Украина и украинско-российские отношения
206,767,291
349,253
|
Боярин ( Профессионал ) |
| 10 янв 2016 04:05:22 |
Тред №1043716
новая дискуссия Дискуссия 145
Рыжая Лиса – защитница Донбасса
Кате Панфиловой 24 года. Еще недавно о таких принято было говорить: потерянное поколение. Потому что на них, рожденных в осколке великой державы под названием Украина, была обращена вся мощь государственного идеологического прессинга по выращиванию «свидомого» украинца, свободного от «химер» родовой и исторической памяти, предавшего родной язык и поклоняющегося извлеченным из бандеровских схронов «хероям» – пособникам фашистов и палачам мирного населения. Но война украинской хунты против Донбасса, не признавшего совершенный в Киеве государственный переворот, стала для многих моментом истины. И, как лакмусовая бумажка, выявила, кто есть кто в этой жизни.
Катя – единственная женщина из города Енакиево, которая воюет в ополчении с первого дня войны. Из города шахтеров и металлургов, давшего миру космонавта Георгия Берегового, 39 героев Советского Союза, получивших это звание в годы Великой Отечественной войны, и… трусливого президента, бросившего Украину на произвол судьбы в самый тяжелый момент. В небе Донбасса «становилась на крыло», а потом и защищала его от фашистов легендарная летчица – «ночная ведьма» Надежда Попова. Теперь, через много десятилетий, донецкую землю, свой дом, своего ребенка от нацистов выпало защищать Кате Панфиловой.
Весной 2014 года Катя оказалась в Киеве. А в Донбассе в это время стремительно разворачивались события: народ бурлил, повсюду шли митинги, захваты административных зданий, стреляли.
– Зато в Киеве, – вспоминает она, – я каждый день слышала о том, что Путин нас зазомбировал, а вот они – наши освободители, что у нас, оказывается, воюет российская армия. Но я ведь всех этих ребят знаю, я с ними выросла – пыталась я возражать. Аргументы не действовали, приглашение приехать в Донбасс и посмотреть все собственными глазами – тоже. Вернувшись домой, я увидела, что все мои соседи, те, с кем я училась, работала, дружила, все ребята ушли воевать. Одного встретила в больнице с простреленной рукой, второй потерял ногу. И я не смогла остаться в стороне. Так я попала в ополчение…. и стала Лисой, – улыбается рыжая Катя.
На войне одного порыва мало, потому что война – это большая тяжелая и грязная работа. В спешном порядке девушке пришлось проходить курс молодого бойца. Довольно скоро Лиса научилась ловко стрелять из автомата, как, впрочем, и из других видов оружия. Но убивать не могла. Даже врагов.
– Я хочу помогать людям, а не убивать, – сказала мне Катя. Позже эта установка сыграла с ней злую шутку, когда ей пришлось оказывать помощь раненым «укропам». Но об этом позже.
В тот момент у енакиевских ополченцев не было ни медикаментов, ни врачей, аптеки были закрыты. Самым естественным в этой ситуации, казалось, был силовой способ добычи необходимого. Но это был «не наш метод». Домашняя аптечка Катиной семьи опустела в первый же день. А потом она стала выходить на собственников аптек. Кто-то давал лекарства, кто-то – перевязочные материалы.
Откликались и в больницах. Но там дело обстояло не намного лучше – дефицит медпрепаратов стал ощущаться с первых же дней войны. Из персонала остались главврачи и те, кому уезжать было некуда. Во время обстрелов вместе с ранеными и больными они спускались в больничные подвалы. Там и роды принимали. Надо сказать, что разницы между ранеными бойцами и мирным населением ополченцы не видели – все были свои.
Было и так, что из окружения, куда попали ополченцы, через «укропские» блокпосты Кате приходилось выезжать в соседнюю Макеевку и за свои деньги покупать лекарства для детей. Этот ресурс был невелик и скоро иссяк. Зато находились другие источники, в основном гуманитарная помощь, которые позволили обеспечить все больницы города инсулином, шовными, хирургическими материалами. А в сентябре 2014 года удалось открыть социальную аптеку, где в самые напряженные месяцы горожанам бесплатно отпускали необходимые лекарства.
