Тред №997516

Слух прошел по Англии,     ведомый и гласный,

Всполошив пресвитеров     области прекрасной:
Всех, кто благоденствовал     в жизни сладострастной,
Призывал к смирению     папы голос властный.

Слух прошел по городам,     слух прошел по селам,
Папские веления     разгласил по школам;
Клирики готовятся     к судьбам невеселым –
Всяк разлуку с милою     мнит крестом тяжелым.

Тягостно предчувствуя     оную утрату,
Зыблются в доверии     к римскому легату
И решают клирики,     рвением объяты,
Всем собором рассудить,     можно ль быть женату.



Наступил соборный день,     чаянный и жданный,
И бегут священники,     мчатся капелланы,
Малые и старые,     причет и деканы, –
Если кто и мешкает,     это очень странно.

Рассказать о том легко,     а поверить трудно,
Сколько клира собралось     на собор вселюдный:
Никому не хочется,     в келье сидя скудной,
Пред легатом искупать     новый грех подсудный.

От пределов западных,     от краев восхода
Целых десять тысячей     собрано народу:
Столько капель не прольет     ливень в непогоду,
И пожар не столько искр     мечет к небосводу.

Созванные сходятся     на лугу пространном,
К прению соборному     словно предизбранном,
И теснятся по местам,     сообразно с саном,
Не давая доступа     никаким мирянам.

Водворив спокойствие,     голос возвышает
Избранный старейшина     и провозглашает:
"Всем нам ныне, братие,     папа угрожает,
А за той угрозою     кара поспешает.

Нам и нашим женщинам,     нам и нашим детям
Угрожает курия,     чем мы ей ответим?
Коим оправданием     обвиненье встретим?
Мы для размышления     собрались за этим".


Первый воздвигается     иерей из круга,
Движимый тревогою     общего испуга:
"Не желаю, – он гласит, –     отпускать подругу –
С ней в законе мы живем,     словно два супруга".

Был вторым во прении     глас, звучавший тихо,
Мужа молчаливого     и с повадкой мниха:
"Будет мне, о братие,     тягостно и лихо,
Коль со мной не станет     спать наша повариха".

Третий тверже держит речь     и бесповоротней:
"В годы давние имел     женщин я до сотни,
А теперь держу одну,     с нею беззаботней, –
С целым складом золота     я прощусь охотней!"

Вот четвертый восстает,     гневом полыхая:
"Требует недолжного     курия святая!
Мне ли ей покорствовать,     милую теряя?
Мне без милой не житье     даже в кущах рая".

За четвертым следуя,     выступает пятый:
"Злые эти вымыслы     я кляну трикраты!
Богоматерью божусь,     чьи веленья святы, –
Не расстанусь с милою,     что ни пой прелаты!"

Поднимается шестой,     вот его сужденье:
"Мне с моей кухаркою     мило обхожденье!
Если надо мной и ей     грянет осужденье –
Я готов его принять     без предубежденья!"

За шестым встает седьмой,     промолчать не может:
"Ложная забота вас,     братие, тревожит!
Нашего супружества     Рим не уничтожит:
Кто ему без наших жен     прибыль подытожит?"

И восьмого клирика     внятен голос слышный:
"Ах, какую женщину     мне послал Всевышний!
Ни телес, ни платий нет     этих многопышней!
Никогда ее любовь     мне не будет лишней".

Встал девятый, говорит:     "Тщетно, судьи, ждете:
Кровь мою кипучую     хладом не скуете!
Оттого я и стремлюсь     в жизненной заботе
Не к спасению души,     а к спасенью плоти!"

Вот десятый восстает,     побледнев заране, –
Всё, что в сердце выносил,     то гласит собранью:
"Ни к чему нам, братие,     самообузданье, –
Не под силу клирику     бремя воздержанья!"



