Большой передел мира

Обсудить Россию
"Председательство Великобритании в G7 представляет возможность для того, чтобы собрать вместе открытые, демократические сообщества и продемонстрировать единство в то время, когда крайне необходимо разбираться с совместными проблемами и растущими угрозами", - приводятся в коммюнике слова главы Форин оффиса Доминика Рааба. Как отмечается в сообщении, на пленарном заседании во вторник министры намерены обсудить "продолжающуюся враждебную деятельность России, в том числе [ведущуюся] посредством сосредоточения войск на границе с Украиной и лишения свободы оппозиционера Алексея Навального". Также будет затронута ситуация в Белоруссии.
В понедельник на пресс-конференции в Лондоне с госсекретарем США Энтони Блинкеном глава Форин оффиса сообщил, что Великобритания готова к улучшению отношений с Россией, однако для того, чтобы это произошло, Москва должна изменить свое поведение.

"С точки зрения Соединенного Королевства, дверь для позитивных отношений [с Россией] и дипломатии для нас всегда остается открытой. Думаю, что эту позицию разделяют и многие страны НАТО, однако поведение России должно измениться, - заявил глава Форин оффиса, отвечая на вопрос о возможности возвращения РФ в состав G7.
Причины обеспокоенности
Западные страны в последние дни неоднократно выражали обеспокоенность в связи с высказываниями украинских военных о наращивании сил РФ вдоль границы с Украиной. Как заявил ранее пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков, перемещение российских войск по территории России не должно беспокоить другие государства, поскольку никак им не угрожает.
Алексей Навальный 20 августа 2020 года был госпитализирован в Омске после того, как ему стало плохо на борту самолета, летевшего из Томска в Москву. Позднее его доставили в берлинскую клинику Charite. Власти Германии 2 сентября выступили с утверждением, что Навального отравили веществом из группы "Новичок". Москва неоднократно подчеркивала, что до вывоза Навального в Берлин в его организме не было выявлено никаких отравляющих веществ, и выражала готовность всесторонне сотрудничать в расследовании произошедшего.
Ситуация в Мьянме
Относительно ситуации в Мьянме, в которой военное руководство 1 февраля ввело чрезвычайное положение сроком на год и сместило гражданское правительство, министры G7 намерены ознакомиться с видеоотчетом правительства национального единства. В него вошли остающиеся на свободе руководители оппозиционной Национальной лиги за демократию. Руководитель этой политической силы Аун Сан Су Чжи до переворота была фактическим лидером страны, сейчас она арестована.
Как подчеркивают в британском МИД, глава ведомства призовет членов Группы семи "принять более жесткие меры в отношении военной хунты". Они, как отмечается в коммюнике, будут включать расширение адресных санкций против частных лиц и организаций, связанных с военным руководством, поддержку запрета на поставки оружия в Мьянму, увеличение гуманитарной помощи.
Помимо этого, будут обсуждены положение в Ливии, война в Сирии, а во второй половине дня - ситуация в Эфиопии, Сомали, странах Африки к югу от Сахары, на Западных Балканах.

Благодаря чему сконструированная Союзниками, после окончания Второй Мировой войны, политическая конструкция западногерманского государства в целом выступала за нормализацию отношений с «большим восточным соседом». Пусть не именно за дружбу, но за предсказуемость, последовательность и нормальные торговые отношения, не смешиваемые с политикой. И держалось все это на стабильности центризма ХДС/ХСС.

Партийный блок из Христианско-демократического союза (ХДС) и Христианско-социалистического союза (ХСС) прочно охватывал все разрешенное пространство политических идей и целей, «разрешенных» для немецкого государства. Если не вдаваться в тонкости, ХДС занимал «центр и немного консерватизма в право», а ХСС чуть-чуть забирал «от центра в лево», формируя тот самые жесткий идейный центризм, на фундаменте которого немецкое государство противостояло внешним и внутренним вызовам более семи десятков лет.

Первые полвека казалось, что это хорошо. В политическом спектре блок ХДС/ХСС не оставлял места для парламентских «правых», что служило надежной защитой от возрождения фашизма. С «левыми» дело обстояло несколько хуже, – в Германии существовали социал-демократы (социал-демократическая партия Германии, СДПГ), но парламентское пространство у них оставалось слишком тонким, чтобы набирать серьезную популярность.

Несмотря на свою долгую историю (основана СДПГ в 1863 году), свой нынешний вид она приняла после подписания «Годесбергской программы» в 1959, закреплявшей согласие с моделью социальной рыночной экономики и построения в неопределенном дальнейшем нового социального строя, заменяющего капитализм. В конечном итоге все вылилось в идею создания рыночного хозяйства с активным участием государства в социально-экономической политике.

