За Китай

Ликвидация ограничений по срокам на посту председателя — важный символический шаг, не оставляющий ни малейших сомнений в намерениях генсека остаться у власти как минимум до 2027 года (ему тогда будет 74 года).
«Примечательно, что в первых объяснениях причин этого шага отсутствует развернутая аргументация. Написано лишь, что "в решающий момент следует следовать воле Центрального комитета",— обратил внимание “Ъ” старший научный сотрудник Центра исследований Восточной Азии и ШОС МГИМО Игорь Денисов.— При этом подчеркивается, что речь идет о "частичных изменениях", хотя на самом деле "новый период социализма с китайской спецификой" (так Си Цзиньпин называет период своего правления.— “Ъ”) означает и принципиально новую конфигурацию власти. Контуры ее до конца не ясны, но, скорее всего, она будет строиться не на формальных институтах, а на принципах "политической этики", где главным будет лояльность "сердцевине системы" (титул, выданный Си Цзиньпину ЦК КПК.— “Ъ”), то есть лидеру».
В том, что генсек КПК каким-то образом захочет выделиться на фоне своих предшественников, эксперты говорили “Ъ” на протяжении последних трех лет. Ключевой точкой здесь стал прошедший в октябре 2017 года XIX съезд Компартии Китая, на котором «идеи Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой для новой эры» были внесены в устав КПК как идеологический вклад нового руководителя в фундамент китайского государства. Тревожные предположения экспертов тогда не сбылись: Си Цзиньпин не стал нарушать писаные или неписаные правила и ломать сложившийся в 1980-е годы порядок обновления элиты.
Единственным отступлением от практики стало отсутствие в новом составе управляющего страной постоянного комитета Политбюро молодого (50–55 лет) политика, который в 2022 году сменил бы Си Цзиньпина в рамках проходящей каждые десять лет ротации лидеров страны. Впрочем, это могло быть сделано по множеству разных причин. Оставалась надежда, что генсек не станет ломать порядок смены власти. Ведь он был установлен архитектором китайских реформ Дэн Сяопином для того, чтобы избежать геронтократии, которую он небезосновательно считал причиной паралича и развала СССР.
«Теперь окончательно становится понятно, что имел в виду Си Цзиньпин, когда провозглашал на XIX съезде КПК "новую эру",— заметил в беседе с “Ъ” научный сотрудник Центра азиатско-тихоокеанских исследований ИИАЭ ДВО РАН Иван Зуенко.— "Новая эпоха" — это вообще отказ от политических практик, связанных с правлением Дэн Сяопина. Отказ от "Китая Дэн Сяопина" и возвращение к "Китаю Мао Цзэдуна". Отказ от системы коллективного руководства, от смены поколений лидеров раз в десятилетие, от недопустимости возвращения культа личности».
По мнению Ивана Зуенко, после нынешнего решения ЦК КПК нет сомнений, что отказ от ограничений по срокам означает не просто желание генсека удержаться у власти на пять лет больше, чем предполагалось ранее, но «переход к системе пожизненного правления».
С ним согласен и замдиректора ИСАА МГУ Андрей Карнеев. «О том, что в Китае идет ползучая "дедэнсяопинизация" недовольные нынешним китайским лидером говорили давно. Но обычно им сразу же возражали, что это неправда: Си Цзиньпин многократно лестно отзывался о Дэн Сяопине,— сообщил он “Ъ”.— Теперь это становится все более очевидно. Нынешний генсек полагает, что без его правления Китай ждет катастрофа и ее предотвращение намного важнее, чем формальные и неформальные ограничения».
Придя к власти в 2012 году, нынешний генсек действительно запустил масштабную программу реформ, которая длится и по сей день. Ключевые из них — реформа армии, экономики, борьба с долгами госкомпаний и местных правительств, укрепление авторитета Компартии и антикоррупционная кампания, которая стала визитной карточкой Си Цзиньпина. Собеседник “Ъ” в китайских госорганах сообщил, что прибегнуть к таким мерам «генсека вынуждает ситуация». «Положение очень опасное, все завоевания прошедших лет могут быть обнулены, если не принять решительных мер,— полагает он.— Главные проблемы сейчас сосредоточены внутри самой партии, и ее реформирование — самая острая и насущная задача».
