советской республики, и с тех пор прожил в нем чуть более 28 лет.
Скрытый текст
Был теплый летний день и мы сидели с бабушкой на скамейке возле нашей четырехэтажки, в тени богатых листвой деревьев. Кроме нас и редких прохожих – никого. Вдруг из
соседнего подъезда послышалось стрекотание игрушечного автомата. На
улицу вышел пятилетний мальчик, которого звали Шавкатом. Он выбирал себе воображаемые цели то тут, то там, нарушая тишину продолжительными
очередями. Подойдя к нам, он нацелился на меня и начал стрелять. Конечно же, Шавкат играл, и ничем не мог мне повредить. Однако и по законам детской игры он был не прав, так как стрелял в безоружного. А уж с точки зрения взрослого и вовсе учился нехорошему. Поэтому моя бабушка
справедливо возмутилась:
– Шавкатик, как тебе не стыдно! В людей стрелять.нельзя.
– Он русский – в него можно! – неожиданно выдал Шавкат.
– А причем тут русский или нерусский? – спросила бабушка. – Что плохого сделали тебе русские?
– А пусть они едут в Россию! – не унимался маленький поганец.
Моя бабушка была ошарашена этой дерзостью и было видно, что ее
что-то держит, не дает разразиться в эмоциях, накричать на гаденыша или
же пригрозить ему. Попытка обратиться к голосу совести Шавката не удалась – видать таковая у него отсутствовала. Тогда моя бабушка обратилась к его разуму:
– Но ведь твой папа учился в Москве и его оттуда никто не гнал, - сказала она тем же уверенным и спокойным голосом, что и
прежде.
– Хм... - ухмыльнулся Шавкат с презрением, - Ну и что, Москва для
всех, а Ташкент для узбеков.
На это у моей бабушки почему-то не нашлось контраргумента. А может она
просто не захотела с ним больше связываться. Тогда я впервые задался
вопросом: чем узбеки лучше русских. Почему такая несправедливость?
Почему в Москву может приехать каждый, кому заблагорассудится, а я
должен уезжать в Россию, хотя никогда там не был? И вообще, почему я
должен куда-то уезжать из Узбекистана, ведь я родился в Ташкенте?
Позже я узнал, что представители нерусских национальностей были в СССР
на особом положении. Нас так и делили: на русских и националов. (Как
будто русские – это не национальность!) "Девочкам-националкам" разрешалось носить в школу украшения. "Мужчинам-националам" разрешалось ношение ножей – как части национального костюма. И всем "националам" разрешалась набрать символическое количество баллов для поступления в институт. Даже на вступление в партию, что давало больше возможностей делать карьеру, было такое ограничение: принимать в первую очередь рабочих и националов. Если же русский приезжал из республики поступать на учебу в Москву, то ему зачастую говорилось: у нас разнарядка только на националов, а вы возвращайтесь в республику – у вас там есть свои университеты...
Мой друг, который учился в одной из центральных школ города Ташкента, рассказывал мне, что у них каждый урок узбекского языка («узбек-тили») начинался с «политинформации». То есть, в класс заходила училка-узбечка, говорила несколько заведомо непонятных русским ученикам фраз и под дружный утробный хохот учеников-узбеков принималась во всё горло ржать над растерянными школьниками, а когда ей надоедала эта забава, она напускала на себя благородный гнев и вопила на весь класс, что русские ученики — бездари, безмозглые лентяи, дубы и придурки, не хотят учить узбекский язык, хотя «по узбекской земле ходят и узбекский хлеб жрут».
Мне запомнился один диктант. Это был необычный диктант: он наговаривался по-русски, а записывать приходилось сразу по-узбекски. Диктовка происходила настолько быстро, так что времени на обдумывание и перевод почти не было. Однако, я с диктантом справился, хотя и сделал одну досадную ошибку: вместо слова «хозир» (сейчас), которого я не мог вспомнить — меня «заклинило» от скорости диктовки, написал близкое по смыслу слово «бугун» (сегодня). Получилось «сегодня 19-й год».
На следующем уроке, когда наши тетради были проверены, училка внезапно вылила на меня целый ушат словесных помоев: «Ты что, совсем баран? У тебя сегодня один год, а завтра другой? Ты совсем ничего не соображаешь? Тебя в детстве с крыши не роняли? Когда ты, наконец, будешь учить узбекский язык? Может он тебе не нужен? Конечно не нужен: чтобы узбекский хлеб жрать — узбекский язык не нужен!»
Наряду с этим, нашим одноклассникам-узбекам на уроках русского языка и литературы (да и по всем другим предметам) всегда завышали отметки. Им главное было промычать что-нибудь вразумительное, и уже пятёрка, или на крайний случай четвёрка, была обеспечена
Хотя, я до сих пор не понимаю смысла узбекской риторики: «Мы делили с тобой хлеб, а ты…» Может возникнуть такое впечатление, что узбеки приходили в хлебный магазин, платили 30 копеек за буханку белого хлеба, ломали её пополам и отдавали половину первому попавшемуся русскому, который стоял на улице и только этого и ждал. Чушь конечно!
