Большой передел мира

Теперь настало время действительно налаживать внутреннюю жизнь. Прежде всего - экономически. Но занимая всего 3% в мировой экономике, наши текущие возможности по решению этой задачи весьма ограничены. Хорошо быть Германией, имея втрое большую экономику при вдвое меньшем населении и в 48 раз меньшей площади территории страны.  На единицу того и другого там выходит в разы больше денег. От того и разница в результате более наглядна.

Пример Японии, Южной Кореи и, особенно, Китая, однозначно доказывает, что решать задачу повышения благосостояния можно только через наращивание размеров экономики и повышения масштабов ее доходности. Сделать это, опираясь только на внутренний рынок невозможно. Емкость рынка в России формируется покупательской способностью "среднего класса" (на самом деле еще и старшими децилями таблицы доходов). Его численность оценивается в примерно 20-26 млн. человек. Тогда как в Китае их порядка 100 млн. сейчас и планируется иметь до 250 млн. к 2030 году. В Евросоюзе численность "среднего класса" оценивается в 300 млн. человек.

Таким образом, зацикливаясь только на внутреннем рынке государство неизбежно обрекает себя на системное отставание от мировых конкурентов буквально во всем. Дело ведь не только в деньгах. Если по статистике за первый квартал 2017 года Россия импортировала 8,4 млн. мобильных телефонов (свыше 95% от объема их продаж), то это значит не только то, что иностранные производители получают за наш счет порядка 1,4 млрд. долл. в год, но и то, что этой суммы ежегодно лишается отечественная промышленность.

Тем самым она, во-первых, не развивается количественно (а значит, обостряется проблема рабочих мест, зарплат, налогов и пенсионных отчислений), во-вторых, она от мирового уровня отстает технически. Мы не в состоянии сделать собственный мобильный телефон потому, что львиная доля необходимых технологий нами не освоена и вообще юридически принадлежит не нам. За их использование следует платить, причем дорого. Кроме того, у нас отсутствует производство элементной базы, которое не может возникнуть ввиду отсутствия спроса на его продукцию. Замкнутый круг.

Вырваться из него можно (и нужно) единственным способом – активизацией выхода на зарубежные рынки. Пока с тем, что мы способны предлагать уже сейчас. Энергоносители. Нефтехимия. Сырье второго и, местами, третьего (из пяти существующих) уровня технологического передела.

Для справки, просто добыча титана - это первый уровень. Производство из него собственно титановых отливок - это второй. Переплавка из них заготовок, скажем, для лопаток авиационных турбин или несущих элементом фюзеляжа - третий. Изготовление перечисленных изделий - четвертый. Производство и продажа самолетов, содержащих в себе эти изделия - пятый. Впрочем, по ряду направлений Россия, где-то еще с советских времен сохранила (в частности, в атомной энергетике), а где-то добилась лидирующих позиций в передовых технологиях уже в новейшее время.

Этот задел должен послужить отправной точкой для расширения внутреннего производства. Мы часто приводим в пример Китай, но его успехи определяет то, что полвека назад в нем сосредотачивалось всего 3,4% мирового промышленного производства, как у нас сегодня. Сегодня там находится уже 50%. У нас, конечно, нет полутора миллиардов населения (с этим тоже есть свои огромные проблемы), но это вовсе не означает невозможность достижения Россией уровня мирового ВВП хотя бы в 15-18%, что в 5-6 раз выше нынешнего.

Параллельно с этим всемерно стремясь к повышению среднего уровня технологического передела продукции. Готовый самолет "на килограмм веса" дает прибыли в разы больше, чем поставляемый для его получения титан. А еще есть области искусственного интеллекта, дата-центров, связи, электроники и много чего еще. Чтобы иметь мощный флот, надо научиться делать корабли соответствующего размера и уровня сложности, а для этого требуется просто много строить кораблей, следовательно, занимать существенную долю в мировом кораблестроении.