Си Цзиньпин действительно не раз указывал на то, что ключевой для себя задачей считает «обеспечение лидерства партии над всеми делами страны»: это первый пункт программы «социализма с китайской спецификой для новой эры». Для этого, полагает ведущий научный сотрудник ИДВ РАН Василий Кашин, необходимо прекратить противостояние кланов и клик, характерное для Китая. «Концентрация власти в руках лидера устраняет предпосылки для фракционной борьбы в Компартии,— заявил он “Ъ”.— Си Цзиньпин вообще не намерен играть в сложные комбинации подобно тому, как это делал Дэн Сяопин, управлявший страной с поста председателя Центрального военного совета (Дэн Сяопин никогда не занимал два других важнейших поста в стране, будучи тем не менее фактическим лидером государства.— “Ъ”). Дэн был вынужден постоянно мириться с фракционной борьбой, даже несмотря на свой огромный авторитет».
К XIX съезду Си Цзиньпин действительно практически прекратил клановую борьбу в стране серией жестких посадок представителей всех основных группировок в китайской элите. Среди них были и видные члены «шанхайской клики» генсека Цзян Цзэминя, которая когда-то выдвинула Си Цзиньпина во власть, и члены «комсомольской группы» его предшественника Ху Цзиньтао, и члены остальных влиятельных кланов. Нынешнее Политбюро практически полностью состоит из не имеющих собственных амбиций технократов, основная задача которых — четко и качественно оформлять и исполнять идеи генсека.
В этой ситуации продление срока выглядит вполне логичным, полагает директор азиатской программы Московского центра Карнеги Александр Габуев. «Главный вопрос — выльется ли эта гиперконцентрация власти в нужные реформы или приведет к циклу набора полномочий без особого результата,— поделился он мыслями с “Ъ”.— Теперь у Си Цзиньпина нет отговорок, почему не проводятся нужные экономические, социальные и иные реформы. Власть до предела централизована, на ключевые посты в ходе XIX съезда посажены лояльные кадры, оппоненты разогнаны в ходе антикоррупционной кампании. Фактически первые пять лет были подготовительным этапом, и десятилетний срок правления Си Цзиньпина начинается сейчас».

Антикризисный абсолютизм
Си Цзиньпин одержим идеей, что Китай находится в глубоком кризисе и что для спасения страны ей сейчас нужна сильная рука. При этом он не отрицает значение партии и вообще институтов (и в этом его огромное отличие от Мао). Просто весь партийный и властный механизм надо пересобрать заново, а это не под силу коллективному тянитолкаю в виде Политбюро с его вечными интригами и невозможностью принимать жесткие решения, ущемляющие интересы какого-либо из кланов правящей элиты. Коллективное руководство – это возможность вето. Пока интересы кланов и патрон-клиентных пирамид совпадают, эта модель работает, но как только ситуация усложняется и надо делать выбор и чем-то жертвовать ради общего долгосрочного блага, у каждого члена правления China Inc. появляется возможность это решение заблокировать. В этом смысле ПКПБ все больше напоминал Совбез ООН, где можно без труда провести резолюцию только в том случае, если не задеты интересы постоянных членов – в противном случае «мировое правительство» оказывается в параличе. Наличие верховного лидера в Китае эту проблему не решало. Ведь первый пятилетний срок он обычно бывал окружен ставленниками своего предшественника, которые имеют право вето, а второй пятилетний срок он работает уже при наличии дышащего в затылок преемника, причем сам себе преемника выбрать лидер не может – это прерогатива коллектива, причем тут в игру вступают не только люди, занимающие важные формальные посты в партийной иерархии, но и ушедшие на покой представители прежних поколений руководства, сохранившие влияние благодаря разветвленным патронажным сетям. В этих условиях второй срок верховный лидер тратит на то, чтобы расставить своих протеже на ключевые позиции в будущем руководстве и окружить преемника своими людьми, то есть подрезать ему крылья так же, как твой предшественник подрезал их тебе.
Вся эта система может работать, если экономика растет двузначными темпами на хорошей демографии, инвесторы со всего мира несут вам свои деньги, низкая стоимость труда и слабая система соцгарантий обеспечивают вам конкурентоспособность в мировой торговле, а население готово мириться с коррупцией и деградацией окружающей среды – недовольство перекрывается непрерывным ростом благосостояния.
Но вот страна доходит до точки, где по-прежнему жить нельзя – издержки и перекосы предыдущих десятилетий развития дают о себе знать все болезненнее, и косметическими мерами, которые не заденут ничьих интересов, уже не отделаешься. Нужны глубокие структурные реформы. А для их проведения нужен консенсус в элите. Но этого консенсуса нет – инстинкт самосохранения в больших закрытых коллективах работает плохо, и многие представители партийной олигархии думают, что, если все начнет валиться, они успеют вовремя соскочить. А для этого надо начать переводить активы за рубеж и переводить туда семьи.
