1 января 2017 года миллионы жителей Северной Кореи прослушали очередную новогоднюю речь, с которой, как и полагалось, выступал наследственный глава северокорейского государства, или, если пользоваться его официальными титулами, Первый Председатель, Высший Руководитель, Маршал Ким Чен Ын. Надо сказать, что на экранах своих телевизоров они увидели картину, по северокорейским меркам, весьма необычную. Ким Чен Ын вступал не в традиционном полувоенном френче, а в костюме западного образца, и, что самое главное, на лацкане его костюма отсутствовал значок с изображением его деда Генералиссимуса Ким Ир Сена и его отца Генералиссимуса Ким Чен Ира – несмотря на то, что ношение таких значков стало в Корее обязательным для всех граждан с начала 1970-х годов. Правда, в последние годы без значка разрешили ходить беспартийным, но появление самого Высшего Руководителя в таком виде вызвало немалое удивление.
Содержание речи тоже во многих отношениях оказалось необычным – в ней было необычно много разговоров на экономические темы.
Более того, Ким Чен Ын неожиданно выступил с самокритикой, заметив, что у него, дескать, не всё получилось так, как ему хотелось.
Означает ли это, что в Северной Корее начинается перестройка? Отчасти да, но надо помнить, что северокорейские реформы, которые, вообще-то, идут уже пятый год, во многом отличаются даже от китайских реформ времён Дэн Сяопина, не говоря уж о советской перестройке времен Горбачева. По сути, их можно кратко определить формулой, которую в разговоре с автором этих строк как-то предложила успешная северокорейская предпринимательница: «То, что нашей стране действительно необходимо, – это реформы без открытости». Северокорейская бизнесвумен намекала на хорошо известную всем корейцам официальную китайскую формулировку, которая описывала происходящие после смерти Мао Цзядуна перемены, как «политику реформ и открытости».
Под открытостью она здесь имела в виду, конечно же, не столько открытость внешнему миру, сколько внутриполитическую либерализацию. Кажется, что именно эта политическая формула – проведение экономических реформ при сохранении жёсткости во внутренней политике – и является основой нового курса Ким Чен Ына. Надо сказать, что, если относиться к политике здраво и цинично, то именно эта политическая линия наилучшим образом соответствует интересам северокорейской элиты – как старой, так и новой.
Скрытый текст
ВРЕМЕНА ИСПЫТАНИЙ
Для Северной Кореи последние 25 лет были очень непростым временем. Ещё в конце правления Ким Ир Сена, деда нынешнего Великого Руководителя, который руководил страной в 1946-1994 гг., Северная Корея столкнулась с резким замедлением темпов экономического роста. Причиной стагнации стали, скорее всего, крайняя милитаризация экономики, а также использование советской модели в её жесткой, порою чуть ли не карикатурной форме (достаточно вспомнить, например, полный переход на карточную систему и запрет на возделывание приусадебных участков с площадью большей, чем одна сотка). На практике, несмотря на постоянные разговоры о «революционном духе опоры на собственные силы» и частые выпады против Советского Союза и Китая, страна крайне зависела от иностранной, в первую очередь советской, экономической помощи, причём зависимость эта с течением времени возрастала.
Когда в начале 1990-х годов, после падения СССР, эта помощь внезапно прекратилась, северокорейская экономика стала в самом буквальном смысле слова разваливаться.
Объём промышленного производства за 1990-2000 гг. сократился почти в два раза. Значительная часть заводов закрылась – точнее, прекратила производство, так как об их формальном закрытии никто не объявлял, и от рабочих по-прежнему требовалось, чтобы они продолжали ходить на работу. При этом им перестали платить зарплату, и что гораздо хуже, прекратили отоваривать продовольственные карточки. В стране, где ещё с 1960-х годов карточная система стала тотальной и где большинство товаров в принципе не подлежали свободной продаже, паралич карточной системы означал паралич всей системы снабжения населения продовольствием и базовыми потребительскими товарами. В 1996 г. в КНДР начался голод, который продолжался до 1999 г. и унёс более полумиллиона жизней.