–Так, не имея никакого отношения к медицине в мирной жизни, эта «девочка с улицы», – говорит Катин командир Аскольд, – смогла организовать в городе медицинскую службу. Сколько жизней спасли доставленные ею и ее помощниками лекарства – об этом только можно догадываться.
Она встречалась с министром здравоохранения ДНР. Ее хорошо знали в подвалах и бомбоубежищах, где пряталось от обстрелов мирное население, где стараниями «президента мира» Порошенко, цинично заявившего: «Наши дети первого сентября пойдут в школы, а их будут сидеть в подвалах», в сырых неприспособленных помещениях жили дети. Эти дети не видели солнца, их надо было чем-то кормить, как-то обустраивать и лечить заработанные в подземельях бронхиты и астмы.
Подспорьем стало стадо коров, которое бойцы пригнали из Углегорска – и дети стали получать молоко. А Катя, кроме лекарств, везла теперь памперсы, концентраты и многие другие необходимые вещи из российской гуманитарной помощи. Вместе с другими занималась санобработкой подвалов, чтоб хоть как-то приблизить условия жизни к человеческим. Для детей устраивали праздники, куда она приезжала с собственным сыном.
А еще опекали лежачих больных, одиноких престарелых людей и выполняли много другой жизненно необходимой работы по спасению терпящих бедствие людей.
– Катя, как ты попала на передовую?
– Для меня передовая началась с боев в Углегорске, Енакиево, Дебальцево. Мы вывозили людей из Шахтерска, где я получила боевое крещение.
– Вырвавшиеся жители называли эти места адом, мертвыми городами. Тебе не было страшно?
– Я больше боялась за людей, в первую очередь, за детей. От обстрелов люди прятались в подвалах домов, магазинов, звонили нам, просили помочь вырваться. Мы грузили их в автобусы и вывозили в безопасное место. Было страшно, когда по полю на нас двигалась укроповская техника, а мы пытались выскользнуть из-под их прицелов. Тем более что против них у нас были только автомат и пулемет.
– Ты помнишь своего первого раненого?
– В Углегорске их было очень много, поэтому какой из них был первый, уже сказать сложно. Ребята меня берегли как единственную женщину, не давали соваться в гущу боя, а раненых с передовой привозили сами.
– После Углегорска, – продолжает Катя, – когда еще полностью в окружение не вошли, я всех тяжелораненых, без ног, без рук перевезла в больницы Донецка. Потом кого-то из них удалось вывезти на лечение в Россию. Мы также привозили гуманитарную помощь, которую выдавали детям Углегорска, Дебальцево.
– А кроме организационных вопросов, что ты научилась делать как медик?
– Я умею шить раны, делать инъекции, в т.ч. и внутривенные, ставить капельницы…
Бойцы мотострелкового батальона спецбригады «Восток», куда недавно перешла Катя, рассказали мне, как она спасла их товарища, получившего серьезное ранение в шею. Не сумей она остановить кровотечение – исход был бы печальным. И это сразу подняло ее авторитет до небес.
По словам комбата Аскольда, командование многократно предлагало ее повысить, но она отказывается, считая, что на своем месте она нужнее.
– Мне не нужны ни должности, ни награды, – говорит Катя, – пусть только ребята живут. А я буду делать все от меня зависящее. Есть более достойные, чем я, – они стоят на передовой, отдают свои жизни в т. ч. и за мой город, мой дом, за моего ребенка и родителей.
Я никогда не предполагал, что идиотизм может принимать массовый характер. Когда Енакиево было под «укропами», один из них признался мирным жителям, что, несмотря на ротации, не уезжает, потому что ждет здесь шахту-копанку и 10 рабов, которых ему обещали во время призыва.
Взятые в плен и раненые «укропы», ставшие вдруг ягнятами, откровенничали: мне 10 тысяч пообещали, мне – участок и работников. Наших пленных мучают, пытают, издеваются над ними. А ополченцы вытаскивают раненых «укропов» с поля боя, лечат дорогими лекарствами, которые должны быть предназначены защитникам Донбасса, кормят. А ведь это убийцы, от рук которых погибли сотни детей. Одному такому «освободителю» Углегорска, обрабатывая рану и обливаясь слезами, Катя сказала: «За тех мертвых детей, которых я выносила из Углегорска, я готова расчленить тебя от пят до головы».
