Тред №655473

В тексте "много букв".
Но одновременно - это достаточно систематизированный подход к проблеме:
многие мысли многих авторов сведены в единое целое.
И хотя что-то уже потеряло актуальность, текст интересен, кмк.

Антисистема разрушает цивилизации

http://vz.ru/politic…61657.html

Целью «революций 2.0» является не просто смена власти, но изменение пути человечества

«Общества-мишени не осознают себя мишенями, считают себя самих хозяевами стихии, которая опустошает их страны», – заявил газете ВЗГЛЯД автор доклада «Анонимная война» Константин Черемных. В этом докладе рассказывается, кто и зачем устраивает сегодня «цветные революции» и как они угрожают современной цивилизации.

«Феноменом последних лет стал резкий рост массовых протестных выступлений в разных странах мира. На смену череде «оранжевых революций» пришли «революции 2.0», отличительная черта которых – ключевая роль интернета и социальных сетей. «Арабская весна», «Оккупай Уолл-Стрит», Болотная площадь или лондонские погромы – всюду мы видим на улицах молодежь и средний класс, требующих перемен. Распространенная точка зрения на эти события – рост самосознания молодых и активных, желание участвовать в выборе пути развития своих стран и «демократический протест» против тирании и коррумпированных элит», – так начинается доклад Изборскому клубу «Анонимная война. «Новый 1968 год»: мировоззренческое содержание и механизмы «революций 2.0», подготовленный Константином Черемных и Маринэ Восканян под редакцией Андрея Кобякова.

При внимательном анализе политического, социального и культурного бэкграунда этих событий, утверждают авторы, выясняется, что они происходят не сами по себе, а с активнейшим участием внешнего субъекта, который ставит целью смену цивилизационной парадигмы человечества:
«Данный субъект обладает сложной структурой, причем его отдельные составные части имеют как совпадающие общие, так и специфические цели и задачи. И в «цветных революциях 1.0», и в «революциях социальных сетей 2.0» легко различаются заинтересованность и прямое участие государственных ведомств (прежде всего США)... Вместе с тем немалую роль в инициировании «революций 2.0» и методологическом управлении ими играют и ряд наднациональных параполитических структур, университетские центры и международные НКО, спонсируемые определенной группой олигархических фондов при прямом содействии статусных международных институтов. С другой стороны, как постоянная деятельность этих структур, так и результаты «революций 2.0» приносят выгоду ряду специфических видов транснационального бизнеса. В целом этот субъект можно охарактеризовать как «цивилизационное лобби», реализующее определенный глобальный проект».

В докладе обосновывается тезис, что идеологемы протестных движений связаны не только с актуальной политикой, но и с фундаментальными процессами смены цивилизационных ориентиров, начавшимися во второй половине XX века и касающимися вопросов моральных ценностей, культуры, религии и места человека в мире. Проповедуя эти рецепты полного освобождения от авторитетов (государственных, военных, религиозных), участники «революций 2.0» хотя и считают себя освободителями народов, на практике реализуют программу узкого глобального круга экономических и культурных поработителей.


Работа над докладом «Анонимная война» вылилась в написание книги, подготовку которой авторы уже заканчивают. Газета ВЗГЛЯД взяла интервью у Константина Черемных.

ВЗГЛЯД: Что стало поводом для появления вашего доклада?

Константин Черемных: Наш доклад был задуман задолго до того, как возникла Болотная. Поводом была «арабская весна» 2011 года, в картине которой было много знакомого по Сербии, Грузии и Украине, но в большем масштабе, с новым стереотипом массовых выступлений, чередующихся по типу пульсирующей волны с новорожденными движениями, названными по имени числа удачного митинга, с новым способом возбуждения масс и привлечения новых участников сугубо эмоциональными средствами: кто-то совершает самосожжение; рядом, вместо того чтобы помочь, деловитые люди снимают его мучения на камеру – и об этом тут же узнает мир. И с логотипами компаний Facebook, Twitter, YouTube как революционных брендов. По этому размаху можно было оценить технологические преимущества средств «2.0» и предсказать астрономические доходы их создателей.

