меньшинство - например, к 1 января 1916 года Земский Союз создал на всех фронтах 2500 учреждений, в которых работало около 15000 человек. В Военно-Промышленных Комитетах на 1 октября 1916 года работало 976312 человек.[76] Части из них суждено было сыграть решающую роль в ближайшем будущем. Центральном Комитете работали - А.И. Гучков и А.И. Коновалов, Московском - П.П. Рябушинский и С.Н. Третьяков, Киевским - М.И. Терещенко.[77] Руководство ВПК действительно было «скрытым кадром» будущего Временного Правительства. Что касается Земгора, то его обособленное, бесконтрольное положение вызывало настороженное, а потом и враждебное отношение со стороны правительства. Земцы же все время расширяли требования к финансированию. Если к концу 1914 года оно составило 43 млн. руб., на начало октября 1916 года государственное финансирование Союзов составило 553 459 829 руб., в то время как за тот же период поступления из земских и городских источников были более скромными - 9 650 986 руб. 74 коп.[78] К 1 февраля 1917 года Земгор выполнил заказов на сумму в 80 млн. рублей из и общего их объема в 242 млн. рублей.[79] Тем не менее, на первое полугодие 1917 года только Союз Городов запросил 65.786.895 руб.[80]