Тред №783567

Александр Привалов.Ссылка.

Скандал из-за обвальных результатов ЕГЭ не затихает. Привычная попытка образовательного начальства выдать поражение за победу: вот, мол, как честно мы нынче проверяли работы! — на этот раз положения не спасла. Да, тесты проверили чуть честнее прежнего (и дополнительный контроль обошёлся дороже самого экзамена), но это и вскрыло катастрофу: оказалось, что — при скромнейших требованиях к троечнику — нужно ставить двойки по русскому четверти выпускников, оставляя их без аттестата. Пришлось задним числом в полтора раза снижать планку удовлетворительной оценки, фактически узаконивая двойку как нормальный выпускной балл. Не критикан какой из записных, а вполне системный человек, советник президента по культуре Толстой назвал результаты по русскому языку чудовищными; выразил явное недовольство и президент Путин, призвав «ещё раз вернуться к программам преподавания русского языка, требованиям к качеству работы преподавателей». Призыв президента был услышан: на следующий же день глава Рособрнадзора Кравцов приступил к созданию «рабочей группы по вопросам совершенствования преподавания русского языка». Опытному человеку ничего не стоит уже сейчас предсказать весь ход дальнейших событий: и кого в эту группу включат, а кого нет; и какие рекомендации она вынесет; и что в итоге из всего этого выйдет. Кранты русскому языку в школе выйдут окончательные. Потому что Минобр с Рособрнадзором не решают проблем образования — они сами суть основная его проблема, причём в нынешнем своём составе — проблема фатальная.

Это не вариация на тему старой шутки, это буквальная правда. Главный результат многолетней уже работы реформаторов над отечественной школой — это вовсе не ЕГЭ, как они нам любят рассказывать, а запредельная плотность бюрократического регулирования; она и есть центральная проблема нынешней школы. Очередная комиссия «по вопросам совершенствования преподавания» может привести только к пополнению списка бюрократических требований к учителю — а их и так больше, чем может вместить живой человек. Вообще говоря, такая обстановка не идёт на пользу ни одному из школьных предметов, но для русского языка она, как мы видим, оказалась прямо губительной — и очень понятно почему.

Обучение русскому языку в школе необходимо принципиально менять в сторону, обратную той, куда ведёт школу образовательное начальство. Нужно сдвигать акценты от того, что так легко и приятно бюрократически контролировать (в частности, через ЕГЭ), к тому, что формальному контролю поддаётся много хуже, а всякому человеку несопоставимо нужнее. Нужно учить не столько морфологическому разбору и вставлению пропущенных букв, сколько умению писать связный текст от себя, то есть высказывая и доказывая свои мысли, свою точку зрения. А ещё нужно учить читать тексты и понимать их; улавливать перемены интонаций и видеть авторскую позицию. Любой профессионал, будь то педагог или редактор, подтвердит вам, что нынче мало кто из носителей языка замечает в тексте метафору или иронию — совсем ничтожная толика способна разглядеть, где у автора провалы в логике. Простейший пример: вот регулятор хочет запретить банкам использовать в кредитных договорах мелкий шрифт, а то-де наивные клиенты, не поняв, что подписывают, попадают впросак. Можно заранее ручаться, что не поможет. Вот кабы будущих клиентов в школе научили как следует читать…

И ведь умеют люди всему этому учить: читать и излагать своё, говорить и слушать. Есть прекрасные программы в Москве и Петербурге, в Красноярске и Новосибирске; есть учебники профессора Граник и её соавторов (с 2014 года переставшие входить в список рекомендуемых Минобром), — но минобровский мейнстрим направлен никак не сюда. А куда он направлен, только что отменно продемонстрировано на открытом заседании предметной комиссии ЕГЭ по литературе. В этом году московским школьникам как-то очень уж свирепо занизили баллы по литературе, общественность забурлила, и добрый начальник московского образования Калина распорядился собрать в одном зале жалобщиков и обидчиков. Ну собрали. Что по итогам обмена мнениями обидчики оказались правы, а обиженные виноваты — это понятно. Баллы занижали не затем, чтобы при первых стонах повысить обратно (как сильные школы в Москве Калина слил со слабыми не затем, чтобы снова разделить), а чтоб Москва знала своё место; но я сейчас не об этом. Я о том, что и как говорилось в этом зале, — найдите в Сети отчёты очевидцев, они впечатляют. Всё, что лепечет плебс (родители, рядовые словесники), принимается с открытым недоверием: они-де ничего не знают и не понимают. Придирки к детям со стороны «экспертов» предметной комиссии, явно показывающие, что эти самые эксперты просто не умеют читать, поддерживаются как объективные: это же не придирки частного лица, а голос системы! Какой-то профсоюзный чинуша так и объяснил, почему отказывается верить известной в Москве учительнице: «Система не ошибается. Система ошибаться не может». Речь образовательных чиновников невнятна и анекдотически пропитана канцеляризмами. И от этих людей мы будем ждать перелома к лучшему в преподавании русской словесности? Это совсем неудачная шутка.

Критиков реформ отечественного образования часто укоряют: сколько можно всё об одном и том же? Не повторяйте в сотый раз, что по-ливановски делать не нужно, — скажите, как нужно; дайте позитивную программу! Серьёзные критики обычно начинают отвечать, что позитивная программа должна начаться с объективного анализа ситуации (что правда), и их тут же перестают слушать. Но в конкретном случае с русским языком — с разрастающейся чёрной дырой на месте русского языка! — позитивная программа есть. Надо уволить всю верхушку образовательного чиновничества и не слишком торопиться с назначением новой. Пусть и. о. министра какое-то время побудет без замов и директоров департамента. Так он не сумеет помешать людям, которые знают, как учить русскому языку в школах, и людям, которые знают, как готовить словесников в педвузах. Я не шучу — или шучу только отчасти. Позитивную программу нетрудно бы написать и совсем всерьёз, кабы не наводящая тоску утопичность её первого пункта. Конечно, увольнять никто никого не собирается.