Все сказанное выше автоматически означает обострение конкуренции, а значит, противостояния с другими странами. Некоторые из которых, после распада СССР, в праве на преследование своих экономических интересов нам прямо отказывали. Так что про "недопустимость заступа за красную черту" российский президент упомянул совсем не красивого слова ради. Мы обозначили не только желание на мировые рынки выходить, но и готовность наши права на них отстаивать. Если потребуется - жестко. Хотя мы больше  предпочитаем путь нормальных деловых переговоров.

К сожалению, в этом деле существует не только внешняя проблема "с нашими зарубежными партнерами". Смысл, необходимость и выгоду этого стратегического шага пока, увы, понимают и осознают даже не все собственные министры. Так, например, глава Минэкономразвития РФ Максим Орешкин посетовал, что всякие планы развития экспорта у нас есть, а госпрограмма развития импортозамещения отсутствует.  Хотя казалось бы тут все самоочевидно. О каком наращивании экспорта без расширения импортозамещения вообще может идти речь? Впрочем, нельзя исключать проблему непонимания, прежде всего, на системном уровне. Некоторые управленцы рассматривают сложившуюся экономику как нечто на века незыблемое. Если мы традиционно пользуемся иностранными телефонами и компьютерами, то про импортозамещение можно говорить только в области выращивания картошки.

Объявленная президентом стратегия подразумевает значительно большее широкий и куда более стратегичный взгляд и подход. Правда и реализовывать его будет совсем не просто. Но главное, что такая цель сформулирована, а все цели прошлых этапов нам достичь удалось. Хотя они сначала выглядели еще более фантастично. Это внушает уверенность.

"Как врач изучает неблагоразумного пациента"
Основоположником американской русистики можно считать шестого президента США Джона Куинси Адамса, который в 1809-1814 годах был первым послом Соединенных Штатов в Российской Империи, официально принятым при дворе и поддерживавшим приятельские отношения с Александром I. Однако системное изучение России началось почти полтора века спустя благодаря профессиональному русисту Джорджу Кеннану. 22 февраля 1946 года Кеннан, в то время заместитель американского посла в Москве, отправил в Вашингтон телеграмму N501. В ней дипломат описал логику действий СССР на международной арене, а также изложил основы стратегии, которую США могли бы применить для борьбы с советским влиянием в мире. Этот анализ произвел столь глубокое впечатление на Белый дом, что копии его "длинной телеграммы" были разосланы всем членам кабинета министров и всем американским послам, а сам Кеннан стал одним из архитекторов стратегии Запада в годы холодной войны.
Рекомендации "длинной телеграммы" Кеннана начинаются с тезиса, что СССР необходимо "изучить с такой же решимостью, беспристрастностью, объективностью и эмоциональной грамотностью, с какими врач изучает непослушного и неблагоразумного пациента". "Мы должны быть уверены, что наш народ проинформирован относительно реального положения дел в России. Нельзя переоценить важность этого факта,— писал Кеннан.— СМИ не могут сделать это в одиночку. Этим должно заниматься главным образом правительство. Ничто не является настолько опасным или пугающим, как неведение". И Вашингтон выполнил эту рекомендацию, создав самую мощную в истории систему изучения СССР и отдельную науку — советологию.
"Инфраструктура для изучения Советского Союза была основана сразу после Второй мировой. Это был мегапроект правительства, поскольку мы пришли к заключению, что очень мало знаем о России",— говорит управляющий директор Kissinger Associates Томас Грэм, работавший старшим директором по России в Совете национальной безопасности (СНБ) США при Джордже Буше-младшем. В 1946 году при Колумбийском университете на деньги семьи Рокфеллеров был создан Русский институт, ставший первым центром изучения стран Варшавского договора (с 1982 года переименован в честь магната и координатора ленд-лиза Уильяма Гарримана, оставившего большое пожертвование). В 1948 году в Гарварде появился Центр русских исследований (сейчас Центр имени Дэвиса) — деньги дала Carnegie Corporation. В 1940-1950-е годы при американских университетах была создана мощная сеть из советологических центров (из 17 наиболее сильных некоторые находились даже в такой глубинке, как Канзас или Огайо). Ежегодно университеты выпускали сотни бакалавров, десятки магистров и докторов советологии. В США активно учили русский, каждый год выходили сотни научных статей и десятки книг. Почти все высокопоставленные сотрудники Белого дома, Пентагона и Госдепа имели опыт работы с СССР, потому что советский фактор приходилось учитывать по всему миру.
Развал СССР, который не предсказал почти никто из американских советологов, нанес по отрасли мощнейший удар, вспоминает директор программы по изучению России и Евразии в Центре стратегических международных исследований (CSIS) Эндрю Качинс: "В 1991 году рынок труда для русистов резко схлопнулся как в правительстве, так и в исследовательских структурах. Как минимум треть моих коллег тогда вообще оставили русистику". "Мы в США закрыли много программ по изучению России, закрыли курсы по изучению русского языка, уменьшили все связанные с постсоветским пространством бюджеты",— говорит вице-президент Фонда Карнеги Эндрю Вайс. В качестве примеров он приводит судьбу управлявшейся Госдепом Title VIII и аналогичной программы Министерства образования Title VI. "Тренд был задан довольно четкий. Исследовательские программы по Китаю или Ближнему Востоку открывались в "мозговых центрах" каждый год, а найти денег на Россию было сложно,— согласен Сэм Чарап.— Но надо учесть, что это ситуация до Крыма".