Именно это и побудило Си начать консолидировать власть. За первые пять лет он сделал то, что не удавалось его предшественникам – окончательно избавился от тени «старших товарищей», зачистив элиту и расставив на большинство важных постов своих людей. Теперь самое время заняться преобразованиями, на которые потребуется время – как минимум десять лет. В ноябре 2013 года пленум ЦК КПК принял программуструктурных реформ, которую планировалось в общих чертах завершить к 2020 году. Но в октябре 2016 года, спустя три года после принятия этой программы и за год до партийного съезда, реформы едва сдвинулись с мертвой точки.

Реформатор и контролер на троне
Отменив для себя установленные прежней системой сдержек и противовесов ограничения и сформировав собственную управленческую команду, после марта 2018 года Си Цзиньпин может начать заниматься преобразованиями. По сути, его первый срок 2012–2017 годов можно считать подготовительным, а вот теперь, получив всю полноту власти, верховный лидер и начнет строить «новую эпоху», о которой осенью он говорил в докладе съезду. Сейчас для Си Цзиньпина особенно важно продемонстрировать элите, населению и всему миру, что он – хозяин положения, а не хромая утка, и что он останется у власти ровно столько, сколько сочтет нужным. То есть у него появится тот самый горизонт для стратегического планирования, который по идее должен быть заложен в китайской системе власти по версии Дэн Сяопина, но которого там на самом деле не было (по крайней мере, как считает сам Си). Именно поэтому окончательно отменить любые ограничения на пребывание на любом властном посту нужно именно сейчас, в самом начале нового политического цикла, чтобы ни у кого не было иллюзий, что Си куда-то денется, а вместе с ним уйдет и его повестка.
Беспрецедентная для Китая консолидация власти не обязательно означает, что Си вообще намерен отказываться от каких-либо институтов и ограничений. Когда в январе 2013 года, едва вступив в должность генсека, Си заявил о намерении «запереть власть в клетку системы» (把权力关在制度笼子里), он вряд ли лукавил. Просто его видение «клетки системы» отличается и от институтов гражданского общества в западном мире, и от полуинституционализированных правил передачи власти в логике Дэн Сяопина. Планируемые поправки в Конституцию как раз приоткрывают логику Си. Одно из самых важных нововведений в китайской системе власти, которое будет теперь прописано в Конституции и утверждено на мартовской сессии ВСНП, – это создание Государственной надзорной комиссии (国家监察委员会), нового суперведомства по контролю за бюрократией и сотрудниками госкомпаний. При этом новое ведомство не только наследует элементы партийного контроля, самым главным из которых сейчас является партийная комиссия по проверке дисциплины, но и становится по сути отдельной ветвью власти – ее описание в поправках к Конституции поставлено даже раньше, чем описание судебной власти. Создание отдельных ведомств и должностей, которые занимаются контролем и надзором за исполнительной властью, имеет прецеденты в китайской истории начиная со времен объединителя Древнего Китая Цинь Шихуана 秦始皇; 259–210 годы до н.э.) вплоть до последней династии Цин (1644–1912). Как и задуманная Си новая комиссия, существовавшая в цинском Китае Палата контролеров (都察院) имела разветвленный аппарат, включая представительства в регионах. Идея же о том, что контролирующие органы должны быть отдельной ветвью власти (наряду с исполнительной, законодательной, судебной и экзаменационной), восходит к основателю Китайской Республики Сунь Ятсену (1866–1925) и была реализована в республиканском 

Китае и на Тайване.
Судя по всему, Си Цзиньпин пытается выстроить систему, в которой причудливо смешаны партийное наследие КПК и бюрократические традиции императорского Китая. В итоге должна получиться система, где принципы организации бюрократического аппарата напоминают современный Китай, но чиновники столь же эффективны и неподкупны, как в Сингапуре. Роль контролера честности системы будет выполнять не гражданское общество, независимые СМИ или механизм выборов, а новое-старое контрольное суперведомство. Помогать же чиновникам управлять обществом будет Большой брат – создаваемая в КНР «система общественного доверия» (社会信用体系), с которой активно экспериментирует Пекин. В рамках пилотных экспериментов в нескольких десятках городов КНР система, основанная на использовании big data, анализирует поступки граждан и создает стимулы для «правильного» поведения.
Вся эта картина может казаться противоречивой, но в голове Си Цзиньпина все эти образы как-то непротиворечиво сочетаются в облике «новой эпохи» – противоречий тут не больше, чем в представлениях «народного вождя» об экономике, где ведущую роль в распределении ресурсов играет рынок, но при этом крупнейшими игроками должны быть эффективные и кристально чистые госкомпании.