Простые северокорейцы стали искать выход из катастрофического положения, вооружившись тем самым «революционным духом опоры на собственные силы». В стране возникло и стало стремительно расти частное мелкотоварное производство, до этого полностью там отсутствовавшее. Крестьяне, спустя рукава отработав несколько часов на полях сельскохозяйственных кооперативов, отправлялись в горы, где они создавали собственные нелегальные или полулегальные поля на крутых горных склонах. Рабочие использовали оборудование остановившихся заводов, чтобы производить ширпотреб для продажи на рынках, а во многих случаях воровали всё, что только можно, дабы сбыть это в качестве металлолома в Китай. Значительная часть населения – в отельные моменты до 200 тысяч человек – находилась в качестве гастарбайтеров в Китае, граница с которым тогда особо не охранялась. Стали стремительно расти рынки, которые вообще-то существовали в Северной Корее и до этого, но играли незначительную роль. К концу 1990-х именно рынки превратились в основные центры экономической жизни.
Как и следовало ожидать, рост товарного производства привёл к тому, что около 2000 года в Северной Корее стали появляться по-настоящему богатые люди, собственность которых исчисляется сотнями тысяч и миллионами долларов США.
Поскольку официальные государственные законы и инструкции не предусматривают самой возможности существования частных структур, в большинстве случаев северокорейские предприниматели стали вступать в соглашения с чиновничеством, договариваясь о том, что им разрешат открывать то или иное предприятие, которое будет формально считаться государственным, а фактически будет управляться ими. Подобное соглашение предусматривает, что какая-то фиксированная сумма будет выплачиваться фактическим владельцем такого предприятия в государственный бюджет, а вот остальными доходами он (или зачастую она – значительная часть предпринимателей являются женщинами) сможет распоряжаться по своему усмотрению.
К началу 2000-х годов практически вся сфера бытового обслуживания, включая подавляющее большинство ресторанов и магазинов, а также значительная часть рыболовной индустрии и, как ни парадоксально, автобусного и грузового междугороднего сообщения была фактически приватизирована.
В последние годы стали появляться частные предприятия и в сфере промышленного производства, в основном, но не исключительно, среди предприятий легкой промышленности.
При этом северокорейское руководство в лице Великого Руководителя Полководца Ким Чен Ира (именно так полагается именовать его в печати) было в целом в курсе происходящего. Однако, в отличие от руководства китайского, оно стало признавать происходившие в стране стихийные перемены. Отношение Ким Чен Ира и его окружения к стихийной приватизации и росту рыночной экономики с течением времени менялось, но в большинстве случаев их подход заключался в том, что государство не мешало росту рынков, но и не способствовало ему. Более того, в течение 2005-2009 годов северокорейское руководство пыталось искоренить рынки и по возможности вернуть экономику страны на старые рельсы (эти попытки, впрочем, окончились полной неудачей).
В политической жизни северокорейская идеология по-прежнему ориентировалась на идеи чучхе, которые представляют собой своеобразный сплав трёх элементов: советской идеологии начала пятидесятых, маоизма и корейского национализма.
Явное нежелание Ким Чен Ира признать происходящие перемены и осуществлять реформы многим казалось иррациональным, причём такое мнение часто высказывали не только западные, но и китайские чиновники. Однако при более внимательном взгляде на то, как устроена КНДР, становится ясно, что политика Ким Чен Ира была вполне разумной и соответствовала как интересам самого Ким Чен Ира, так и тогдашней элиты – к тому времени уже давно ставшей наследственной по своему характеру (большинство ключевых постов в правительстве и ЦК уже полвека занимают выходцы из примерно 100-120 семейств, потомки партизан, которые в свое время воевали под командованием Ким Ир Сена в Маньчжурии).
Главная проблема Северной Кореи – это необходимость сохранять политическую стабильность в очень непростых условиях. Северная Корея соседствует с Кореей Южной, которая на протяжении последнего полувека постоянно била мировые рекорды по темпам экономического роста. Возникла ситуация, при которой уровень жизни и доходов в Южной и Северной Корее стал различаться самым радикальным образом. Оценки этого разрыва существуют самые различные, но даже самые закоренелые оптимисты считают, что уровень душевого дохода в Северной Корее примерно в 14 раз ниже, чем в Корее Южной. Это означает, что разрыв по этому показателю между двумя корейскими государствами больше, чем между другой парой государств, имеющей общую сухопутную границу (напоминаю, что речь идёт о самой оптимистической оценке, ибо разрыв, скорее всего, не 14-кратный, а существенно больший).