Помощница Барака Обамы Селест Уолландер (слева) стала для него главным источником знаний о России
Фото: Boris Grdanoski, AP
В каком же состоянии подошла американская русистика к украинскому кризису?

"Русистика перестала быть хлебным занятием"
Американское сообщество, изучающее Россию и влияющее на политику в отношении Москвы, можно разделить на пять сегментов в зависимости от работодателя: академические ученые, сотрудники "мозговых центров" (think tanks), аналитики бизнес-структур, чиновники Белого дома, Пентагона и Госдепа, а также представители разведсообщества. Карьера многих русистов проходит через "вращающуюся дверь": человек может начать карьеру чиновником, затем перейти в "мозговой центр", а потом вернуться обратно на госслужбу — на более высокую позицию, иногда в другое ведомство. Смена места работы обычно связана с политическими предпочтениями эксперта. "Когда у власти демократы, в "мозговые центры" подтягиваются ушедшие из администрации республиканцы, и наоборот",— говорит Генри Хейл, профессор Школы международных отношений имени Эллиотта при Университете Джорджа Вашингтона. Как правило, миграции происходят между "мозговыми центрами", госслужбой и бизнесом, реже род деятельности меняют ученые и разведчики.
Многие проблемы у русистов общие вне зависимости от того, где они работают. Чаще всего в числе главных проблем отрасли опрошенные "Властью" эксперты называют сокращение фондов. Вслед за закрытием Title VIII и Title VI правительство сокращает гранты на проекты по России — на сайте grants.gov в финансовом году, который закончится 30 сентября 2014-го, можно обнаружить всего восемь госконтрактов, как-либо связанных с Россией. Частные фонды вроде McArthur Foundation или Carnegie Corporation of New York поддерживают отдельные проекты вроде Программы новых подходов к исследованиям и безопасности в Евразии (PONARS Eurasia) — сети, которая объединяет несколько десятков ученых, чьи исследования по России и постсоветскому пространству можно использовать для формулирования политики. Корпорации спонсируют точечные исследования по русистике, но предпочитают опираться на свою экспертизу и услуги специальных компаний, рассказывает Клифф Капчен, возглавляющий евразийскую практику в Eurasia Group. Отсутствие большого корпоративного интереса к русистике эксперты объясняют низким товарооборотом: даже после вступления в ВТО в 2012-м году он составил менее $40 млрд, около 1% американского торгового баланса (РФ для США — 20-й торговый партнер). "В Российско-американском деловом совете около 700 компаний. Вроде и много. Но сколько в США компаний? Сколько из них работают в Китае? Интерес несопоставим",— говорит Том Грэм.
Один из редких примеров — проект "Русский баланс" (Russia Balance Sheet), который в 2009 году сделал в CSIS Эндрю Качинс. Он собрал группу экспертов и выпустил небольшую книгу, прочитав которую руководитель крупной компании или президент США мог бы быстро понять основные проблемы современной России. "В начале нулевых у CSIS уже был популярный проект про Китай, так что мы запустили аналогичный по России. У нас было восемь спонсоров: AIG, BP, Caterpillar, Chevron, Coca-Cola, ExxonMobil, Microsoft и Pepsi",— рассказывает "Власти" Качинс. Правда, у проекта China Balance Sheet корпоративных спонсоров было в несколько раз больше. Затем в 2012 году в рамках этого проекта уже на деньги Alcoa проходили встречи с экспертами, выступали бывший вице-премьер Алексей Кудрин, экс-глава Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев, глава "Левада-центра" Лев Гудков, оппозиционер Владимир Милов, экс-ректор Российской экономической школы Сергей Гуриев, глава Совета по внешней и оборонной политике Федор Лукьянов. Наконец, на корпоративные средства Качинс организовывал званые ужины для экспертов по России и видных политиков. "Но примерно с 2011 года и у бизнеса интерес стал падать, когда стало понятно, что период роста экономики заканчивается, а другие члены БРИКС окажутся более динамичными",— вздыхает Качинс.
