Цитата: KKK-AI от 24.03.2011 12:12:17
Давайте без теории национализма.
...
Паспорт да. Только заложенная идея шла дальше, и если как "советский человек" она сформировалась позднее, не значит что ее не было.
А чего собирать как нацию? И идея русскости как наднациональная вполне существует и живет, да и придерживается ее большая часть россиян. Это не по опросам, а по жизни. Только вот в идее русскости давать какое либо самоназвание вместо русский, сейчас глупо и бессмысленно, для этого должна появится как Великая Фигура, так и Великая Идея, фигура размером не меньше чем Великие при жизни в истории России. Пока такой не видно, и уж точно не Медведев.
И опять, какую либо надстройку или комбинацию строй, все равно от приоритетной роли русских, никуда не деться. Все строится вокруг русского языка, русской культуры, русской истории, русского мировоззрения
ОК, закончим с теорией.
А вот с "русскостью как наднациональной идеей" я бы скорее согласился. Только всякие фигуры и идеи с очень больших букв особой роли тут не играют, как и величина Медведевской фигуры. Я сейчас здесь выложу один текст, который в свое время вызвал у меня однозначно положительный отклик. Несмотря на то, что автором его является Глеб Павловский, господин весьма и весьма неоднозначный. Это была его лекция в МГУ, полностью здесь:
http://www.globalrus.ru/opinions/783477/
...
У нас России проблема с понятием «русский». И эта проблема, я думаю, сохранится еще тысячу лет, если будет существовать Россия, потому что это постоянная проблема русской культуры, о чем я, в сущности, и буду говорить.
Обозначим место на карте, где мы живем, где обсуждаем эту интересную тему. Мы обсуждаем это в Российской Федерации, государстве Россия, которого двадцать лет назад не только не было на карте, но и не существовало даже в проекте и, безусловно, в этих границах ни для кого никем не проектировалась. Это говорит не только о непредсказуемости истории, но и о том, что мы живем в новом, а следовательно, кем-то изобретенном государстве. Кем-то, где-то, в рамках какой-то культуры.
Если мы посмотрим на сто лет назад, то увидим: число революций, которые произошли на этой территории, вообще не поддается учету. Идут споры по поводу их числа, особенно если учитывать «революции сверху», революции, которые чуть было не состоялись, мятежи и т.п. Но два раза за один век государство на русской земле исчезало. И его никто при этом не побеждал. Наоборот, когда его пытались победить, оно от этого только укреплялось. Государство дважды просто расходилось. И, собственно, две революции у нас начинались с того, что государство тихо переставало существовать. Оно разошлось восвояси, граждане перестали учитывать его существование – и все, оно исчезло. Это было один раз в 1918 году, второй раз в 1991-м. …
Существенно вот что: если страна каким-то образом теряет интерес к своему существованию, – исчезает ли она сама? Когда исчезал Советский Союз, можно было рассматривать это как законное возмездие за то, что когда-то учинили над Российской империей большевики, основатели советского государства. Но ведь когда исчезала Российская империя, происходило, в сущности, то же самое, что в 1991 году: к моменту ее упразднения и прихода к власти большевиков подданные просто забыли о правилах, нормах и институтах Российской империи, они стали для них неактуальны. Правда, когда с неактуальностью некоторых институтов неактуальными стали и деньги, им это очень не понравилось, тем не менее – приняли и это обстоятельство.
Вот Россия – такой неопознанный политический объект: периодически она исчезает, а потом вновь возникает. Но вот что интересно: в течение того времени, что Россия не существовала, вместо нее был Советский Союз (а было время, примерно лет десять после Октябрьской революции, когда даже слово «Россия» находилось под запретом), за рубежом, как бы ни называлось государство, которое мы создавали, нас называли Россией. Но что является сквозным обстоятельством, которое сохраняет преемственность, даже когда нам надоедает собственное государство? Что восстанавливает его в том или ином виде, когда мы опять становимся государством, заставляет вспомнить, что вообще-то нашей стране больше тысячи лет? Я думаю, ответ прост. Это – культура.
Но какая культура? Понятно, что культура русская, людей, говорящих по-русски, читающих русскую литературу, называющих свою историю русской историей. У нас ведь нет больших споров по этому поводу: будь ты татарин, русский или еврей – история России все равно называется русской, и у нас даже на слух не возникает ни малейшего удивления. Так вот, эти три реальности: русский язык, русская литература и русская история – и составляют содержание русской политической культуры, которая извлекала опыт из русской истории, обдумывала его на русском языке и в образах русской литературы.
Есть версия, что русская культура – это произведение русских. Мол, у якутов есть якутская культура, у русских должна быть русская культура. Вроде бы логично. Но дело в том, что русская культура не является этнической. Она, строго говоря, вообще не интересуется племенем, из которого мы происходим.
Вот вам могут понравиться сикхи – в красивых тюрбанах, очень мужественные, воинственные люди. Но стать сикхом вам не удастся, даже если вы выучите язык и будете тщательно копировать все обычаи: вас просто не примут. А вот сикху стать русским – ради Бога! Если ты говоришь по-русски и хочешь разделить судьбу русских, – то ты русский.
