Тред №81632

Продолжение...
2. Центральный банк
Центральные банки создавались с вполне конкретными целями, которым они продолжают служить вплоть до настоящего времени.
Изначальной целью было финансирование государственного бюджета. Правительства были заинтересованы в существовании эмиссионного центра, который всегда сможет профинансировать расходы, превышающие налоговые поступления. В любом обществе, отличном от тоталитарного, величина налоговых поступлений в конечном счете выражает степень согласия налогоплательщиков на предлагаемые им государственные расходы. Таким образом, характерный для эпохи центральных банков перманентный дефицит бюджета – не более чем перманентное пренебрежение волей налогоплательщиков, то есть отрицание самой сути демократии.
Не случайно отличительная особенность центральных банков как специфических институтов современного капитализма состоит в том, что они всегда и всюду возникают в результате государственного решения. Подлинно рыночные институты возникают "спонтанно", как результат потребностей людей. Таковы деньги, бухгалтерский учет, акционерное общество, биржа, кредит, гражданский суд. Их существование изначально консенсуально, оно не требует государственного насилия. Чтобы центральный банк мог возникнуть и существовать, его монополия на денежную эмиссию и право запрещать хождение любых денег, кроме выпущенных им самим, должны поддерживаться и защищаться угрозой государственного насилия. В нашей стране такое насилие, между прочим, персонифицирует Борис Федоров, запретивший хождение долларов.
Другой целью было поддержание дешевого и постоянного кредита. Огромное большинство людей разделяло и продолжает разделять экономически ошибочное мнение, будто манипуляции по созданию дешевого предложения денег способны привести к росту благосостояния. Особенно удивительно, что эти нелепые взгляды повсеместно распространены именно в нашей стране – стране тотального инженерно-технического образования, где, казалось бы, всеобщее знакомство с законом сохранения энергии должно было бы остудить пыл сторонников кредитной инфляции.
Сам механизм кредитной экспансии мы описали выше, когда говорили об особенностях банковской системы с частичным резервированием. Однако надо понимать, что без центрального банка возможности кредитной экспансии коммерческих банков оказываются весьма ограниченными. После первого банковского краха (или - в стране тугодумов - после какого-то из последующих) клиенты-вкладчики начинают всерьез беспокоится о сохранности своих запасов ликвидности. Они перестают доверять банкам с частичным резервированием. Спрос на надежное хранение денег вынудит банки разделить свои счета на платные (для хранения денег и производства платежей) и доходные (для инвестирования). Соответственно, кредитным ресурсом банков будут средства только на счетах второго типа, зато счета первого типа будут обеспечены резервами на все сто процентов. Замкнутый круг экономического цикла оказывается разорванным.
Однако непротиворечивая теория денег и экономического цикла не была выработана вплоть до двадцатых годов нашего столетия (и до настоящего времени остается на периферии господствующей экономической мысли). В XVIII-XIX веках в Англии прошло несколько волн очень оживленных дискуссий по вопросам теории денег и банков, которые продвинули понимание соответствующих явлений, но не привели к необходимой ясности. В результате представители банковских интересов смогли убедить публику в том, что необходимо создание особого института для поддержания на плаву неликвидных кредитных учреждений.
В конце прошлого и начале нашего столетия страны одна за другой вводили у себя центральные банки, которые постепенно сосредоточивали в своих кладовых все большую долю находящегося в обращении золота. В итоге чистый золотой стандарт постепенно уступал место частичному золотому стандарту, при котором объем выпущенных центральным банком денег превышал его золотые запасы. В конце концов центральные банки сделали все возможное– не брезгуя никакими мерами принудительной конфискации - для вытеснения золота из обращения. Сама идея золотого стандарта после второй мировой войны стала считаться признаком отсталости, ретроградства, невежественного отрицания "научных методов планирования".
Вторая мировая война, - а вскоре и корейская война, - разорвали ход экономической истории двадцатого века. Но уже после 50-х годов Запад столкнулся с результатами наложения экономического цикла и неограниченных эмиссионных возможностей центральных банков. Вместо болезненных, но быстропреходящих периодов падающих цен, сокращения производства, снижения уровня заработной платы – возник феномен "сглаженного" спада, переходящего в длительную стагнацию и инфляцию.