И действительно, год спустя они стали миллиардерами, а сами страны, где разворачивались эти революционные процессы, – нищими. В этом и виден был главный итог и главный парадокс: общества-мишени не осознают себя мишенями, считают себя самих хозяевами стихии, которая опустошает их страны. Каждому из протестных движений мерещится, что стоит смести надоевшую власть – и тут же свобода сама собой принесет процветание, отдаст им то, что авторитарная власть им не дала, отобрала или недоплатила.

ВЗГЛЯД: Чем это отличалось от первой серии, от так называемых цветных революций, кроме большего охвата и быстрого развития?

К. Ч.: Серия «цветных революций», начатая при Джордже Буше, предусматривала подбор новых лидеров взамен неугодных политиков, на которых ставилось клеймо «диктаторов» (хотя никакими деспотами Кучма или Шеварднадзе, конечно, не были). Их герои окружались ореолом «лидеров нового поколения». Что касается «революций 2.0», то их участники сами провозгласили их leaderless – революциями без вождей. В то же время источник процессов «не признавался» довольно долго, пока Хиллари Клинтон не удержалась от бахвальства, заявив: «Мы ведем информационную войну». Из этих двух особенностей следовало, что они отличаются не только по способу организации, но и по предназначению и в итоге по результату.

Однако идея нашего доклада возникла не в тот момент, когда уже было ясно, откуда ноги растут и кто выигрывает. За весной 2011 года пришла осень, и тут началось самое интересное: по модели протестных движений в странах третьего мира или, условно, юга возникают массовые «бунты» в странах севера, как их принято называть, индустриальных. А если точнее, постиндустриальных, поскольку производственная индустрия из них еще с 1970-х годов выводилась на аутсорсинг в развивающиеся страны.

Мое внимание привлекло высказывание Иммануила Валлерстайна – экономиста с особым взглядом на мировые процессы, хотя при этом статусного, входящего в элиту. В ноябре 2011 года он сказал: «Мы пришли в новый 1968 год». И действительно, на митингах американского Occupy Wall Street можно было увидеть «ветеранов» той революции, иногда именуемой «революцией рока, наркотиков и секса». В том числе и сделавших солидную политическую карьеру. Затем мне попалось на глаза интервью Даниэля Кон-Бендита, ныне сопредседателя фракции «зеленых» Европарламента. В 2005 году он посещал Москву и отвечал на вопросы российских левых. Он их, вообще-то, разочаровал, а меня – заинтересовал. Например, когда его спросили о его взглядах, к всеобщему удивлению он признал, что всегда, с самого начала был «зеленым». Казалось бы, какое отношение защита природы имеет к анархии? На первый взгляд – никакого. Но почему-то современное правозащитное движение теснейшим образом на уровне руководителей ведущих НПО переплетается с движением в защиту природы.

Отвечая на вопросы московских левых в 2005 году, Кон-Бендит уточнил, что правозащитное движение, созвучное его направлению, – это движение не за гражданские права любого человека, а за права меньшинств. Он сказал: «Мы также хотели разработать некий новый стиль жизни, который не означал бы подчинения жизненной морали наших родителей. Из этих чувств возникли женское движение, движение гомосексуалистов, то есть движения, которые означали автономию субъекта по отношению к господствующей морали».

ВЗГЛЯД: Разве эти движения возникли не в начале ХХ века?

К. Ч.: Они возникли на самом пике индустриальной эпохи и, более того, были мало связаны между собой. Колыбель этих направлений была в Англии, как, впрочем, и движение в защиту природы от человека, которое у нас почему-то называют экологическим, хотя на английском языке оно именуется environmentalist movement. То есть оно имеет отношение не к экологии как науке, а к системе взглядов, которая, как любая философия, оканчивается на «-изм». Environmentalism – от окружающей среды, environment – лучше переводить, наверное, как «экологизм». Эти элементы существовали раздельно, а затем соединились. Как раз тогда, когда возник ядерный паритет СССР – США и, соответственно, кроме «жестких» форм влияния на соперника, требовались «мягкие» формы – или, как тогда было принято говорить, идеологическая борьба.