И одиннадцатый здесь     речь свою имеет:
"Многими искусствами     женщина владеет;
Мне моя красавица     славно ложе греет,
С ней и сплю, доколе плоть     не перестареет!"

А двенадцатый сказал     вот какую фразу:
"Нет, меня не застращать     папскому указу!
Лучше тысячу монет     отсчитаю сразу,
Лишь бы с милою моей     продолжать проказы".

Произнес тринадцатый:     "Проливать ли слезы,
Если кратковременны     папские угрозы,
А служанки нам верны,     несмотря на грозы,
Нам даря к заутрене     сладострастья розы?"

Встал четырнадцатый поп,     встал, суров и бешен,
Руки над собранием     вскинул, безутешен:
"Тщетен злобный сей закон,     грешен и поспешен:
Кто решил его издать,     верно, тот помешан!"

Говорит пятнадцатый:     "Винные кувшины
Осушив, я чувствую     сон благопричинный,
И хочу его делить     с девкой вполовину, –
Нет мужскому здравию     лучше медицины!"

И повел шестнадцатый     счет причин и следствий:
"Всё в природе связано     вязью соответствий:
Коль откажут мне в одной,     как в домашнем средстве, –
Целых трех сожительниц     заведу в соседстве!"

Выступил семнадцатый,     чинный, неречистый,
Молвит в огорчении     с искренностью истой:
"Не гожусь я, братие,     в важные софисты:
Должен я по бедности     честно жить и чисто".

Восемнадцатый его     порицает строго,
На него низринувшись     всею силой слога:
"Вижу: мой предшественник     слишком жил убого,
Что на свете радостей     видел столь немного!"

Вышел девятнадцатый:     "Разум уличает:
Оговорку важную     дело заключает!
Блуд меж двух духовных лиц     папа воспрещает,
Но за брак с мирянками     он не отлучает!"

И гласит последнего     слово иерея:
"Грех – запреты класть на брак,     блуд без брака сея!
Коль исполнят сей указ,     власти не жалея, –
Не найдешь ни алтаря     без прелюбодея!"

И раздался общий хор,     завершая пренье:
"Дева Богородица,     наше вспоможенье!
Отврати от грешников     папское решенье,
Если наших ты подруг     жалуешь моленье!"

А засим восстал монах     с речью проповедной:
"Неужели хочет Бог,     мощный и всеведный,
Тот, чей сын за смертный род     смерть попрал победно, –
Чтоб без женственной любви     сох священник бедный?

Славен муж Захария,     славен был родитель,
От которого рожден     Иоанн Креститель,
Возгласивший миру весть,     что грядет Спаситель, –
Он ужель своей жене     грешный был сожитель?

Богоизбранный Давид     и боголюбивый
В старости забавился     с девой шаловливой,
И к Давиду был Господь     кроток справедливо;
Грешных нас помиловать     для него не диво.


Господа Всевышнего     ведомо реченье
И о распложении     и о размноженье;
Так пекитесь, братие,     о чадорожденье,
Чтоб Господнее стяжать     тем благословенье.

Если пес единожды     кость мясную стянет, –
Хоть убей, а воровать     он не перестанет.
Так от радостей ночных     клирик не отстанет,
Хоть и папское над ним     осужденье грянет.

Не от папы ли дано     рукоположенье
Мужу, столь искусному     в плотском сопряженье,
Что бесплодных он карал     карой отлученья,
Сам же от родной сестры     сыну дал рожденье?

Если папа утвердил –     кто иной откажет?
Папа всякую судьбу     свяжет и развяжет,
Ринет рыцаря на брань,     пастыря на пажить,
А священника в любви     ратовать обяжет.

Пусть же в клире всякий муж     двух подруг имеет!
Пусть каноник и монах     целых трех лелеет!
Пусть епископ четырьмя     и пятью владеет!
Кто издаст такой указ –     тот не пожалеет!!!"

Аноним, XIII в.

http://www.vekperevo…sparov.htm