Ранее инфляция ассоциировалась с периодами общественных потрясений, войн и революций – Французской революции, Гражданской войны в США, революций и гражданских войн начала 20-х годов в России, Германии, Венгрии. "Мирная" инфляция не поддавалась традиционным объяснениям. Именно на ее волне внимание публики стало обращаться к экономистам так называемой чикагской школы, настаивавшим на монетарной природе инфляции.
"Монетаристы" справедливо указывали на ряд негативных последствий инфляции. К сожалению, они исходили из тех же принципиальных – и ошибочных – представлений о природе денег, что и кейнсианцы. В результате монетаристы так и не вскрыли природу экономического цикла, а борьбу с инфляцией предложили возложить на центральные банки. В свою очередь, центральные банки с готовностью подхватили эти идеи и начали изображать себя бескомпромиссными защитниками стабильных денег и борцами с инфляцией – скрывая тот простой факт, что единственным источником инфляции служит как раз деятельность самих центральных банков как пользующихся государственной защитой эмиссионных центров!
Важнейшим эпизодом, способствовавшим возникновению новой концепции центральных банков, стала Великая депрессия конца 20-х – начала 30-х годов. Во все учебники вошло описание того, как "нерегулируемый капитализм" спекулянтов привел к биржевому и банкоскому краху 1929 года, а излишне консервативная - "рестриктивная" - политика Федеральной резервной системы породила болезненный и длительный спад.
В 30-е годы возникла мода – можно сказать, массовая страсть – заниматься исчислением так называемых агрегированных показателей "национальных счетов", прежде всего национального дохода и ВВП. Это увлечение, фактически поглотившее большую часть времени экономистов, оставляло в стороне важнейшие проблемы теории ценности, рынка, цен и денег, разработанные экономической наукой. Абсурдные утверждения (как, например, будто военные расходы каким-то непостижимым образом приводят к росту всеобщего благосостояния, а войны позволяют выйти из кризисов) получили своего рода "научную санкцию".
Одним из краеугольных камней этой "теории" стало представление о возможности – и необходимости – исчислять общий индекс цен с точностью до третьего знака после запятой. Другим краеугольным камнем стало убеждение в том, что идеальное состояние экономики – это состояние "стабильных цен", при котором индекс цен равен единице. Именно некритическое следование этой ошибочной теории породило распространенное убеждение в неинфляционном характере роста американской экономики в 20-е годы (и – аналогично – в 90-е). На самом деле при "нейтральных" деньгах (в условиях чистого золотого стандарта) и технологическом прогрессе цены должны проявлять тенденцию к снижению. Иначе говоря, монетаристы проглядели инфляционную компоненту экономического бума 20-х годов и ответственность руководства Федеральной резервной системы за возникновение кризиса. Эта ошибка дорого стоила экономической науке – и обществу в целом.
Итак, вплоть до настоящего времени центральные банки, так сказать, служат двум господам.
Первым из них является правительство – наличие центральных банков дает им возможность брать в долг на наиболее выгодных условиях. Государственный долг, деноминированный в национальной валюте, по определению является наименее рискованным инструментом в этой валюте – за должником-правительством стоит неограниченное право эмиссии центрального банка (на мой взгляд, объявление тотального дефолта по ГКО, то есть по суверенному рублевому долгу, не поддается рациональному экономическому объяснению; причина этого безумного поступка может лежать либо в безграничном невежестве, либо в тайных политических замыслах тех, кто его совершил). Обладая возможностями оплачивать свои расходы сверх того, что предоставляют налогоплательщики, правительства могут фактически подкупать те или иные политически влиятельные группы избирателей. Тяжесть этих дополнительных расходов в виде инфляционного налога перекладывается на всех держателей национальной валюты – то есть именно на тех, кому государство запрещает отказываться от принудительных услуг центрального банка.