Но эта борьба, конечно, не распространялась только на СССР. Кон-Бендита спросили, кто был для него учителем и какие тексты можно считать манифестами мировоззрения, которое он представляет. Он назвал статью своего ровесника Андре Горца «Прощание с пролетариатом», а из философов предыдущего поколения процитировал Ханну Арендт, автора книги «Происхождение тоталитаризма». Ее фразу «Один и тот же человек может быть хорошим и плохим, добрым и злым, он может совершать что-то ужасное и сделать что-то для освобождения» он противопоставил представлению Жан-Жака Руссо о том, что человек по своей природе является носителем добра.

В одном флаконе, таким образом, оказалось: а) отрицание любой централизованной власти как зла «по определению»; б) не христианский, а гностический взгляд на человека; в) идея о том, что социальные противоречия в мире ушли на второй план по сравнению с противоречиями между человеком и природой – об этом писал Горц, перешедший из левого движения в ряды американской организации «Друзья Земли», в своем так называемом манифесте. Еще раньше, после поездки в Калифорнию в 1974 году, Горц написал книгу «Экология и политика: вклад в теорию пределов роста».

ВЗГЛЯД: Видимо, это развитие идей знаменитого доклада Римского клуба?

К. Ч.: Именно так. Но и этот доклад появился не на пустом месте. Его центральная идея – о том, что ресурсы Земли через 100 лет истощатся, а поэтому численность населения мира следует сокращать – была вынесена в мировую повестку дня на рубеже 1940–1950-х. Тогда сэр Джулиан Хаксли, военный разведчик и естествоиспытатель, был избран главой двух организаций: Международного союза за консервацию природы и Международного гуманистического и этического союза. Хаксли был в 1937–1944 годах вице-президентом Британского евгенического общества. Такое же общество было и в США, но после войны его переименовали в Совет по народонаселению.

ВЗГЛЯД: Евгеника, которой англичане занимались с середины XIX века, имеет прямое отношение к гуманизму?

К. Ч.: Точно так же, как права секс-меньшинств имеют к прогрессу. В США защита прав ЛГБТ, как и прочие современные приоритеты американских демократов, именуется «прогрессивной». Впрочем, современное правозащитное движение, кредо которого сформулировал именно Хаксли, заботится и об этнических меньшинствах. Речь идет не столько о народах, сколько об обществах, живущих архаической племенной жизнью. А защита их прав состоит в том, чтобы они такой жизнью и жили дальше, отправляя культы идолам на особо охраняемых территориях. Эти территории, соответственно, ограждаются от какого-либо влияния индустрии. Собственно, движение Occupy Wall Street и выступало от имени североамериканских индейских племен, естественный быт которых будет якобы безвозвратно нарушен нефтепроводом Keystone XL.

ВЗГЛЯД: То есть прогрессом называется то, что называется регрессом.

К. Ч.: А защитой прав человека называется деятельность, посягающая на права большинства. Причем на самые базовые права. Когда запрещается прокладка дороги через якобы особо ценный, а на самом деле совершенно обычный пригородный лесной массив, нарушаются права большинства на передвижение. Но это не худший случай. Хуже, когда огромные территории полностью отчуждаются от хозяйственного оборота под природоохранным предлогом. Или когда вместо пищевых культур сеются технические для производства биогаза, якобы эффективно заменяющего нефть. Или когда миллионам людей с высоких трибун говорится: бросайте свои дома, не орошайте земли, не пытайтесь сеять хлеб, бегите куда глаза глядят от климатической катастрофы (кстати, именно это внушалось арабским элитам в канун «арабской весны»).

ВЗГЛЯД: Но с тех же высоких трибун, если вы имеете в виду ООН, постоянно говорится о проблеме голода.

К. Ч.: ООН еще в 1960-х годах принимала замечательные декларации о социальных и гуманитарных правах. Но мировая повестка дня менялась. По существу, она изменилась, когда было объявлено о наступлении постиндустриальной эры. Или, по Томасу Куну, о смене парадигмы развития, что одно и то же. С тех пор и изменилось содержание самых благородных и общественно одобряемых понятий. И одновременно изменились цели геополитики. «Теория хаоса» востребована лишь в том случае, если в стране-мишени я не занимаюсь разработкой недр, а вообще не допускаю никакой промышленной деятельности. Каддафи давно уничтожен, а добыча нефти в Ливии не растет, а падает.