Существование такого разрыва создает крайне неприятную ситуацию. В том случае, если контроль за населением – как административно-полицейский, так и идеологический – резко снизится, то возникнет большая вероятность того, что северные корейцы поведут себя так же, как повели себя восточные немцы в конце 1980-х годов.
Движимые надеждами (в целом, надо отметить, завышенными и необоснованными) на то, что объединение с богатым Югом немедленно даст им тот же уровень жизни, какой сейчас имеют южане, они могут выступить против нынешней элиты.
Во многом необходимостью удержать население Северной Кореи в максимальной изоляции от внешнего мира вызваны и те беспрецедентные меры по изоляции страны, которые осуществлялись в КНДР на протяжении десятилетий. С 1960-х годов в КНДР владение радиоприёмником со свободной настройкой является уголовно наказуемым преступлением. Практически вся нетехническая иностранная литература, включая и издания других социалистических стран, с начала 1960-х гг. поступает в спецхран (в 1968-1970 гг. в стране даже проводилась массовая кампания по изъятию и уничтожению «ревизионистских», то есть советских, и «реакционных», то есть западных и японских, изданий из домашних библиотек). Поездки за границу в частном порядке были практически запрещены до начала 2000-х годов, да и сейчас остаются редкостью, а любой продолжительный разговор на улице с иностранцем является поводом для расследования со стороны компетентных органов – хотя, вопреки слухам, такое расследование редко заканчивается арестом.
Постоянная угроза поглощения Севера богатым Югом означает, что для северокорейской элиты невозможной является даже та сделка, на которую пошла советская и восточно-европейская номенклатура в конце 1980-х годов. В СССР и других странах социалистического лагеря (равно как и в Китае – хотя там эта сделка приобрела другие формы) номенклатура фактически отказалась от старой государственно-социалистической системы, сохранив при этом руководящие позиции в новой системе рыночной экономики.
Поскольку перед Северной Кореей неизбежно стоит вопрос объединения с Югом (точнее, поглощения богатым Югом), для северокорейской номенклатуры подобная перспектива не представляется особо вероятной.
Напротив, представители наследственной северокорейской верхушки полагают, что в случае падения нынешней системы и объединения страны на южнокорейских условиях их ждут репрессии и расправы, а в самом лучшем случае – полное отстранение от рычагов политической и экономической власти, которая при таком раскладе будет целиком принадлежать победителям-южанам. Эти страхи, возможно, несколько преувеличены, но в целом, скорее всего, обоснованы, так что северокорейская элита и при Ким Чен Ире, и при Ким Чен Ыне чувствует себя загнанной в угол и ведёт себя соответствующим образом.
НОВЫЙ ЛИДЕР, СТАРЫЙ ЛИДЕР
С приходом к власти Ким Чен Ына стало ясно, однако, что молодой руководитель собирается отказаться от той линии, которую проводил его отец и что он намерен начать реформы. Это решение представляется весьма логичным – точно так же, как было логичным и решение его отца реформ не проводить. Дело в том, что между Ким Чен Ыном и Ким Чен Иром есть одно существенное различие, и различие это заключается в их возрасте.
Ким Чен Ир в 1990-е годы отлично знал, что система, созданная его отцом Ким Ир Сеном, постепенно распадается, но он также понимал, что при соблюдении определённой политической осторожности, запасов прочности, заложенных ещё во времена Ким Ир Сена, должно хватить на пару десятилетий. Для Ким Чен Ира, которому в начале 2000-х было около шестидесяти, пара десятилетий казались вечностью. Он, вероятно, понимал, что в долгосрочной перспективе радикальные перемены неизбежны, однако он также знал, что перемены могут как спасти систему, так и ускорить её разрушение. Поэтому, будучи человеком пожилым, он предпочел ничего не менять и дожить до своей естественной смерти, которая, как известно, благополучно воспоследовала в декабре 2011 года.