Мы стояли в одной очереди — русские и узбеки, и когда подходила наша очередь, мы сами расплачивались за свой хлеб из тех денег, которые заработали мы сами или наши родители. Никому бесплатно хлеб не выдавали. Так почему хлеб был «узбекским»? Только потому, что пшеница, из которой он был сделан, зародилась на узбекской земле? Но тогда почему узбеки не признавали меня и моих соплеменников за своих? Ведь мы тоже родились на узбекской земле!».
В семье меня всегда воспитывали в духе интернационализма и уважения к другим народам. В то время я, да и мои родители тоже, еще не понимали, что наше воспитание только на руку националистически воспитанным узбекам, исповедующим принцип: «Все твое — мое, а все мое — тоже мое». Кроме того, я всегда проявлял интерес к другим языкам. Но, как это ни покажется странным узбекского я так и не выучил. На то были довольно веские причины. Во-первых, отсутствие нормальных учебников: если по иностранным языкам всегда можно было купить самоучитель с грампластинками или кассетами, то по узбекскому языку был один или два жалких самоучителя, не переиздававшихся с «нафталиновых» времен. Учить язык по ним было невозможно, так как автор сразу бросал читателя в грамматику и предлагал изучать лексикон, редко используемый в повседневной жизни. Во-вторых, даже используемый в ежедневном обиходе словарный запас учебника резко отличался от разговорного.
В том, что русские не знали и не знают узбекского языка, хотя очень часто знают иностранные языки, причина одна — узбекам никогда не было выгодно, чтобы мы знали их язык. Во-первых, потому что всегда можно было за спиной говорить гадости о русских, что они и делали. Я немного понимаю узбекскую речь и часто слышал о чем они шепчутся в общественном транспорте, в очереди или в коридоре поликлиники. Во-вторых, всегда можно было попрекать хлебом, что они и делали — хлеб жрешь, а языка не знаешь. В общем-то всех привилегий для себя узбеки только тем и добивались, что громко раскрывали рот о своих якобы ущемленных правах. Вот им эти права и «восстанавливали», за счет отъема значительной части прав у русских. Такова была политика советской власти: заткнуть рты недовольным, а то не дай бог отделятся, воспользовавшись правом наций на самоопределение. Только эта идиотская политика не помогла сохранить страну — они все равно отделились. Что-то, правда, теперь узбеки сами не дают государственной независимости Каракалпакии.
Узбеки всегда распространяли миф о том, что русские в Узбекистане делятся на плохих и хороших. По их мнению плохие — это те, кто не знал узбекского языка, но «ходил по узбекской земле и жрал узбекский хлеб». А хорошие русские, наоборот — узбекский язык знают и безмерно счастливы, если занимают место заместителя у какого-нибудь тупоголового узбека. Самое удивительное, что хлебом попрекали нас не столько «харыпы» (вонючее быдло), как презрительно называли и называют ташкентские узбеки своих собратьев из области, сколько узбекская, с позволения сказать, интеллигенция.
Конечно, есть русские, прекрасно владеющие узбекским языком. Могу привести в пример своего знакомого, который родился и жил в узбекской махале, и владеет не только «уличным и базарным» узбекским, но и литературным. Причем знает несколько диалектов бытового узбекского языка, в отличие от многих узбеков, знающих всего один, и тот не в полной мере. И что же? Он проработал много лет в МВД УзССР, а затем независимой Республики Узбекистан, но так и не дослужился даже до майора! Зато во все горячие точки его посылали в первую очередь. Он знал узбекский язык, но что это дало ему? Теперь он служит в России, его начальник — белорус, но, как он сам говорит: «Пусть моим начальником будет хоть чукча. Главное, что я счастлив, что ко мне наконец относятся уважительно и справедливо, без чванливости, надменности и высокомерия».
Другой миф гласит, что есть уживчивые русские и неуживчивые. Вторые давно слиняли в Россию. Первые — живут в Узбекистане и никуда не собираются. Насколько я знаю — основная «любовь» первых («уживчивых») к «дружелюбному и гостеприимному» Узбекистану очень сильно завязана на отсутствие денег на переезд и родственников в России. Ведь зачастую в Узбекистан приехали не они сами, а их родители, или даже родители их родителей, причем не по своей воле, а по мудрому наставлению и указанию Партии. А про то, что есть русские, которые готовы обхаять свою нацию и вылизать зад коренному населению, в надежде снискать лояльное к себе отношение нацменов, я, конечно, наслышан. Есть такие и в Узбекистане. Были такие и в Чечне — они же первые пошли под нож. У чеченцев даже был лозунг: «Русские, не уезжайте — нам нужны рабы!». А люди с рабской психологией нужны не только чеченцам, но и тем же узбекам. Так что если кто добровольно на это соглашается — это его выбор. Только не надо говорить, что все, кто вынужден оставаться в Узбекистане — рабы.
