Тред №640202

Новый курс Ким Чен Ына

Если термины чучхе (опора на собственные силы) или сонгун (приоритет армии) относительно известны массовой аудитории, то нововведение, связанное с молодым руководителем КНДР, еще не получило широкого распространения. Восполним этот пробел и попробуем кратко разъяснить значение нового термина, который по-корейски звучит как «пёнчжин» и переводится на русский как «параллельное развитие».

Сначала немного истории. 1995-98 годы были для КНДР временем «трудного похода», когда природные катастрофы и голод сопровождались формальным безвластием, ибо Ким Чен Ир соблюдал траур по отцу. Чрезвычайное положение потребовало чрезвычайных мер, итогом которых стала политика «приоритета армии». Ее в работе «Линия сонгунской революции – это великая революционная линия нашей эпохи, всепобеждающее знамя нашей революции» Ким Чен Ир официально расшифровал как «способы руководства революцией и ведения социалистической политики, которые предполагают считать военное дело важнейшим государственным делом и позволяют при опоре на присущие Народной Армии революционные качества и ее боеспособность защитить Родину, революцию, социализм и наращивать темпы строительства социализма в целом».

Каковы были причины нового курса? У автора на уме аналогия с деятельностью Ю. В. Андропова, который собирался остановить перерождение командно-административной системы и решать структурные задачи за счет ограниченного развития экономики, сопряженного с укреплением трудовой дисциплины и контролем в идеологической сфере. Однако если бывший Председатель КГБ СССР пытался опираться в первую очередь на кадры КГБ, то Верховный Главнокомандующий КНА Ким Чен Ир решил полагаться на военных. На то было несколько причин.

Во-первых, северокорейские военные, особенно офицерский корпус, относятся к элите. При всей нехватке материальных ресурсов, их значительная часть направлялась на нужды армии, концентрировалась на решающих направлениях. Возможно, благодаря этому КНДР продолжала поддерживать на достаточно высоком уровне военную промышленность, военное образование и науку, а представители армейских кадров были осведомлены о положении дел в мире и потому лучше понимали настоятельную необходимость срочного вывода страны из кризиса.

Во-вторых, северокорейская армия достаточно давно занимается хозяйственной деятельностью. В условиях ухудшения экономической ситуации армию все чаще использовали для затыкания дыр в промышленности, строительстве и сельском хозяйстве. Все это отнюдь не способствовало повышению боеготовности КНА, однако это же значит, что ее представители имеют опыт «гражданской» управленческой деятельности и потому у них было меньше шансов оказаться некомпетентными на новых должностях, чем у военных, брошенных на народное хозяйство без такой подготовки.

В-третьих, в отличие от «зараженной двоемыслием и материализмом» гражданской партийной элиты, армия смогла если не полностью избежать всех этих пороков, то, во всяком случае, оказалась поражена ими в гораздо меньшей степени. Военные, особенно в частях, менее отягощены личным имуществом, они в большей степени живут, выражаясь северокорейской терминологией, общественной, а не личной жизнью. Моральные стимулы для них пока еще играют более важную роль по сравнению с «утратившим революционность» бюрократическим аппаратом. Это казалось весьма важным, так как распад СССР, по мнению северокорейской печати, произошёл не по причине экономической отсталости, а из-за начала экспансии буржуазной идеологии.

В-четвертых, управлять военной структурой проще, чем гражданской. Для армейских методов характерна более четкая система вертикального подчинения с меньшим промежуточным согласованием в процессе принятия решения. В КНА отсутствует одновременное подчинение нескольким одноуровневым инстанциям, зачастую выдающим взаимоисключающие распоряжения, действует жесткая система персональной ответственности, налицо конкретность задач и безусловность исполнения приказа вышестоящего начальника...

Ссылка