Потом, вспоминает Катя, подлеченных пленных меняли на наших и ужасались, в каком состоянии они приходили. Некоторых приносили на носилках. Они не могли не только ходить, но и стоять. Множественные переломы, травмы головы, резаные, колотые раны, ожоги, отрезанные пальцы. Это просто нечеловеческая жестокость. Потом они по полгода лежали в больнице.
В Ждановке, вспоминает девушка, нашли тело ополченца. Его убили на глазах жены, а потом ее и ребенка расчленили. Убийц – этих нелюдей надо просто уничтожать, потому что их не вылечишь.
– Что больше всего тебя поразило на этой войне?
– Я испытала шок не от смерти и не от крови. Настоящим шоком для меня стало поведение т.н. мужчины, бежавшего мимо девушки-ополченки, взявшей оружие для защиты города. Он бежал с такой скоростью, что обогнал женщин и детей и запрыгнул в машину, вывозившую беженцев. Это было в Шахтерске, когда мы под обстрелом эвакуировали мирное население. Не меньше меня шокирует поведение тех мужчин, которые в трудную минуту бросают свои семьи, свой дом. Ведь наши бойцы, не жалея жизни, пошли защищать свою землю. И многие женщины, как и я, не остались в стороне. А вот они…
– А что восхитило?
– Поступок Юли – бойца с позывным Стрелка. В ожесточенном бою за Углегорск (предвестник дебальцевского котла. – Г.С.) она, вооруженная одним автоматом, вышла против танка, чтобы прикрыть отход ополченцев. И погибла.
– Война рано или поздно закончится. А как ты себе представляешь послевоенную жизнь? Кем себя видишь?
– Жизнь покажет. На войне все понятно, все обнажено до предела: это – друг, это – враг. В мирной жизни все сложнее. Я это чувствую уже сейчас, когда приезжаю домой в отпуск. Здесь ребята терпят лишения, мерзнут в окопах, рискуют своей жизнью. А в городе ходят здоровые сытые мужики, некоторые из них вернулись, когда Енакиево было отбито у «укропов». И нет у них ни чувства благодарности, ни желания помочь. Вот что меня угнетает.
Самая большая любовь Кати – это ее сын. Они видятся редко, чаще говорят по телефону. Но для пятилетнего мальчишки его мама – это главная гордость и пример для подражания. Он уже сейчас готов помогать людям, потому что видел, как домой к ним мама привезла семью беженцев из Углегорска, вызволенных из-под обстрела. С такими же, как он, детьми, которые тащили с собой собак и кошек. Несчастные люди провели много дней в подвалах под шквальным огнем «доблестной» украинской армии, которая отказалась дать коридор для мирных жителей. Он и сам прошел боевое крещение, когда вместе с Катей ездил за медикаментами через зону боевых действий. Многие знакомые ему дети остались сиротами.
– Чика в Углегорске погиб, у него осталось пятеро детей, – перечисляет Катя, – у Олега Агибалова осталось двое деток (дочка – инвалид). У Стрелки осталась 9-летняя дочь. У Лысого осталось трое детей. Остались дети у Головы, Колдуна. Многих по фамилии не вспомню, больше по позывным. Те, кто их знал, по мере сил помогает детям. Но для ребенка, потерявшего мать или отца, их никто не заменит. Я сама мать, и мне очень жаль этих детей, которых осиротила война. Они так рано повзрослели, даже не плачут при посторонних. И еще они гордятся своими родителями.
Пусть учтут это те, кто говорит о «потерянном поколении». У защитников Донбасса растут нормальные дети. Они не играют в вампиров и не празднуют Хэллоуин. Они получили прививку. Жестокую. Но жизнеутверждающую.
Сын, по словам Кати, уже знает много военных песен и стихов и учит их по собственной инициативе.
– А как он относится к украинскому языку?
– Никак. Его родной язык – русский. Я сама до 5 класса вынужденно училась в украинской школе – другой не было. Не сомневаюсь, что вопросы языка специально раскручиваются политиками. А ведь главное не в том, на каком языке разговаривают люди, а насколько они понимают друг друга. Мы разные. Мы не навязываем никому свой образ жизни, свои понятия. Но и не позволим, что это делали в отношении нас, да еще с помощью оружия.