ВЗГЛЯД: Оправдывают ли себя затраты на геополитические авантюры, если корпорации не получают своей добычи?

К. Ч.: Если агрессор заявит прямым текстом: я хочу захватить богатую ресурсами территорию, он не завоюет популярность на этой земле и встретит организованное сопротивление. Если он назовет себя освободителем от репрессивных авторитарных режимов, его услышат миллионы недовольных своим положением по тем или иным причинам. В первом случае ему придется нанимать «пятую колонну» за деньги. Во втором случае он получит армию самоотверженных добровольцев. Преимущества очевидны.

Но чтобы получить большую армию добровольцев, критическая масса населения в странах-мишенях должна быть к этому подготовлена, разделять именно это, удобное понимание гуманизма, прогресса, свободы, иерархии прав.

В российских общественных науках, как правило, ХХ век делится мировыми войнами, политическими и социальными катастрофами, периодом до и после холодной войны. Так, 1968 год у нас ассоциируется с чехословацким восстанием. А это было одно из многих событий, связанных со сменой парадигмы. Это был результат проникновения в систему не идей противоположной системы, а антисистемных идей.

Их можно было прочитать на лозунгах студенческой Сорбонны. Например: «Освобождение человека должно быть тотальным, либо его не будет совсем», «Анархия – это я», «Забудь все, чему тебя учили», «Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства!», «Границы – это репрессии». Согласитесь, это не просто лозунги – это смыслы, притом расходящиеся и с социалистической, и с капиталистической системами.

ВЗГЛЯД: Как тогда называется эта третья идеология одним словом – включая и анархистские, и экологистские идеи, и отрицание системы знаний?

К. Ч.: Хаксли называл свою философию «трансгуманизм», Бертран Рассел – «рационализм». Оппоненты используют, конечно, другую терминологию. Для американского классического консерватора, особенно католика, любая такая антисистемность тождественна левизне, коль скоро она атеистична и направлена против устоев общества. Линдон Ларуш употреблял термин «редукционизм».

Настоящий манифест, где присутствуют свои «альфа и омега» этого направления, – не статья Горца, а так называемый Второй гуманистический манифест Поля Курца. В первых его строках – отождествление всех монотеистических религиозных иерархий с тоталитарными системами. Далее – тезис о том, что этика «автономна и ситуативна, не выводится из религиозных и идеологических санкций». То есть выбор поведения каждого зависит от ситуации, произволен, не связан с какой-либо ответственностью. Вполне созвучно любимой мысли Ханны Арендт у Кон-Бендита. Далее говорится о правах человека, среди них перечисляется право на самовыражение, а также – отдельно – на эвтаназию, суицид и на «множество разновидностей сексуального познания». Право на жизнь не упоминается.

ВЗГЛЯД: Получается, что главное содержание этого документа – не альтернатива, а подчеркнутый вызов христианским церквям и ценностям?

К. Ч.: Дословно пишется так: «Считаем, что нетолерантные подходы, часто культивируемые ортодоксальными религиями и пуританскими культурами, неправомерно подавляют сексуальное поведение». То есть это вызов не только европейскому христианству, но и американскому неопротестантизму, и исламу, и традиционному (так называемому богобоязненному) иудаизму. И советскому коммунизму того времени, разумеется, тоже. Ради чего? По тексту – ради единого человечества, в котором не ограничена никакая свобода информации, в котором «единая экосистема и консенсус по поводу народонаселения», нет государств и границ и, соответственно, как настаивают авторы, по волшебству нет войн.

ВЗГЛЯД: Трудно себе представить, чтобы такой текст был рассчитан на широкие массы.

К. Ч.: Он и не был рассчитан на широкие массы. Он был рассчитан на достаточно узкий слой гуманитарной и технической интеллигенции, обладающий авторитетом в своих странах и по тем или иным причинам тяготящийся условиями своей жизни и деятельности. От СССР манифест подписали два человека: Жорес Медведев и Андрей Сахаров... Можно, конечно, не обращать внимания на этот документ: мало ли что напишет частное лицо и подпишет сотня «яйцеголовых». Но не зная о подписи Сахарова под этим документом, мы не поймем сути той трансформации, которая произошла с Сахаровым и не только с ним. Это была не покупка агента влияния. Это было обращение в иную систему взглядов, если одним словом – индоктринация.

