Скрытый текст
Далее комитет стал требовать своего участия и присутствия в следственных мероприятиях, касающихся бесланской трагедии. Опять же, в этом ничего удивительного — и дурного — не было. Настораживало разве что откровенное недоверие к «официальным инстанциям» и странные интонации, всё чаще появляющиеся в заявлениях ассоциации. Но и это объяснимо: недоверие к официальным лицам, везде и всюду стремящимся уйти от ответственности за свои промахи и огрехи — вещь повсеместно распространённая, и, наверное, полезная.
Дальше был скандал во время судебного процесса над Нурпаши Кулаевым, единственным боевиком, которого удалось взять живым во время штурма бесланской школы. Сначала они потребовали своего присутствия на процессе (что понятно), потом стали проявлять активное недовольство ходом процесса, потом стали устраивать демонстрации прямо в судебном зале — например, отказываясь его покидать. Например, одна из матерей, Марина Пак, потерявшая в школе 11-летнюю дочь, заявила суду и прокурорам: «Я признаю себя виновной в гибели своей дочери, раз других виновных нет», — и потребовала, чтобы за ней приехал наряд милиции и арестовал ее прямо в зале суда, иначе она его не покинет. Другие дейстовали примерно так же. Судья Тамерлан Агузаров оказался в сложном положении: требовать исполнения закона (и тем более каких-то насильственных мер) по отношению к обезумевшим от горя женщинам было бы самоубийственно.
Чего же требовали матери и чем они были так недовольны? Например, в заявлении на имя Генерального прокурора России Владимира Устинова говорилось, что «в процессе рассмотрения уголовного дела Кулаева матери Беслана еще раз убедились в том, что в ходе расследования бесланского теракта, следственные органы проявили односторонность и предвзятость и руководствовались чиновничьей солидарностью, а не интересами установления истины и выявления всех виновных в теракте». Там же: «Прокуратура РФ всю вину за случившееся возложило на Кулаева и руководителей Правобережного РОВД, проигнорировав при этом очевидные доказательства виновности других лиц. Следствие упорно не желает решать вопрос о какой-либо ответственности членов оперативного штаба, в частности его руководителей: Дзасохова, Андреева (экс-руководитель ФСБ Северной Осетии), Дзантиева (экс-министр МВД), Проничева, Анисимова, а также руководителей силовых ведомств — Нургалиева, Патрушева». Список вполне конкретный — и подготовленный, уж простите, явно не в приступе материнского горя.
Тогда же начали озвучиваться требования о встречах с разными российскими политиками, всё больше верхнего эшелона, вплоть до Президента.
Дальше начался прямой шантаж. «Матери Беслана» стали делать заявления, всё больше напоминающие газетные передовицы — даже по стилистике. Та же Марина Пак заявила на том же заседании суда: ««Сегодня на заседании суда мы, матери погибших детей, сделали официальное заявление в связи с тем, что за год не найдены виновные, вернее, не названы истинные виновные, не говоря о том, что они еще не наказаны». «Виновны в гибели наших детей мы, матери Беслана. Виновны в том, что дали жизнь этим детям и обрекли их жить в стране, в которой они оказались лишними. Виновны в том, что голосовали за президента, которому дети оказались не нужны. Виновны в том, что мы 52 часа просидели и не предприняли никаких мер для спасения своих детей. И виновны в том, что 10 лет молчали о том, что велась война в Чечне и за это время расплодили вот таких боевиков, как Кулаев». Лексика узнаваемая: «страна, в которой оказались лишними», «президент, которому мы не нужны», ну и «молчание о войне в Чечне» — как будто Кулаева произвели на свет российские власти.
Другая бесланская мать, Элла Кесаева, пошла дальше: «Самый главный виновник того, что произошло, — Путин. Это человек, который прикрывается своим президентством. Человек, который не захотел встретиться с нами и извиниться. Это такая трагедия, что мы живем с таким президентом, который ни за что не отвечает!»
Нечего и говорить, что либеральный агитпроп оживился и начал транслировать соответствующие заявления. А заявлений становилось всё больше. На все попытки сказать хоть что-то против следовал окрик: «Вы с кем тут разговариваете? С матерями, убитыми горем и раздавленными отчаянием!»
Никто почему-то не подумал о простой вещи: человека, убитого горем и раздавленного отчаянием, надо обязательно выслушивать — но не идти у него на поводу. Просто потому, что горе и отчаяние — плохие советчики. А главное — как уже было сказано, человек, находящийся в таком состоянии, особенно уязвим и открыт для психологической обработки.
Но вернёмся к «Матерям». К ним зачастили политики и политтехнологи. В частности, в Беслан отправилась известная Марина Литвинович, бывшая работница ФЭП и ученица Глеба Павловского, отлично зарекомендовавшая себя как специалистка по массовому промыванию мозгов. На вопросы о том, что она там делает, она отвечала: «Мы вместе с матерями Беслана будем искать правду». Помимо Марины, на поиски правды отправилась целая команда — видимо, помогать в поисках.
Что же они нашли?