Напряженность на Корейском полуострове

— В том, что касается упомянутого вами сотрудничества в электоэнергетической сфере, уже есть какие-то конкретные договоренности и решения?
— Мы пока обсудили канву вопроса. Особое внимание в беседах с господином Сон Ён Гилем и министром промышленности, торговли и ресурсов было обращено на то, что все стороны хотели бы это направление развивать.
У компании KEPCO есть желание реализовать модельные проекты на Дальнем Востоке, имея в виду инвестиции в энергетические мощности и в модернизацию существующих энергетических мощностей. По их заверению, до 30% увеличивается эффективность действующих энергетических мощностей на основе такого апгрейда, который KEPCO умеет делать.
KEPCO проявила интерес и к теме энергетического моста из России через территорию КНДР в Южную Корею. С нашей стороны, естественно, никаких противопоказаний нет, надо все это профессионально и детально отработать, оформить в виде согласованного плана мероприятий. Мы хотим сделать это до конца года. 
— Насколько реален проект энергомоста в нынешних условиях напряженности и противостояния на Корейском полуострове, связанного с ракетно-ядерными экспериментами Пхеньяна?
— Общаясь с нашими южнокорейскими коллегами, я последовательно подчеркивал, что, если мы реально хотим этим заниматься, надо переходить к нормальному трехстороннему формату обсуждения этих проектов. Сейчас этому мешает тот факт, что российская сторона вынуждена выполнять роль челнока, общаясь с южанами, потом по итогам общения с ними — с северянами, потом по итогам общения с северянами — с южанами и так далее. Надо садиться за стол переговоров втроем, втроем обсуждать и втроем реализовывать трехсторонние проекты.
Для меня было очень отрадно, что господин Сон Ён Гиль изъявил готовность именно к такому формату совместной работы, к такому формату обсуждения. Это, несомненно, шаг вперед по сравнению с тем, что было до этого.
Со своей стороны будем призывать наших северокорейских партнеров к тому, чтобы переходить к такому формату.
— А как обстоят сейчас дела с проектом "Хасан-Раджин"?
— Проект "Хасан-Раджин" выведен из-под санкций Совета Безопасности ООН. Напомню, что российская компания РЖД инвестировала в модернизацию железных дорог и порта около 10 млрд рублей, а северокорейская сторона создала необходимые условия для того, чтобы этот проект был реализован.
Мы услышали от южнокорейской стороны заинтересованность в этих проектах. В ходе переговоров звучало, что они хотели бы к этим проектам вернуться. У нас никаких противопоказаний нет, будем сейчас работать над формулой плотного подключения южнокорейских партнеров.
— Последние ракетно-ядерные эксперименты КНДР оказывают влияние на трехсторонние проекты?
— Конечно, любые такие акции, связанные с военным обострением на Корейском полуострове, не способствуют развитию торгово-экономического сотрудничества, а также не способствуют снятию напряженности.
— Как вы оцениваете на сегодняшний день перспективы таких проектов трехстороннего экономического сотрудничества с Южной Кореей и КНДР, как экспорт российского газа через территорию КНДР в Республику Корея, а также строительство транскорейской железной дороги и ее соединение с Транссибом? Последний проект обсуждается уже больше десяти лет, а особых подвижек по нему все нет.
— Те инициативы, тот вектор, который был заявлен новым руководителем Республики Корея во Владивостоке, могут придать новый импульс этим проектам. Я считаю, что ответственный подход состоит в том, что мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы реализовать на практике эти предложения.
И действительно, в ходе переговоров эта тема звучала очень акцентированно — заинтересованность корейской стороны в поставках российского газа. Для России это выгодно, мы заинтересованы получить участие в южнокорейском рынке газа. Обсуждались варианты на основе поставок СПГ, и корейская сторона также говорила о том, что готова вернуться к идее трехстороннего проекта строительства газопровода из России в Республику Корея через территорию КНДР. Напомню, что в 2011 году мы уже практически об этом договорились и была высокая степень готовности реализации этого проекта, высокая степень проработанности.
Это трехсторонний проект. Подразумевается, что для его реализации должны совпасть желания трех сторон. Для России это выгодно, южнокорейские партнеры заинтересованы — значит, надо к этому возвращаться.
— В ходе Восточного экономического форума президент Республики Корея Мун Чжэ Ин озвучил концепцию российско-корейского экономического сотрудничества на базе "девяти мостов". Какие из этих направлений вы считаете наиболее перспективными и в чем российский Дальний Восток заинтересован в первую очередь?