Будущий транзит
Самый сложный вопрос относительно будущего – как Си видит систему смены власти, когда ему придется уходить на покой. Сейчас китайскому лидеру 64 года, при современном уровне развития доступных ему медицинских технологий он может находиться у руля еще долго, но вопрос рано или поздно встанет, особенно с учетом того, что старые принципы передачи власти уже нарушены, а новых пока не объявлено. Не обязательно, что четкое видение есть сейчас и в голове у самого Си – если не считать красивых мифов вроде того, как престарелые императоры Яо (尧) и Шунь (舜) в далекой древности передавали трон не своим детям, а самым достойным из советников. В любом случае в новом 25-местном Политбюро есть молодые протеже генсека, которых он явно намерен двигать еще выше в иерархии, – например, 57-летний партсекретарь Чунцина Чэнь Миньэр (陈敏尔) и 55-летний глава канцелярии ЦК КПК Дин Сюэсян (丁薛祥). С другой стороны, в трехсотместном ЦК есть еще более молодые кадры, к которым есть время присмотреться. Ведь, судя по всему, раньше 2027–2028 годов о передаче формальных постов речь не пойдет.
Но проблемы в этой по-своему стройной, хотя и эклектичной схеме могут возникнуть гораздо раньше. И дело не только в неизбежной возрастной деформации единоличного лидера, хотя и в ней тоже. Набрав невероятное количество полномочий и окружив себя своими протеже и давними знакомыми, Си должен начать делать преобразования, ради которых он узурпировал власть и поменял правила игры. Масштаб проблем, особенно в экономике, колоссален – по оценкам бывшего главы Минфина КНР Лоу Цзивэя (楼继伟), ситуация в Китае сейчас даже опаснее, чем в США накануне обрушения Lehman Brothers. Разгребание пирамиды долгов местных правительств, расчистка балансов неэффективных госкомпаний, наведение порядка среди частных конгломератов, которые на протяжении последних лет выводили миллиарды за рубеж, – все это требует решительности и искусности как Си, так и его команды. И вот как раз по этому поводу возникают самые большие опасения.
В начале 1990-х Дэн Сяопин оставил у руля Китая технократическую команду мечты во главе с будущим премьером Чжу Жунцзи (朱镕基). Звезды, обеспечившие Китаю почти 30 лет сумасшедшего роста экономики, такие как Ван Цишань (王岐山) или уходящий на покой глава Народного банка Китая Чжоу Сяочуань (周小川), сейчас отойдут от оперативного управления экономикой. На смену им придут выдвиженцы Си, которые сделали головокружительную карьеру за последние пять лет благодаря связям с генсеком, проскочив массу необходимых ступеней «нормального» карьерного роста. И сделали они это не как в 1980-е, благодаря выдающимся личным качествам, а только потому, что были друзьями детства, секретарями или замами Си Цзиньпина. Большинство этих людей делали карьеру в 1990–2000-е в богатых приморских провинциях Фуцзянь и Чжэцзян, когда там работал Си. Эти регионы были локомотивом роста китайской экономики, которые неслись вперед на заделе реформ начала 1990-х и где никакого феноменального, по китайским меркам, управленческого таланта и не требовалось. Достаточно ли у этих людей опыта, чтобы обезвредить все тикающие под китайской экономикой и социальной системой бомбы, покажет только время.
Другая проблема – гиперцентрализация в принятии решений, когда ни один вопрос не может решаться без Си или его доверенного лица. Как подобная система порождает рукотворные кризисы в экономике, хорошо видно на примере биржевого коллапса в Китае в 2015 году, где крах стал результатом несогласованности действий ведущих чиновников, а также того, что Си Цзиньпин, который хочет все контролировать, по многочисленным отзывам, сам очень плохо понимает принципы работы фондового рынка или азы валютной политики. Наконец, третий вопрос – противоречия внутри существующей команды. Так, будущий вице-премьер Лю Хэ (刘鹤), самый влиятельный экономический советник Си, находится в открытом конфликте с премьером Ли Кэцяном и даже осмеливался открыто критиковать его действия на страницах партийного рупора «Жэньминь жибао» в формате пространных анонимных интервью. Хотя роль премьера в новой системе все более церемониальна, борьба за полномочия внутри Госсовета  совсем не то, что нужно для успеха столь необходимых реформ.
В любом случае момент истины для Китая и его лидера должен наступить именно в ближайшую десятилетку. Остается пристегнуть ремни и готовиться к самым различным сценариям.