Вторым из них является банковское сообщество в целом. Можно сказать, что центральный банк – это орудие сохранения и спасения банковского картеля. Никакая другая группа предпринимателей не может рассчитывать на быструю и масштабную поддержку центрального банка (стоит повторить еще раз – поддержку вовсе не за свой счет; оплачивается эта поддержка держателями национальной валюты). Не будь центрального банка – коммерческих банков в том виде, в каком они нам знакомы, давно бы не было. Одним из инструментов, позволяющих коммерческим банкам существовать сравнительно безбедно, является ограниченный доступ в сообщество банкиров. Хотя все коммерческие банки в наше время являются, по сути, банкротами, а их существование возможно только благодаря имплицитной неограниченной субсидии посредством печатного станка, который постоянно находится в распоряжении центрального банка – доступ к этой субсидии искусственно ограничивается. Это единственный способ сохранить реальную ценность такой субсидии. При этом центральный банк может, во имя сохранения картеля в целом, наказать того или иного из его участников. Как постоянные чистки внутри Политбюро не препятствовали сохранению общего господства коммунистического режима, так и прославленный "банковский надзор" не способен устранить принципиальную неплатежеспособность коммерческих банков, а равно их способность приватизировать банковскую прибыль и национализировать банковские убытки.
В банковской системе с частичным регулированием и центральным банком клиенты-вкладчики, как правило, не интересуются степенью риска кредитных (и прочих активных) операций своего банка. Они полностью полагаются на иллюзию "банковского надзора", формальные критерии ликвидности (типа знаменитых Базельских правил), но прежде всего – на подразумеваемую гарантию со стороны центрального банка. Вкладчики обращают внимание на начисляемые проценты, особенности оказываемых услуг – но степень риска, то есть важнейший фактор, остается в лучшем случае на периферии их интереса.
Примечательно, что люди обычно ведут себя совершенно иначе, когда имеют дело с небанковскими финансовыми учреждениями. Например, выбирая, в какие ценные бумаги стоит вложить свои сбережения, они по мере своих сил стараются представить, каков риск обесценения этих бумаг. Точно так же, когда люди выбирают стоянку для автомобиля или склад для хранения имущества, они стараются составить себе представление об их надежности. Но в отношении банков все соображения риска отходят на второй план.
Будущее в любом случае остается непредсказуемым; безрисковых инвестиции не бывает по определению. Единственное различие между частной оценкой риска и "государственным контролем" со стороны центрального банка состоит в том, что в первом случае убытки локализованы, а во втором - убытки несут все участники рынка одновременно и кумулятивно.
3. Обменный курс
Уже на ранней стадии развития центральных банков стало ясно, что неограниченное финансирование бюджетных дефицитов или коммерческих банков приводит к инфляции, которая рано или поздно влечет за собой общий коллапс денежной системы в целом. Деньги теряют свою ценность; публика старается избавиться от них; экономические связи устанавливаются не на эффективных принципах многостороннего денежного обмена, а на принципе двустороннего бартера. Сокращается глубина разделения труда, падает производительность. Общество деградирует.
Чтобы избежать такого развития событий, центральные банки нуждаются в каком-то оценочном параметре. Важнейшим из этих параметров традиционно считается уровень цен. Выше уже говорилось, что само представление об уровне цен как измеряемом феномене окружающего мира в корне ошибочно, так что мы не будем на этом останавливаться. Но если абсурдны попытки измерить движение цен с точностью до десятых долей процента, то сама тенденция цен к значительному снижению или к росту вполне поддается наблюдению. Для этого, конечно, не нужен сложный статистический аппарат; куда двигаются цены, каждый знает и без сложных исчислений. Так что центральный банк в принципе может регулировать кредит таким образом, чтобы наблюдаемые цены не росли слишком быстро. Проблема здесь состоит в следующем:
- во-первых, индексы цен, как правило, не отражают движения цен недвижимости и финансовых активов,
- во-вторых, никакие индексы цен не могут полноценно учесть изменения самой структуры производства (действительно, как сравнивать нынешние цены с ценами десятилетней давности - куда девать цены компьютеров? И как сравнивать цены прошлогодних компьютеров с сегодняшними?),
- в-третьих, даже идеально измеренные и неизменные индексы цен, вопреки распространенному мнению, уже означают расширение денежной массы, искусственное снижение процента и запуск в действие механизма экономического цикла.