«Чтобы получить большую армию добровольцев, критическая масса населения в странах-мишенях должна быть подготовлена, разделять удобное понимание гуманизма, прогресса, свободы, иерархии прав»

ВЗГЛЯД: Но от индоктринации группы интеллектуалов до «перековки» миллионов, пусть только активной части общества, огромное расстояние.

К. Ч.: Массы никогда не посвящаются во все детали навязываемого мировосприятия. Массам транслируется только то, что может для них быть непосредственно насущным. Но чтобы их возбудить, создать среди них ядро самоотверженных, отдельные идеологические элементы должны быть не просто созвучны их чаяниям, но и эмоционально заряжены. Самые простые поводы – коррупция, загрязнение природы и этнические проблемы.

ВЗГЛЯД: Почему тогда «страны севера» допускают протестные движения на собственных территориях, а не только в «странах-мишенях»?

К. Ч.: Это допускается тем сегментом элиты, который извлекает выгоду именно из постиндустриальной повестки дня. Такой феномен «самопоедания» так называемых industrial states мог возникнуть только на определенной стадии развертывания постиндустриальной парадигмы. В США одна из знаковых и культовых фигур этого направления – экс-вице-президент Эл Гор, «отец интернета», он же – автор экологистского бестселлера «Земля на весах». IT-отрасль в постиндустриальной парадигме – олицетворение «новой эпохи», призванное доказать ее прогрессивность.

ВЗГЛЯД: И создать новые средства контроля над миром и над отдельным человеком.

К. Ч.: Не только. Еще – изменить его способ познания и мышления. Человеку, «родившемуся в Сети», digital native, уже не нужен Кон-Бендит, чтобы агитировать за «неподчинение жизненной морали родителей». Он и так живет сегодняшним днем, знания его и так будут отрывочны, исторический и родовой опыт неведом, понятие об ответственности, не говоря уже о долге, трудовой этике, труднодоступно, поскольку это все формируется в реальном мире и на опыте совместной деятельности, начиная с детских коллективных игр.

ВЗГЛЯД: Однако, чтобы получить массу таких людей, нужна еще и масса физической техники, которая производится из тех же полезных ископаемых.

К. Ч.: Более того, она производится из более редких полезных ископаемых, чем нелюбимые экологистами углеводороды. А солнечные панели – из очень редких ископаемых. Более того, электронный мусор не разлагается так легко и безвредно для той самой окружающей среды, как, например, бумага. И, тем не менее, программа электронного документооборота была введена при Билле Клинтоне именно по мотивам защиты лесов специальным законом Paperwork Reduction Act.

ВЗГЛЯД: И в результате теперь даже тайные дипломатические документы европейских стран доступны АНБ США.

К. Ч.: Из чего следует, что, во-первых, этой службе была удобна постиндустриальная парадигма. Это одно из многих доказательств того не афишируемого факта, что миллионы юных добровольцев мира, бесплатно рвущих глотки за интернет-свободу в Китае (за девственную Арктику, против АЭС в Индии, шоссе в Бразилии, аэропорта в Стамбуле, стадиона в Сочи или опять же в Бразилии etc.) – липовые оппозиционеры. Они могут работать против национальных правительств, но в полном идеологическом созвучии с глобальным истэблишментом. Что касается сотрудничества АНБ с IT-монополистами, его можно назвать своего рода государственно-частным партнерством. Или сращением бизнеса с властью.

ВЗГЛЯД: Европейское сообщество, кажется, сейчас не в особом восторге от такого сращения.

К. Ч.: Отцы-основатели европейского сообщества начинали его с Европейского союза угля и стали, при этом близкий к ним де Голль мечтал о золотом франке. «Революция 1968 года» смела де Голля и фактически перекрыла путь к власти главе ФКП Жоржу Марше, а советский истэблишмент, увлекшись идеей конвергенции, примкнул к Римскому клубу. Перестройка, ставшая логическим следствием этого выбора, показала, что на редукционистские идеи покупается и либеральная, и консервативная советская интеллигенция, после Чернобыля особенно...