Ким Чен Ир унаследовал власть возрасте 52 лет, а вот его сыну Ким Чен Ыну в тот момент, когда он оказался во главе северокорейского государства, было всего 28 лет – то есть почти в два раза меньше. Одно это обстоятельство заставляет его смотреть на вещи по-иному.
Ким Чен Ын, являющийся выпускником элитарной швейцарской школы, понимает, что рост рыночной экономики и распространение информации о внешнем мире (в первую очередь, благодаря распространению в КНДР компьютеров и видеомагнитофонов) постепенно снижает шансы на сохранение стабильности. Нет у него и идеологической преданности социалистической модели, которая (в сочетании с крайним национализмом) была характерна для его деда Ким Ир Сена, и в остаточной форме существовала и у его отца Ким Чен Ира.
При том что запас прочности системы достаточно велик, Ким Чен Ын не может удовлетвориться тем, что этого запаса хватит, скажем, ещё лет на 20-25.
Ким Чен Ыну нужно дожить до глубокой старости и умереть в собственном дворце, окруженным почестями и находясь у власти (или же сдав эту власть в организованном порядке, без неприятных последствий для себя). Это обстоятельство вынуждало Ким Чен Ына всерьёз задумываться о реформах. В то же время было понятно, что проведение реформ по китайскому образцу представляет крайнюю опасность для Северной Кореи. Поэтому нужны были свои варианты, и эти варианты появились.
НОМЕНКЛАТУРА И БУРЖУАЗИЯ: В ОДНОЙ ЛОДКЕ?
Лучше всего, пожалуй, политика Ким Чен Ына может быть описана уже процитированной фразой: «реформы без открытости», и неслучайно, что фразу эту я услышал от северокорейской предпринимательницы. Действительно, новая северокорейская буржуазия парадоксальным образом заинтересована в сохранении существующего строя ничуть не меньше, чем старая номенклатура.
Связано это с тем, что в силу своей политической и экономической слабости, новая буржуазия, сформировавшаяся в последние 20 лет, не имеет шансов на то, чтобы выдержать конкуренцию со своими южнокорейскими братьями по классу в том случае, если дело действительно дойдёт до объединения страны. Понятно, что нынешние северокорейские бизнесмены, в лучшем случае – владельцы десятка старых китайских грузовиков, пары сейнеров или даже нескольких угольных шахт, не имеют никаких шансов выжить и уж тем более преуспеть на едином корейском рынке, в котором будут доминировать гигантские южнокорейские концерны-чэболь. Многие из северокорейских бизнесменов, как мне удалось убедиться в этом при личных контактах с ними в третьих странах, отлично понимают это обстоятельство.
Эти люди часто плохо относятся к номенклатуре, которую они воспринимают как скопище паразитов, вечно требующих взяток и откатов. Однако это не отменяет того, что северокорейская буржуазия всё равно заинтересована в сохранении стабильности и в выживании отдельного северокорейского государства, которое служило бы своего рода теплицей для них и их бизнеса (а также держало рабочих в состоянии покорности – впрочем, необходимость последнего для себя они пока, кажется, не особо понимают).
С другой стороны, северокорейская экономическая реформа не может производиться в условиях сколь-либо заметной политической либерализации.
Сохранение не просто жесткого, а исключительно жестокого режима, является необходимым условием сохранения политической стабильности и, если называть вещи своими именами, условием выживания северокорейского государства как такового. Если северокорейское руководство позволит хотя бы такую степень свобод, которые существовали, скажем, в Советском Союзе 1970-х годов, не говоря уж о тех вольностях, которые допускаются в современном Китае, то результатом, скорее всего, в самое ближайшее время станет политический кризис и падение режима, которого, как уже говорилось, и в старой, номенклатурной, и в новой буржуазной элите не хочет никто.
Именно этими обстоятельствами и определена нынешняя политика Ким Чен Ына – политики «реформ без открытости».