Но все проблемы уровня цен как основного параметра деятельности центрального банка имеют практическое значение только для центральных банков важнейших стран - США, Японии, Германии. Для стран уже следующего уровня важнейшим параметром денежной политики остается курс валюты, выпускаемой местным центральным банком. Хозяйство современных стран настолько тесно включено в мировое разделение труда, что отвлечься от уровня и динамики внешних цен (как на необходимый импорт, так и на экспорт) совершенно невозможно. От соотношения внутренних и внешних цен зависит вся структура экономики и ее развитие. Стабильность и предсказуемость обменного курса становится ключевым критерием деятельности огромного большинства центральных банков.
При этом центральные банки в определенном смысле копируют систему частичного резервирования, характерную для коммерческих банков. Они заявляют о своем намерении поддерживать определенный курс национальной валюты - то есть фактически объявляют всем ее держателям, что они, эти держатели национальной валюты, могут рассматривать ее как эквивалент какой-либо иностранной валюты.
Такая система фиксированного курса означает, что центральный банк готов предоставить соответствующее количество иностранной валюты, если держатели национальной валюты не смогут приобрести ее на межбанковском рынке. Но при этом подлинные резервы иностранной валюты, которыми располагает центральный банк, существенно меньше той максимальной суммы, которая может быть предъявлена ему для обмена (эта сумма обычно называется денежной базой и состоит из выпущенных в обращение бумажных денег плюс остатки на счетах коммерческих банков в центральном банке). Предполагается, что все держатели национальной валюты не бросятся обменивать ее одновременно. Исходя из этого удобного и приятного предположения, центральные банки осуществляют фактически необеспеченную эмиссию, стимулируя иллюзорный экономический рост - точь-в-точь как это делает система коммерческих банков с частичным резервированием.
Рано или поздно такая политика приводит к тому, что спрос на резервы центрального банка увеличивается, и центральный банк объявляет девальвацию. Очень часто девальвация приветствуется из соображений "роста конкурентоспособности", "стимулирования экспорта" и т.д. Мало кто задумывается о том, что суть девальвации - разовое обесценение сбережений и постоянных доходов в национальной валюте, то есть фактическое всеобщее снижение реального благосостояния. При этом "стимулирование экспорта" каких-то отдельных предприятий и отраслей происходит не за счет сокращения издержек данного конкретного предприятия или отрасли (что было бы справедливо), а за счет общества в целом.
Итак, фиксированный курс национальной валюты оказывается принципиально нестабильным и ведет к резким болезненным валютным кризисам. Одним из рецептов, предложенных против этой болезни, стала политика плавающего курса. Одно время она была весьма модной и рассматривалась как особо научная и современная. Однако на поверку оказалось, что эта теоретически несостоятельная политика вообще не может считаться политикой как таковой. Ни один центральный банк (за исключением центральных банков стран основных мировых валют) так и не смог отказаться от того, чтобы оказывать воздействие на формирование валютного курса. Значение этого параметра настолько велико, что вместо "полностью плавающего" режим фактически проводился режим "неполного фиксирования", когда центральный банк реагирует на колебания валютного рынка, выходящие за некоторые пределы.
Плавающий режим и фиксированный режим с частыми изменениями установленного курса приводят к одному и тому же результату - публика обращается к поиску более надежного средства обращения. Чаще всего этим средством становится иностранная валюта, а результатом - долларизация экномики (конечно, такой валютой может быть не только доллар).
Попытки центрального банка воспрепятствовать сужению своей "вотчины" выражаются в раздувании дешевой демагогии о "выталкивании" национальной валюты, о необходимости "дедолларизации" и т.д. То, что это всего лишь демагогия, должно быть, казалось бы, очевидно - ведь никто никого не заставляет насильно хранить именно доллары, а не рубли; если кто-то готов из по-своему понимаемого патриотизма отказаться от сильной иностранной валюты в пользу слабой "национальной", то ему никто в этом не препятствует (точно так же, как каждый волен "поддерживать национальную промышленность" в меру своих убеждений и пристрастий - за счет своих собственных средств). Тем не менее подобная демагогия нередко имеет успех - особенно в силу того, что ее поддерживают все ветви власти, которые непосредственно и материально выигрывают от инфляционной эмиссии центрального банка. Политика "дедолларизации" не может привести ни к чему иному, кроме накладывания дополнительных ограничений на экономическую деятельность.

---

Последний абзац мне не нравится, но "из песни слов не выкинешь."