Что представлял из себя Узбекистан до прихода русских? Рассказывать, пожалуй, излишне. Посмотрите на кадры из Афганистана и вы все поймете. Это глинобитные дувалы (заборы), дома без мебели, простая одежда из грубой ткани на все случаи жизни и гужевой транспорт. Повальная безграмотность, неограниченная рождаемость, болезни, антисанитария, голод: чашка чая и лепешка на обед.
Какие изменения произошли с Узбекистаном? По населению — это две Москвы с приезжими, то есть более 20 млн. человек. Оставшаяся после отделения от России промышленность: золотодобывающая, машиностроительная, химическая, легкая и даже авиастроительная (Ил-76). Ташкент — это почти такой же по размерам мегаполис как и Москва (только что в 5 раз меньше по населению всего 2 млн. жителей): университет, многочисленные институты, три троллейбусных парка, трамваи, метрополитен, международный аэропорт, театры, две телебашни (одна высотой более 300 метров) и многое другое.
Меня всегда умиляли кадры кинохроники советских лет: что ни завод сплошь русские, что ни рынок — сплошь узбеки. Это к вопросу о том, что сделали русские для узбеков или кто кого обожрал. По совести говоря, когда я впервые оказался в Москве, а было это в конце 90-х, мне было стыдно за то, какое там метро: жалкое, дешевое, серое, ни в какое сравнение не идущее с ташкентским, где нет ни одной станции из кафеля, каким в Ташкенте обычно обкладывают общественные туалеты, но есть гранитные ступени до самого выхода на поверхность, разноцветный мрамор, роскошные канделябры, оригинальные барельефы. Даже памятник Ленину в Узбекистане на «Красной Площади» (так мы всегда называли Аллею Парадов, а теперь Площадь Независимости) был самым большим в мире. К слову сказать, сейчас на этом месте установлен монумент-глобус Узбекистана. Не смейтесь — это не анекдот: большой золотистый шар с единственной страной, покоящейся на его параллелях и меридианах.
Наверное, многие помнят землетрясение 1966 года, после которого вся страна отстраивала Ташкент. На многих домах даже названия городов остались. Однако и тогда не обошлось без конфликта. Обезумевшая толпа бесчисленных узбеков вышла на митинг на центральном стадионе «Пахтакор» с требованием к русским строителям убираться из Узбекистана. Причиной их возмущения стал тот факт, что строители смогут остаться в Ташкенте и получить часть жилья. Было это году в 1968-м.
В 70-е годы обстановка продолжала накаляться.
В 80-е уже было страшно ходить по городу в ночное время, а по махалям (местам компактного сосредоточения узбеков) — и в дневное. Группы молодых узбеков могли оскорбить, унизить и даже жестоко избить одинокого прохожего, что зачастую сопровождалось грабежами. Были и попытки изнасилований прямо в метро. А уж случаи, когда водитель автобуса останавливался и «просил» всех русских выйти, чтобы автобус смог продолжить движение, были просто штатными.
Каких только привилегий не было у узбеков по сравнению с русскими — всего не перечислишь. В 99 % случаев начальником ставили узбека, а замом — русского: это чтобы работа не встала. В 99 % конфликтов нам, русским, говорили, что мы должны понять национальные чувства узбеков, смириться с перекосами в их обычаях, которые так или иначе ущемляли наши права (например, всенощные свадьбы перед рабочим днём, проходившие во дворах домов под грохот 100-ваттных динамиков). Вы будете смеяться, но школьницу-узбечку могли освободить от субботника только потому, что её папа не разрешает ей носить брюки, а в юбке подметать или мыть окна не удобно.
К тому, что произошло в Узбекистане и с узбеками за последнюю сотню лет, очень подходят слова одной из песен времён революции: «Кто был никем — тот станет всем». Оставив Узбекистану высокоразвитую культуру, науку, промышленность, инфраструктуру, Россия даже освободила его от внешних долгов СССР, приняв всю их тяжесть на плечи своего народа. И всего этого оказалось мало, т. к. русские были и остаются в представлении узбеков «кровавыми оккупантами», которые должны покинуть их территорию.