РЕФОРМЫ КИМ ЧЕН ЫНА: ЗЕМЛЯ – КРЕСТЬЯНАМ, ФАБРИКИ – ДИРЕКТОРАМ!
28 июня 2012 года Ким Чен Ын утвердил так называемые «Инструкции от 28 июня», которые предусматривали радикальные перемены в структуре сельского хозяйства КНДР. Инструкции эти не подлежали публикации, но содержание их довели до нескольких миллионов человек, так что секретность в данном случае была чисто символической. Дополнительные изменения в сельскохозяйственную политику были введены в мае 2014 года, когда ЦК ТПК и Кабинет Министров приняли так называемые «Меры от 30 мая».
В соответствии с новой системой, крестьяне работают в составе хозрасчётных звеньев (пунчжо), каждое из которых состоит из 5-7 человек. Подразумевается, что обычно в состав звена входит одно или, реже, два соседних домохозяйства. Каждому звену (то есть фактически крестьянской семье) выделены свои поля, которые, как обещают крестьянам, семейные «звенья» будут обрабатывать на протяжении многих лет – таким образом, создается заинтересованность в надлежащем уходе за почвой.
В соответствии с новой системой, крестьяне больше не получают зерно по фиксированным нормам, которые на протяжении многих десятилетий составляли 650-700 граммов за трудодень. Вместо этого осенью они выплачивают сельхозкооперативу, который сейчас стал, скорее, формальной управленческой единицей, натуральный налог, а остальной урожай оставляют себе. Размер этого налога зависит от качества закрепленного за данным звеном поля и составляет от 35% для самых урожайных полей до 10% для неудобий.
Теоретически предполагается, что кооператив будет бесплатно предоставлять крестьянам удобрения и технику в соответствии с установленными нормами, но на практике эти нормы недостаточны, так что и за удобрения, и за использование тракторов, крестьянским хозяйствам приходится платить в частном порядке, из своего кармана (благо, полулегальный рынок удобрений в Северной Корее существует уже около 20 лет).
Всё это сильно напоминает перемены, начавшиеся в Китае в конце семидесятых, хотя в КНДР стремятся представить переход к семейному мелкотоварному земледелию как некую административную реформу в рамках старой (по сути колхозной) модели. Именно этим, скорее всего, вызвано то обстоятельство, что крестьянские домохозяйства должны зарегистрироваться как хозрасчётные звенья. Тем не менее, новая схема работает и предсказуемо даёт результаты.
Годовой объем производства зерновых, который в 2005-2010 гг. колебался на уровне от 4 до 4,5 миллионов тонн, в годы новой системы приблизился к отметке в 5 миллионов тонн или даже слегка превзошел её. В прошлом, 2016 г., сбор зерновых вырос на 7% по сравнению с 2015 г., а сбор риса – даже на 23%.
Это ещё не прорыв, но тем не менее значительное улучшение, результаты которого хорошо ощущают все жители КНДР.
Как уже упоминалось, в 2014 году ЦК ТПК и Кабинет Министров приняли закрытое постановление, известное как «Меры по 30 мая». Это постановление, которое стало осуществляться с конца 2015 года, предусматривает резкое расширение прав государственных предприятий и в особенности их директоров. Помимо всего прочего, им разрешено закупать сырьё и комплектующие на рынке и платить за них по рыночным ценам, а также продавать на рынке часть произведённой продукции. Директора также получили право устанавливать размер зарплаты персонала – хотя платить дополнительные зарплаты можно только за счёт заработанных на рынке средств (способ не допустить инфляции). Реформы также предусматривают дальнейшую либерализацию внешней торговли, которой сейчас предприятия могут заниматься напрямую.
В результате существенно выросла заработная плата, и на наиболее успешных частных предприятиях рабочие получают зарплаты, эквивалентные 50-70 долларам США в месяц. Для того, чтобы понять масштаб перемен, следует вспомнить, что до введения новой системы среднемесячная зарплата в Северной Корее составляла примерно один доллар США.
Впрочем, в выигрыше в первую очередь оказались директора. Фактически речь идёт о начале номенклатурной приватизации, но не в жёстко-хаотическом варианте бывшего СССР, а в варианте китайском.