Хотя формально СДПГ несколько раз поставляло Германии канцлеров (Вилли Брандт 1969 – 1974, Гельмут Шмидт 1974 – 1982, Герхард Шредер – 1998 – 2005) и на протяжении 34 лет входила в правящую коалицию, хорошо видно, что все это время в стране шло тихое выхолащивание «революционности» в обществе и постепенное падение популярности социалистов, в особенности у молодежи.

А положение самой партии все больше определялось ролью важного довеска, позволявшего блоку ХДС/ХСС формировать правительство и определять стратегическую линию государства. И сходу маркировать всех «с более радикальными левыми идеями» как радикалов, решительно недопустимых в центристском обществе всеобщего благоденствия.

Формально в Германии существовали и другие партии и общественные движения, но уровень популярности их идей носил характер статистического шума. Тем более что правящий блок не гнушался включением в свою повестку подходящих популярных в народе идей.

Это стабилизировало социум, но это же в конечном счете ограничивало способность германского официального политического поля адаптироваться к внешним вызовам и трансформировать экономические успехи страны в укрепление ее лидерства в Европе.

Упрощенно говоря, чтобы в стране не возникло какой-либо политической силы, способной взять власть и использовать ее для силового принуждения остального общества следованию конкретной стратегической линии. Чтобы не получилось «как у Гитлера». Поэтому политика правящей коалиции должна была состоять из максимально возможного компромисса с как можно большим охватом всех социальных групп.

С одной стороны, это обеспечивало стабильность политического курса и гарантировало от любых резких зигзагов, особенно – от отрыва государственной политики от ее экономических интересов. Каковые всегда носили многовекторный характер. Даже являясь членом Североатлантического альянса, Берлин, тем не менее, проводил активную «восточную политику», а также продвигался на Ближнем Востоке и Юго-Восточной Азии. Разве что с Африкой получалось не очень из-за конфликта с британскими и французскими интересами.

Но с другой… все перечисленное относительно успешно работало пока количество экономических, политических и социальных групп, чьи интересы, в рамках модели, требовалось приводить к единому знаменателю через обязательный двусторонний компромисс было мало. После крушения СССР и объединения, сначала обеих Германий, а потом и начавшегося процесса евроинтеграции, обязательность поиска непременно мирного компромисса стало критично выхолащивать смысл процесса.

Тем более, что уже с начала нулевых годов экономическое лидерство Германии в Европе, тогда уже Объединенной, стало очевидно угрожать геополитическим устремлениям Франции и Британии, ощутивших опасность перехода утраты экономического лидерства в сползание на вторые роли в геополитике.

Что в итоге вылилось в их стремление поставить интересы якобы общей Европы выше интересов «только немцев». Из-за чего Берлину пришлось включить в поиск компромиссов позиции восточно-европейских стран, настроенных четко антироссийски, вплоть до полного абсурда их экономических воззрений. И очень желавших благоденствовать за счет немецких дотаций.

Надо признать, немцы боролись как могли, но в этом процессе правящий блок ХДС/ХСС плюс СДПГ в конечном итоге банально стерся. Государственная политика не только утратила целостность, важнее всего она потеряла здравый смысл, вызывая растущее разочарование общества в ее базовых ценностях и крепнущее сомнение в способности противостоять главным вызовам современности.

Вот так и получилось, что сегодня идеи СДПГ в народе мало популярны (сильно менее 10%), а серую и довольно безликую программу «за все хорошее» блока консерваторов на прошедших земельных выборах поддержал всего 21% избирателей.

Опросы показывают, что на выборах в Бундестаг в сентябре их может оказаться и того меньше. Тогда как новое для Германии образование – партия «зеленых» (официальное наименование «Союз-90/ «зеленые») – наберет не менее 28%. А то и более, если вспомнить, что в местных выборах в земле Баден-Вюртемберг, кандидат от «зеленых» Винфрид Кречман набрал 32,6%.

А ведь еще совсем недавно, в 2016, «зеленых» поддерживали всего 8% немцев. Но так как чрезмерный центризм запрещал немцам борьбу за любые хоть сколько-нибудь радикальные политические или социальные идеи, их (а вместе с ними и большинство прочих европейцев) приучили, что бороться можно только за что-то внеполитическое. Например – за защиту окружающей среды. На фоне прогрессирующей блеклости традиционной политики, экологические идеи в Германии стали приобретать большую популярность.

Таким образом, в сентябре за верховный государственный пост столкнутся Армин Лашет от ХДС и Анналена Бербок от «зеленых». Для понимания картины общей динамики процессов стоит сравнить приведенные выше цифры роста популярности «зеленых» с результатами управления страной Ангелы Меркель, являвшейся канцлером от ХДС/ХСС.