— Провозглашая эти "девять мостов", лидер Южной Кореи говорил о Дальнем Востоке как об особом регионе наиболее приоритетного сотрудничества между Россией и Кореей. Нам такая позиция близка, мы бы хотели, чтобы корейский бизнес пришел на Дальний Восток со своими инвестициями и успешно работал, открывая новые предприятия, создавая новые заводы и рабочие места. Все условия для этого есть. Если чего-то не хватает, мы готовы работать над тем, чтобы удовлетворить инвестиционные потребности.
Мы так работаем со всеми: с российским бизнесом, японским, китайским, сингапурским, индийским. И видим, как новые предприятия стали запускаться на Дальнем Востоке благодаря этому. Так же и с корейцами готовы работать. И особое значение для нас имеют прямые корейские инвестиции на Дальнем Востоке, конечно же в первую очередь в высокотехнологичные сектора с высокой добавленной стоимостью, в те виды деятельности, где создаются наиболее высокопроизводительные рабочие места.
— Как обстоят дела с южнокорейскими инвестициями в российские ТОРы и свободный порт Владивосток?
— До определенного момента их вообще не было, первые появились не так давно — первые девять проектов с объемом инвестиций более $400 млн. Впервые в Хабаровске мы провели День корейского инвестора, это добавило нам еще перспективные проекты на $250 млн.
В ходе текущего визита те суммы потенциальных инвестиций, что мы обсуждали с корейскими официальными лицами, с корейскими инвесторами, уже превышают имеющиеся объемы, о которых говорилось выше. Это гораздо более весомые объемы, и теперь будем работать, чтобы это перешло в практическое русло.
Подчеркну, что декларативные заявления были и раньше, а сейчас идет деловой конкретный разговор, причем заканчивающийся либо решением вопросов, либо конкретными планами бизнес-миссий до конца этого года, когда инвесторы поедут смотреть площадки, где они смогут разместить свои производства. Мы все это будем сопровождать.
Хочу также сообщить, что у нас уже заработала электронная система подачи заявок на резидентство в ТОРы и свободный порт Владивосток, все делается в режиме онлайн, без бумаги, очень быстро и удобно.
— Есть ли подвижки в реализации совместного с Южной Кореей проекта по строительству гостиничной инфраструктуры в игорной зоне Приморья?
— Рассчитываю, что эти подвижки произойдут. Я встречался с президентом компании "Канвонленд", их оценка — что проект привлекательный, они хотели бы его реализовать. Компания государственная, министр промышленности, торговли и ресурсов, которому она подчиняется, выразил готовность самым внимательным образом рассмотреть этот проект и поддержать его. Таков итог обсуждения этого проекта в Сеуле.
Также мы провели очень обстоятельные переговоры с компанией "Лотте" относительно ее участия в развитии туристического направления на Дальнем Востоке, с инвестициями в туристическую инфраструктуру. Я думаю, что мы тут тоже можем обоснованно рассчитывать на хорошие результаты.
— Проявляет ли интерес южнокорейская сторона к освоению Северного морского пути (СМП)?
— Не скрою, южнокорейская сторона этот вопрос ставит, и ставит обстоятельно и последовательно. Раньше такого рода инициатив не было. В первый раз это произошло, когда господин Сон Ён Гиль в качестве спецпосланника президента Мун Чжэ Ина приехал в Москву. Мы с ним встречались, и он проявил к СМП большой интерес.
И вот на нынешних переговорах с корейским бизнесом мы договорились, что создаем совместную рабочую группу, будем делать тестовую проводку и вместе будем вырабатывать оптимальную экономическую организационную модель этого пути. Это позволит выполнить то поручение, которое дал президент России Минвостокразвития: мы должны подготовить модель развития Северного морского пути в качестве глобального транзитного коридора между Европой и Азией, в том числе для контейнерных перевозок.
Транзит — это важная часть развития СМП, другая же часть связана с освоением шельфа, и в связи с шельфовыми проектами он, естественно, также будет развиваться.
Интересно, что наши корейские партнеры пришли не со словами, а с расчетами. У них уже есть первые прикидки, они хотят делать тестовую проводку. А министр водных ресурсов сказал в ходе переговоров, что они принципиально готовы строить ледоколы для СМП. Раньше мы таких вещей не слышали от южнокорейских партнеров.
— С чем вы связываете внезапный рост интереса южнокорейского бизнеса к российскому Дальнему Востоку? Сыграл ли в этом роль визит Мун Чжэ Ина на ВЭФ или это естественный процесс?
— Думаю, что это совпадение. С одной стороны, здесь желание политического руководства РК развивать сотрудничество с Россией, а с другой стороны, после третьего ВЭФ естественным образом южнокорейский бизнес увидел истории успеха, новые ниши и возможности. Думаю, одно с другим совпало и одно другое дополнило.