Пожалуй, наименее заметным, но, возможно, наиболее важным аспектом «новой экономической политики» Ким Чен Ына являются радикальные изменения в отношении к рыночной экономике. Как уже говорилось, во времена Ким Чен Ира официальная позиция в отношении рынков была крайне непоследовательной: периоды относительной терпимости и «закрывания глаз» чередовались с антирыночными кампаниями. Ким Чен Ын, напротив, однозначно взял курс на поддержку частного капитала и новой буржуазии, которая сейчас в КНДР известна как «тончжу», то есть «хозяева денег».
Последние статистические данные показывают, что после прихода Ким Чен Ына к власти численность рынков в Северной Корее резко выросла. По данным спутниковой съемки, к концу 2015 года в Северной Корее действовало 406 средних и крупных постоянных рынков, в то время как в 2010 году, незадолго до смерти Ким Чен Ира, их было не более 200.
При Ким Чен Ыне стало поощряться сотрудничество между официальными государственными и рыночными структурами: государственные структуры обеспечивают решение формальных вопросов, а частные предоставляют капитал. Характерно, например, что государственные строительные компании активно привлекают капиталы частных инвесторов, а построенные таким образом дома продаются за наличность (цена хорошей квартиры в Пхеньяне составляет 80-100 тысяч долларов).
ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ?
Хотя о КНДР часто думают как о стране, балансирующей на грани голода, такое представление давно уже устарело. При том, что КНДР относится к числу беднейших стран Восточной Азии, с душевым доходом, который, по разным оценкам, составляет от 1000 до 2000 долларов в год, о голоде речи нет. Улучшение ситуации наметилось ещё в последние годы правления Ким Чен Ына, а с началом сельскохозяйственных реформ это улучшение стало набирать темпы.
Сложнее обстоят дела с такими макроэкономическими показателями, как рост ВВП. Точный темп роста экономики Северной Кореи не может быть измерен из-за почти полного отсутствия статистических данных, так как вся экономическая статистика в КНДР засекречена с начала шестидесятых. По оценкам Банка Кореи, то есть центрального банка Южной Кореи, ВВП Северной Кореи в период с 2012 по 2014 год увеличивался на уровне от 1,1-1,3% в год, однако большинство специалистов – как южнокорейских, так и российских, китайских и западных, считает эти оценки заниженными и полагает, что рост, скорее, составляет 3-4%.
В любом случае, улучшение ситуации заметно даже визуально – по облику корейских городов. Города лучше освещены, на улицах появилось немало машин, а по вечерам непросто заказать место в одном из многочисленных ресторанов и кафе. Косвенным показателем перемен является и бум недвижимости – при том, что формально частная собственность на недвижимость в КНДР не признаётся, на практике это правило, как и многие иные времён Ким Ир Сена, давно уже игнорируется. Северокорейцы активно продают и покупают жильё, хотя с формальной точки зрения речь идёт лишь о передаче ордеров на право проживания, а не несуществующих документов на право собственности.
При этом рыночные цены на жильё, несмотря на активное строительство, растут стремительно: в Пхеньяне хорошая квартира стоит 80-100 тыс. долларов, а цена на «эксклюзивное жильё» может доходить и до 200 тыс. долларов.
НИКАКИХ СВОБОД
При этом, однако, экономическая либерализация в КНДР не сопровождается либерализацией политической. Скорее, дело обстоит ровно наоборот: давая послабления в сфере экономики, Высший Руководитель усиливает политический контроль.
В западных СМИ правление Ким Чен Ына часто называют «временем террора». Это, бесспорно, преувеличение – или, скорее, взгляд на ситуацию с определённых классовых позиций. Действительно, после прихода к власти Ким Чен Ына в высшем руководстве КНДР развернулись чистки такого масштаба, которого там не видели со времен ликвидации просоветской и прокитайской фракций в конце 1950-х годов. Фактически за пять лет правления произошла замена большей части высших руководителей в силовых ведомствах (хотя показательно, что репрессии коснулись только силовиков, в то время как руководителей экономики почти не трогали). При этом многие из снятых с постов чиновников исчезли бесследно, а упоминания о них задним число удалили из старой кинохроники и переиздаваемых исторических документов – верный признак того, что исчезнувшие сановники были репрессированы.