Сегодня в Донбассе затишье. Правда, это затишье – больше в минских протоколах. В день объявления об очередной договоренности о «режиме тишины в период новогодних и рождественских праздников» якобы отведенная с позиций «укропская» тяжелая артиллерия 12 часов подряд обстреливала Пески – район, где стоит Катин батальон.
– Я желаю воюющим против нас украинцам, – сказала она мне на прощание, – чтобы они наконец-таки «взяли свои головы в руки» и осознали, что воюют не с теми, и развернули свои орудия против истинных врагов Украины. А мы? Мы связаны с этой землей. Поэтому отсюда не уйдем!
Ссылка
Кате Панфиловой 24 года. Еще недавно о таких принято было говорить: потерянное поколение. Потому что на них, рожденных в осколке великой державы под названием Украина, была обращена вся мощь государственного идеологического прессинга по выращиванию «свидомого» украинца, свободного от «химер» родовой и исторической памяти, предавшего родной язык и поклоняющегося извлеченным из бандеровских схронов «хероям» – пособникам фашистов и палачам мирного населения. Но война украинской хунты против Донбасса, не признавшего совершенный в Киеве государственный переворот, стала для многих моментом истины. И, как лакмусовая бумажка, выявила, кто есть кто в этой жизни.
Катя – единственная женщина из города Енакиево, которая воюет в ополчении с первого дня войны. Из города шахтеров и металлургов, давшего миру космонавта Георгия Берегового, 39 героев Советского Союза, получивших это звание в годы Великой Отечественной войны, и… трусливого президента, бросившего Украину на произвол судьбы в самый тяжелый момент. В небе Донбасса «становилась на крыло», а потом и защищала его от фашистов легендарная летчица – «ночная ведьма» Надежда Попова. Теперь, через много десятилетий, донецкую землю, свой дом, своего ребенка от нацистов выпало защищать Кате Панфиловой.
Выбор
Весной 2014 года Катя оказалась в Киеве. А в Донбассе в это время стремительно разворачивались события: народ бурлил, повсюду шли митинги, захваты административных зданий, стреляли.
– Зато в Киеве, – вспоминает она, – я каждый день слышала о том, что Путин нас зазомбировал, а вот они – наши освободители, что у нас, оказывается, воюет российская армия. Но я ведь всех этих ребят знаю, я с ними выросла – пыталась я возражать. Аргументы не действовали, приглашение приехать в Донбасс и посмотреть все собственными глазами – тоже. Вернувшись домой, я увидела, что все мои соседи, те, с кем я училась, работала, дружила, все ребята ушли воевать. Одного встретила в больнице с простреленной рукой, второй потерял ногу. И я не смогла остаться в стороне. Так я попала в ополчение…. и стала Лисой, – улыбается рыжая Катя.
Полевая хирургия
На войне одного порыва мало, потому что война – это большая тяжелая и грязная работа. В спешном порядке девушке пришлось проходить курс молодого бойца. Довольно скоро Лиса научилась ловко стрелять из автомата, как, впрочем, и из других видов оружия. Но убивать не могла. Даже врагов.
– Я хочу помогать людям, а не убивать, – сказала мне Катя. Позже эта установка сыграла с ней злую шутку, когда ей пришлось оказывать помощь раненым «укропам». Но об этом позже.
В тот момент у енакиевских ополченцев не было ни медикаментов, ни врачей, аптеки были закрыты. Самым естественным в этой ситуации, казалось, был силовой способ добычи необходимого. Но это был «не наш метод». Домашняя аптечка Катиной семьи опустела в первый же день. А потом она стала выходить на собственников аптек. Кто-то давал лекарства, кто-то – перевязочные материалы.
Откликались и в больницах. Но там дело обстояло не намного лучше – дефицит медпрепаратов стал ощущаться с первых же дней войны. Из персонала остались главврачи и те, кому уезжать было некуда. Во время обстрелов вместе с ранеными и больными они спускались в больничные подвалы. Там и роды принимали. Надо сказать, что разницы между ранеными бойцами и мирным населением ополченцы не видели – все были свои.
Было и так, что из окружения, куда попали ополченцы, через «укропские» блокпосты Кате приходилось выезжать в соседнюю Макеевку и за свои деньги покупать лекарства для детей. Этот ресурс был невелик и скоро иссяк. Зато находились другие источники, в основном гуманитарная помощь, которые позволили обеспечить все больницы города инсулином, шовными, хирургическими материалами. А в сентябре 2014 года удалось открыть социальную аптеку, где в самые напряженные месяцы горожанам бесплатно отпускали необходимые лекарства.