Снижение финансирования по государственной линии объясняется тем, что в 1990-е американцы перестали считать Россию важной страной, признают опрошенные "Властью" эксперты. "Интерес спадал, потому что Россия перестала быть вызовом номер один",— говорит Эндрю Вайс, работавший директором по России в СНБ при Билле Клинтоне. "Русистика перестала быть хлебным занятием",— резюмирует директор Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин.
Люди, которые занимаются Россией, сейчас воспринимаются как маргиналы, любители экзотики
Экономическая ситуация отразилось и на количестве исследователей. Тот факт, что связанных с Россией должностей стало меньше и в исследовательских структурах, и в правительстве, признают абсолютно все. Система образования также фиксирует эту трансформацию. По данным Министерства образования США, в 1971 году научные степени магистров и докторов по направлению "русистика" получили 715 человек, в 2011-м — всего 340. В отдельные годы количество выпускаемых вызов падало ниже 300 человек — до 279 (2006 год). Тем не менее рабочие места для русистов есть: свои программы по России имеют все ведущие вашингтонские "мозговые центры" (самая большая концентрация экспертизы — в Brookings Institution, Фонде Карнеги и CSIS), а также университеты по всей стране. Старые советологические центры ужали штатное расписание и бюджеты, но сохранились.
Вместе с сокращением ставок в русистике появилась новая проблема — разрыв поколений. "Сложно назвать экспертов, которые еще не старики вроде меня. Представителей молодежи, которым еще нет 40, или людей среднего возраста до 50 можно пересчитать по пальцам",— вздыхает Грэм. Причем "восходящих" звезд можно пересчитать по пальцам одной руки. Собеседники "Власти" в госорганах США и неправительственных исследовательских структурах называют три главных имени: Сэм Чарап из IISS, заместитель Качинса в CSIS Джеффри Манкофф, директор Института имени Кеннана Мэтью Рожански. Именно эти трое имеют наилучшие шансы через несколько лет стать ключевыми игроками по России и постсоветскому пространству при будущих администрациях. Среди ученых, работающих в университетах, но имеющих связи в политических кругах, из молодых экспертов называют профессора Школы международной службы Американского университета в Вашингтоне Кита Дардена (один из ведущих специалистов в США по современной Украине), а также профессора Школы имени Эллиотта Кори Уэлта (он плотно занимается Центральной Азией).
С разрывом поколений связано и падающее качество самих исследователей, убеждены американские эксперты старшего поколения. Находящиеся в большинстве советологи за 50 убеждены, что из-за сокращения финансирования и низкой престижности изучения России лучшие молодые мозги ушли в арабистику и китаистику. "Самые яркие мозги молодого поколения, все, кто в университете начал изучать международные отношения после терактов 11 сентября, выбрали арабский мир или Китай. Люди, которые занимаются Россией, сейчас воспринимаются как маргиналы, любители экзотики",— сетует Эндрю Вайс.