Убеждение в том, что все русские женщины — проститутки, в узбеках неискоренимо. Ведь судят узбеки по своим невестам и женам. Думают, что и у русских так принято: вслух говорить о целомудрии, а втихаря — пускаться во все тяжкие. Мне не раз приходилось слышать от самих узбеков, что узбечки до свадьбы боятся потерять девственность, а поэтому соглашаются на любой вид секса, кроме вагинального. Анальные же и оральные добрачные игрища у узбечек — невинная шалость. В этом и состоит азиатское лицемерие: делаю, что хочу, но об этом никто не должен знать! Впрочем, богатые узбечки могут позволить себе любой вид добрачного секса, т. к. всегда могут оплатить операцию по восстановлению девственной плевы.
Встречаются среди русских девчонок, правда, и такие, которым машина и умение сорить деньгами застилают глаза. Но живут они в основном в отдаленном ташкентскои спальном районе под названием «Сергели». Более точно этот район можно было бы назвать — рабочая слободка «На дне»: культуры — минимум, пьянства максимум. Отбросы и позор русского народа. В Сергелях также живет много корейцев. Корейцы — гроза города и даже узбеков. Более наглых и беспощадных людей чем ташентские корейцы я не встречал: узбеки «отдыхают». Корейцы держат себя с большим достоинством и высокомерием, молчаливы, а потому частенько сходят за умных или по крайней мере за осведомленных. В трудолюбии им, конечно, не откажешь, все они зашорены стереотипами, вбитыми неизвестно кем, причем произносят любую банальность как истину в последней инстанции. Впрочем, разок мне довелось увидеть корейцев растерянными. Это было, когда они встретились с настоящим южным корейцем. Ко мне тот южнокореец относился как к белому человеку, а своих собратьев как бы и не замечал. У меня было преимущество — я знал английский, который был известен и южнокорейцу. А наши советские корейцы хоть и знали свой родной язык, но он, как оказалось, очень сильно отличался от настоящего корейского. «Они нас и за людей не считают» — сказал мне тогда про южных собратьев один из советских корейцев, с завистью глядя на меня…
Излюбленным вопросом таксистов-узбеков после независимости стал вопрос: «Вы давно приехали в Узбекистан?», как если бы русских до 1991 года там отродясь не было. Первые годы независимости они восхваляли Горбачева — «он дал нам независимость», а теперь ругают свое правительство — «вам, русским, хорошо — вы хотя бы в Россию можете уехать»…Вот ведь что удивительно — узбеки так долго мечтали выгнать русских в Россию, а теперь сами же им завидуют! Надо сказать, что зависть эта, в общем-то, показная, т. к. чем ниже уровень жизни в Узбекистане, тем больше узбеков едет на заработки в Россию. И ведь не брезгуют брать хлеб из рук «русских свиней»!
Смотрел еще как-то по УзТВ документальный украинско-узбекский фильм о Великой отечественной войне. Из него я узнал, что «Гитлер вероломно напал на Украину, но Узбекистан помог преодолеть неравное противостояние, и украинский с узбекским народы отстояли свободу и независимость в борьбе с фашизмом». Что интересно в своей истории Узбекистан всегда обретал (не завоевывал!) независимость, даже когда был, вроде бы, независимым. Вначале, по словам узбекского поэта Хамзы Хаким-заде Ниязи, узбеки стали независимы от своих баев, примкнув к коммунистам в 1918 году. Затем, в 1991 году, узбеки вновь стали независимыми, но уже от коммунистов, став новыми баями. Однако, они до сих пор недовольны и частенько раздаются их голоса, что дескать власть в Узбекистане захватили харыпы (выскочки-провинциалы) и только после их ухода узбекский народ станет действительно независимым.
...С наступлением темноты народ в Ташкенте вообще старается никуда не выходить: опасно. Существует большая вероятность наткнуться на обкуренную компанию молодых узбеков, чувствующих себя в этот момент суперменами. Как-то одна узбечка жаловалась, что Горбачев зря ввел сухой закон. До этого закона узбеки пили много, но зато удалось с помощью водки победить другой многовековой недуг здешних жителей — наркотическую зависимость. С введением горбачевского закона, люди стали снова заменять водку наркотиками.
Кто-то может возразить: но ведь узбеки мусульмане, а Коран запрещает пить! Коран-то запрещает, да только узбеки давно нашли хороший способ «обманывать» Аллаха: они пьют водку из чайников, если это происходит днем, или же ночью — когда Аллах спит. Меня удивляет другое. В Узбекистане выпускают прекрасные вина — «Алеатика», «Гуля-Кандоз» — но узбеки их не пьют: они почему-то предпочитают русскую водку!
Заканчивая цикл своих рассказов, я хочу пожелать удачи всем тем, кто решится приехать в Россию. И большого терпения и надежды тем, кому обстоятельства пока не дают возможности осуществить свою мечту
– Андрей Чиланзарский. Цвети родной Узбекистан, но только – без меня. 2011.
Никогда ни одна Империя на теориях не строилась: они строились на государственном инстинкте народа.
И. Солоневич