Но у нас осталась промышленность, а вместе с ней – опыт и цена труда, хотя бы представления о трудовой этике. Осталась бытовая мораль, созвучная церковной, поскольку церковь – тут и коммунисты не станут спорить – прожила с народом все те испытания, которые ему выпали. В Европе, ставшей экономикой услуг и в большей части прошедшей несколько этапов секуляризации, утрачено в культурном отношении больше.

В обмен она, как бесконечную морковку, получила соблазн расширения. Она получила бывший СЭВ и сделала с ним именно то, что могла сделать в силу индоктринации своих элит – деиндустриализировала. Предназначение «Восточного партнерства» состоит в экспансии этой деиндустриализации, в расширении несостоявшегося полюса, как черной дыры.

Конечно, часть европейской элиты рассматривает Украину и Грузию как рынки сбыта не только идеологических, но и физических товаров. Но те условия, которые прописаны в интеграционных документах, никак не содействуют повышению покупательской способности в этих странах. Скорее они способствуют вымиранию и миграции. Этому феномену позже найдут благопристойное объяснение. Уже опубликован, например, совместный доклад Center for American Progress и Henry Stimson Center о том, что «арабская весна» – это результат глобального потепления.

ВЗГЛЯД: А Джин Шарп ни при чем...

К. Ч.: Он как раз в теме. В составе совета директоров основанного им Einstein Institution 1990-х годов почти половина директоров и советников были специалистами по глобальному потеплению. Ричард Рокуэлл, Филипп Богданов, Ури Лангер... А их сербский ученик Срджа Попович – учредитель фонда «Экотопия» и владелец агентства «Зеленая Сербия». Ведь Югославия была одной из самых индустриализированных европейских стран. До того, что с ней сделали.

Профессор Шарп уже вышел в тираж, сегодня на сцене и за сценой – уже следующее поколение. С ростом безработицы в Европе у него растет кадровая база. И особенно перспективны восточноевропейские кадры. Их энергия могла быть использована иначе, но если перед юным сербом поставить вопрос, чего он больше хочет – сражаться, скажем, за Великую Сербию или за борьбу с авторитарными режимами в других странах, он выберет второе: это больше его поднимает в собственных глазах. И многие юные украинцы, обученные юными сербами, рассуждают так же.


ВЗГЛЯД: И как этому всему сопротивляться?

К. Ч.: Мы сопротивляемся глобальной повестке дня уже тем, что мы живем. Что касается государства, то, наверное, ему для начала надо осознать, с чем оно имеет дело и откуда берутся так называемые болотные люди. Но мне кажется, что наши чиновники, особенно медиачиновники, не очень это понимают. Я слушаю, например, яростную и местами остроумную передачу Дмитрия Киселева, а следом за ней на том же гостелеканале крутится алармистский телефильм о климатической катастрофе. Некий иностранец вещает загробным голосом: «Землю захватывают богатые люди, из-за этого продовольственный кризис». А у кого в США больше всего земельной площади? У Environment Protection Agency, того ведомства, которое пролоббировало все законы, делающие индустрию неприбыльной. Это ему обязан своей деградацией бывший мегаполис Детройт.

Между прочим, готов держать пари, что именно с экологистской истерики начнется в будущем году саботаж нашей Олимпиады, а только потом из-под нее вылезет этническая тема. С того же начиналось в Стамбуле, претендовавшем на олимпийскую перспективу, или в Рио-де-Жанейро. И в Лондоне, где мигранты «взбунтовались» под боком у Тотенхэмского стадиона.

Из нашей химкинской истории, кажется, не извлечено никаких уроков. Между тем самое опасное для страны-мишени – это когда одна группа в истэблишменте думает, что может решить свои проблемы при помощи, условно говоря, Greenpeace и Transparency International. На самом деле, считая себя субъектом, эта группа становится инструментом.

Украинская православная церковь в недавнем заявлении привела строку из Евангелия от Матфея: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Нам тоже не следует об этом забывать.