Германию Меркель возглавила в 2005 когда ФРГ находилась на пике мощи и быстро шла к достижению неоспоримого лидерства в ЕС. Ее оппоненты даже сетовали, что немцы снова пытаются построить «рейх с очередным порядковым номером». А Берлин, Москва и Париж вместе осуждали вторжение США и Ирак. Впрочем, американцам это не помешало.

Но потом горохом посыпались проблемы. 2008 – мировой финансовый кризис. 2010 – выход Греции на дефолт, угрожавший отменой евро. 2014 – массовая миграция беженцев из Северной Африки и Ближнего Востока. 2016 – теракт на рождественской ярмарке в Берлине и вообще серия терактов в Европе. 2017 – попытка США продавить ЕС на подписание TTIP. 2018 – американские торговые санкции против ЕС и конкретно против ФРГ. 2020 – эпидемия коронавируса.

И каждый раз «блок Меркель» с вызовами справлялся все хуже и хуже. Особенно громко Берлин вляпался, когда попытался доказать Вашингтону свою весомую геополитическую значимость и, вместе с Парижем, полез гарантом в «Минские соглашения» по Украине. Тогда Меркель вероятно действительно верила в способность обеспечить их исполнение Киевом, но сейчас мало кто спорит, что Украина для Германии окончательно превратилась в пресловутый чемодан без ручки.

В результате на выборах в Бундестаг в 2013 году ХДС/ХСС набрали 41,5% голосов, туда же, но в 2017, - уже только 33%, а в 2019 в Европарламент – всего 28,9%.

Так что прогноз о том, что осенью немцы, с большим отрывом (возможно даже наберут 32 – 34%) проголосуют за «Союз-90/ «зеленые» более чем обоснован. Правившему в Германии консервативному блоку им фактически нечего предложить кроме новой фамилии «первого лица». Но вот понимают ли граждане Германии, за что именно они отдадут свои голоса – вопрос остается открытым.

Формально, даже при максимальном триумфе, сформировать правительство полностью «в одно лицо» у «зеленых» конечно не получится. Они это понимают, потому формируют «блок зеленых, социал-демократов и коммунистов» с глубоким креном в экологию и популизм, так как доминировать в нем станут в подавляющем большинстве именно «зеленые».

Согласно официальной программе, партия «Союз-90/ «зеленые» выступает за вроде как красивую идею сочетания рыночной экономики с охраной окружающей среды. На практике же их позиция сильно шире и радикальнее. Традиционную энергетику на сгораемом топливе – запретить ввиду необходимости радикального сокращения выбросов СО2. Атомную энергетику – тоже запретить по причине чрезвычайно высокого риска аварий и долгосрочного загрязнения территории (см. на Чернобыль и Фукусиму).

Скорость движения автомобилей на автобанах ограничить 140 км в час сразу и до 120 км/ч в ближайшем будущем. Тоже по причине желания ограничить выбросы. По ней же к 2040 – 2045 годам полностью перевести весь немецкий транспорт на электрическую тягу. Все хоть сколько-нибудь «грязные» производства – закрыть, ради кардинального сокращения объемов промышленных и бытовых отходов.

Зато активно субсидировать любые бизнесы, направленные на их переработку. На этом обещается основать глубочайшую коренную технологическую модернизацию промышленности, а вместе с ней и экономики в целом, создав тем самым не менее 1–1,5 млн новых рабочих мест и значительно поднять зарплаты у существующих. Границы для мигрантов – открыть, так как немецкое население стареет и демография нуждается в притоке рабочих рук.

Словом, хорошо видно, что некогда строго нишевое общественное движение сегодня превратилось в мутный вал «для всех ни о чем», вобравший в себя огромную прорву всех популярных вопросов, далеко выходящих за рамки только защиты окружающей среды. «Зеленые» выступают уже и за гендерное равноправие, и за культурное многообразие, и за тотальную цифровизацию, и за свободу прав личности, и за свободу перемещения, и за ограничение прав частной собственности, и вообще «за все хорошее, против всего плохого».

Как это все может быть вообще реализовано на практике – там мало кого интересует. Почти как на Украине в 2014, или на недавних президентских выборах в США, - главное победить «этих», дальше разберемся по месту.

Разобраться «зеленые» намерены, в том числе и с Россией. Политическая линия Анналены Бербок находится четко в фарватере нынешней политики США, как в экологических, так и геополитически вопросах. Так что, если газопровод «Северный поток – 2» по каким-либо причинам не удастся достроить и запустить в эксплуатацию до осени, дальше проект скорее всего столкнется с новыми блокирующими препятствиями, в том числе откровенно политически мотивированными. При этом лоббистские возможности той части немецкой экономики, которая заинтересована в сохранении сотрудничества с Россией, существенно сократятся.