В юности я жил в Одессе. Тогда это был такой средиземноморский город, смешение русской, итальянской, еврейской, греческой культур, но в целом мы все считали Одессу русским городом, включая украинцев, которые там жили, и евреев, которые вскоре почти все уехали. Теперь там, куда они уехали, их называют как? Русскими! Не евреями. Даже в Израиле. Мне как-то довелось там побывать на предвыборном митинге партии русскоязычных израильтян. Еврейские мужи на прекрасном русском языке, потрясая кулаками, выступали: «Мы не позволим этим иудейским религиозникам поднять руку на государство Израиль, которое мы, русские, создавали на этой земле!». Вот так.
Русская культура – это не культура русских. Это культура, изготовляющая русских. И это важное, очень важное свойство русской культуры. Оно проявилось сравнительно недавно. В старые времена, еще в России, людей не называли русскими. Кем был русский? Православным человеком, живущим в русской земле. Землю называли русской, а людей православными. И даже тогда не все были православными. Сегодня тем более. На русской земле есть самые разные люди, и внутри русской земли есть земли, которые народы называют своими – ну вот, татарская земля. Это никого не шокирует, ни русских, ни татар. Свою родину имеют разные этносы, малые и большие.
Предел вот этой странной манеры выстраивать свои земли, свою нацию из разных земель, из разных наций, разных племен был достигнут, конечно, в советское время, когда слово «русский» употреблялось с осторожностью, и все мы были советские люди. Но что такое были советские люди? Советские люди были те, кто на русской земле, ради ценностей, которые даже в советское время признавались традиционными ценностями русского народа, – солидарности, мира, справедливости, братства, свободы, - строит единый мир для всех народов. Тут еще присутствовал пафос жертвенности, даже если мы достаточно цинично прохаживались по его поводу в анекдотах. Шутить шутили, но при этом разделять разделяли. Считалось совершенно естественным отдать что-то свое другому. И это, кстати, тоже особое свойство русской культуры.
Склонность к самопожертвованию связана с вполне эгоистической задачей русской культуры: в максимальной степени работать как машина по производству русского человека, которого она рассматривает не как племенного человека, а как человека, который в некоем идеальном состоянии тождествен человеку мира. Русская культура строит на территории государства, которое она занимает, – мир, человечество. И поэтому очень нервно относится к попыткам превратить русского в этническое понятие. То есть, когда пытаются создать какую-то инстанцию, которая будет решать, кто у нас русский, а кто не русский. В те короткие и довольно редкие периоды, когда такая тенденция возникала, в обществе создавалось колоссальное напряжение, и само государственное руководство клеймило потом такие попытки.
Кстати, величина России, с вашей точки зрения, какая характеристика – экстенсивная или интенсивная? Экстенсивная? Неверно. Экстенсивное развитие значительно проще было бы вести в маленькой стране, о чем принято жалеть у части интеллигенции: «Вот если бы мы были маленькой страной! С маленьким легче работать. Надо просто вертеться. Мы бы все успевали: все было бы под рукой, близко…». В чем-то это справедливо. Да, могла бы быть и такая страна. Но это не будет Россия, не будет страна русской политической культуры. Дело в том, что величина России заставляет тратить гигантские усилия на поддержание самой этой величины. И это нельзя назвать имперской традицией. Величина России для русской политической культуры имеет, я бы сказал, педагогическое значение. В большой стране легче воспитать открытого человека. С точки зрения русской культуры это так. Этот человек должен уметь жить среди других людей, которых нацисты называют инородцами. Должен уметь жить, как среди своих, уметь договариваться, уметь выстраивать культуру общения, не теряя своей русскости. И добиваться того, чтобы эта русскость стала общей и для него, и для них.
Открытость, восприимчивость русского человека содержат в себе некоторый риск. Сегодня любое меньшинство, используя институты глобализации, используя средства связи, медиа, может превратить свои проблемы в ваши проблемы, заставляя вас их решать, даже если вы не очень хотите этого. Эта проблема пока не решена, не решена и в мировом плане. В общем ее решение будет состоять в построении более интенсивных средств связи, работающих с малыми группами. В электронных медиа это будет связано с переходом на цифровые каналы, с объединением интернета и телевидения, причем, само телевидение перестанет быть средством вещания на всех, а станет исключительно секторным, работающим с теми или иными меньшинствами.
Русский, русская культура все равно превратят и эти медийные возможности в средства решения своей основной задачи. Я бы сказал, что центральная задача русской культуры – вырастить совершенную, если хотите, глобальную человеческую особь. Гражданина мира не в том смысле, что парень одинаково хорошо живет в «Хилтоне» хоть в Бангкоке, хоть в Москве, хоть в Нью-Йорке, где принимают его кредитную карточку. Речь идет об изобретении русского культурного человека, который не будет требовать к себе какого-то отдельного уважения, но может на равных участвовать в построении нового мирового порядка, во что, собственно говоря, мы вступаем сейчас.
...Это амбициозная задача. Но глядя в мир, мы видим, что некоторые государства ее решали. Значит, она имеет техническое решение. Это вопрос государственной технологии. США, основанные в конце XVIII века, существуют по сей день, не разрушившись и сохраняя государственную преемственность. Мы хотим создать неразрушаемую Россию. И в этом смысле русский вопрос решается построением российского государства – как государства русской политической культуры. Как государства, в котором «русский» не является каким-то запрещенным или постыдным словом. Государства, внутри которого он может добиваться признания себя, своих прав, своих свобод, своего представления о том, что такое хорошо и что такое плохо – и в мире, и на Тишинском рынке.