Сами молодые специалисты не согласны с тем, что качество их подготовки и экспертизы сильно уступает уровню советологов старой закалки. "Судя по моим студентам, изучать Россию хотят люди мотивированные, интересующиеся, а не гонящиеся за конъюнктурой",— отмечает Генри Хэйл. "В академической науке снижение бюджетов точно привело к повышению качества, поскольку обострилась конкуренция,— рассказывает Кит Дарден.— К тому же люди старшего поколения не имели таких возможностей по проведению полевых исследований, какие есть сейчас". "Разговоры о смерти русистики сейчас — это ерунда,— говорит Чарап.— Мое поколение и поколение чуть старше имели массу возможностей проводить время в России, учиться, исследовать, спокойно заводить самые разные контакты. Во времена СССР такого не было". С этим согласен Качинс: "Долгое проживание в среде, причем вне стен посольства — это уникальный опыт, с которым не могут сравниться никакие наезды в командировки, даже частые. Проработав в Москве почти три года как директор Центра Карнеги, я многое в России увидел глубже". По словам Джеффри Манкоффа, возраст исследователей отражается на их приоритетах. Например, среди молодых экспертов никто не занимается проблемами нераспространения или контролем над вооружениями. "Эта тема, которая была ключевой в годы холодной войны, перестала быть главной. В этой сугубо технической области много своего жаргона, свои жрецы, свои сакральные тексты — вот молодежь туда и не идет",— говорит он.
Возможность выбирать приоритеты исследований привела к тому, что знание о России перестало быть комплексным — какие-то области начали сильно провисать. По словам опрошенных "Властью" экспертов и чиновников, лучше всего США представляют себе развитие ядерного оружия и все, что связано с обороной, неплохо развито понимание экономики, контактов Москвы с зарубежными партнерами. "Мы мало знаем про законодательство, потому что никто не воспринимает российскую систему законов всерьез",— говорит Манкофф. Самой проблемной областью знаний о России, где у США меньше всего объективных знаний, собеседники "Власти" называют расклад внутри российской элиты. "В нулевые доминировала точка зрения, что российская политика — это Путин. За более глубинными объяснениями лезли немногие",— говорит Сэм Чарап. Одна из главных проблем — отсутствие надежных источников среди самой элиты, представители которой не слишком охотно идут на контакт.
Основная проблема Госдепа — это постоянная ротация сотрудников. В среднем каждые три года карьерные дипломаты должны переезжать в новую страну
Качество источников — еще одна важнейшая проблема, определяющая состояние экспертного поля по России. "Состояние базы контактов — это важнейший вопрос. Можно обходить 5-10 тех же самых людей, а можно работать над расширением круга общения. Для тех, кто хорошо говорит по-русски, это не вопрос, но многие говорят плохо и общаются с англоязычными людьми, кто жил на Западе и у кого прозападные взгляды, а это искажает картину",— говорит Манкофф. "Я очень уважаю американских коллег, но что нового они скажут? Так что стараюсь общаться с русскими, от них можно услышать самое интересное,— говорит Клифф Капчин. — Но нужно стараться общаться со всеми, иначе твоими источниками окажутся приятные тебе люди". Круг контактов эксперта зависит от того, работал ли он в России, на какой позиции и в какой период. Кстати, с подобной проблемой сталкиваются не только эксперты из "мозговых центров" и ученые, но и американские чиновники. Многие в Вашингтоне пересказывают друг другу историю, как на прощальную вечеринку уезжавшего в США посла Майкла Макфола пришла разношерстная толпа, но крупных бизнесменов или влиятельных чиновников не было ни одного — самым известным был лидер "Яблока" Сергей Митрохин. "Это объясняет все относительно уровня контактов посольства при Макфоле",— смеется один из собеседников. Макфол оставил вопросы "Власти" без ответа.

Ниже ссылка на полную статью