Однако надо иметь в виду, что усиление репрессий коснулось лишь верхушки режима. Ким Чен Ын, скорее всего, стремится показать высшему государственному аппарату, что его следует воспринимать всерьёз, несмотря на возраст, и именно поэтому он ликвидировал тех, кого считал потенциальными сторонниками оппозиции. Если же говорить о подавляющем большинстве населения страны, то для них шансы на арест по политическим причинам остались очень высокими, но, в целом, такими же, как и раньше. По сравнению с той ситуацией, что существовала в 2000 или 1990 гг., ни о каком увеличении массовой репрессивности режима речи не идёт – напротив, данные аэрокосмической съемки показывают, что размеры лагерей для политзаключённых сокращаются. Иначе говоря, сейчас в Корее стало много опаснее быть генералом, но не слесарем и, тем более, не владельцем кустарной мастерской или шахты (все предприниматели говорят, что при Ким Чен Ыне гонения на частный бизнес, который формально остаётся незаконным, совершенно прекратились).
Из этого правила, впрочем, есть одно исключение: Ким Чен Ын свирепо борется с теми, кто по тем или иным соображениям своими действиями ставит под угрозу контроль государства над информацией из-за рубежа.
В последние 10-15 лет в связи с распространением видеопроигрывателей едва ли не большинство жителей КНДР стало время от времени смотреть южнокорейские фильмы, которые контрабандно ввозят в страну китайские торговцы. Ким Чен Ын, однако, резко ужесточил наказания за просмотр, копирование и распространение иностранной видеопродукции.
Куда строже стали охранять и границы страны. Времена, когда китайская граница была фактически открыта и не охранялась, закончились в 2011-2012 годах, то есть как раз тогда, когда к власти пришёл Высший Руководитель. В последние годы резко усилена пограничная охрана, оборудованы многочисленные посты вдоль пограничных рек, активно идёт работа с населением. Именно при Ким Чен Ыне удалось дипломатическими методами добиться того, что границу оборудовали и с китайской стороны, устроив вдоль китайского берега пограничных рек на всём их протяжении проволочную ограду.
Причины подобных мер понятны – для сохранения стабильности крайне важно не допускать распространения в стране не одобренной официально информации о внешнем мире. Поскольку в Корее главными источниками такой информации являются видеофильмы и рассказы гастрабайтеров-нелегалов, то с этими явлениями в первую очередь и ведётся борьба.
ПЕРСПЕКТИВЫ
Итак, Ким Чен Ын решился на то, на что так и не решился его престарелый отец – он начал в КНДР рыночные реформы, нацеленные на то, чтобы превратить страну в очередной вариант «диктатуры развития». Иначе говоря, их цель – повторение китайского пути: построение рыночной, но регулируемой государством, экономики в условиях авторитарного политического режима. Понятно, что в условиях КНДР во главе такого режима останутся те же семейства, которые правят страной уже более полувека.
Конечно, перед ним стоят непростые задачи. Страну надо развивать в условиях крайне сложной международной обстановки, сохраняя внутриполитическую стабильность, несмотря на существование по соседству другого, куда более богатого, но говорящего на том же языке государства. Политические сложности означают невозможность резких идеологических поворотов: дабы не вводить народ в смущение, Ким Чен Ын и его окружение, даже осуществляя реформы на практике, пока опасаются говорить о реформах открыто и уж тем более как-то оформлять эту новую экономическую политику на законодательном уровне.
Тем не менее, учитывая единство северокорейского правящего класса (как старого, так и нового), высокую степень административно-полицейского контроля над населением и заинтересованность основных геополитических игроков (в особенности Китая) в сохранении статус-кво, можно считать, что у Ким Чен Ына есть шансы на успех. Остаётся только пожелать ему удачи: старается Высший Руководитель, третий из рода Кимов, конечно, в основном для себя и своих братьев по классу, но в конечном итоге от его усилий выиграет, пусть и в разной степени, и подавляющее большинство населения Северной Кореи.