–Так, не имея никакого отношения к медицине в мирной жизни, эта «девочка с улицы», – говорит Катин командир Аскольд, – смогла организовать в городе медицинскую службу. Сколько жизней спасли доставленные ею и ее помощниками лекарства – об этом только можно догадываться.
Она встречалась с министром здравоохранения ДНР. Ее хорошо знали в подвалах и бомбоубежищах, где пряталось от обстрелов мирное население, где стараниями «президента мира» Порошенко, цинично заявившего: «Наши дети первого сентября пойдут в школы, а их будут сидеть в подвалах», в сырых неприспособленных помещениях жили дети. Эти дети не видели солнца, их надо было чем-то кормить, как-то обустраивать и лечить заработанные в подземельях бронхиты и астмы.
Подспорьем стало стадо коров, которое бойцы пригнали из Углегорска – и дети стали получать молоко. А Катя, кроме лекарств, везла теперь памперсы, концентраты и многие другие необходимые вещи из российской гуманитарной помощи. Вместе с другими занималась санобработкой подвалов, чтоб хоть как-то приблизить условия жизни к человеческим. Для детей устраивали праздники, куда она приезжала с собственным сыном.
А еще опекали лежачих больных, одиноких престарелых людей и выполняли много другой жизненно необходимой работы по спасению терпящих бедствие людей.
Передовая
– Катя, как ты попала на передовую?
– Для меня передовая началась с боев в Углегорске, Енакиево, Дебальцево. Мы вывозили людей из Шахтерска, где я получила боевое крещение.
– Вырвавшиеся жители называли эти места адом, мертвыми городами. Тебе не было страшно?
– Я больше боялась за людей, в первую очередь, за детей. От обстрелов люди прятались в подвалах домов, магазинов, звонили нам, просили помочь вырваться. Мы грузили их в автобусы и вывозили в безопасное место. Было страшно, когда по полю на нас двигалась укроповская техника, а мы пытались выскользнуть из-под их прицелов. Тем более что против них у нас были только автомат и пулемет.
– Ты помнишь своего первого раненого?
– В Углегорске их было очень много, поэтому какой из них был первый, уже сказать сложно. Ребята меня берегли как единственную женщину, не давали соваться в гущу боя, а раненых с передовой привозили сами.
Эвакуация мирного населения из Углегорска
Раненые бойцы
– После Углегорска, – продолжает Катя, – когда еще полностью в окружение не вошли, я всех тяжелораненых, без ног, без рук перевезла в больницы Донецка. Потом кого-то из них удалось вывезти на лечение в Россию. Мы также привозили гуманитарную помощь, которую выдавали детям Углегорска, Дебальцево.
– А кроме организационных вопросов, что ты научилась делать как медик?
– Я умею шить раны, делать инъекции, в т.ч. и внутривенные, ставить капельницы…
Бойцы мотострелкового батальона спецбригады «Восток», куда недавно перешла Катя, рассказали мне, как она спасла их товарища, получившего серьезное ранение в шею. Не сумей она остановить кровотечение – исход был бы печальным. И это сразу подняло ее авторитет до небес.
По словам комбата Аскольда, командование многократно предлагало ее повысить, но она отказывается, считая, что на своем месте она нужнее.
– Мне не нужны ни должности, ни награды, – говорит Катя, – пусть только ребята живут. А я буду делать все от меня зависящее. Есть более достойные, чем я, – они стоят на передовой, отдают свои жизни в т. ч. и за мой город, мой дом, за моего ребенка и родителей.
На позиции мотострелкового батальона, в котором воюет Катя
Диагноз: «укроп»
Я никогда не предполагал, что идиотизм может принимать массовый характер. Когда Енакиево было под «укропами», один из них признался мирным жителям, что, несмотря на ротации, не уезжает, потому что ждет здесь шахту-копанку и 10 рабов, которых ему обещали во время призыва.
Взятые в плен и раненые «укропы», ставшие вдруг ягнятами, откровенничали: мне 10 тысяч пообещали, мне – участок и работников. Наших пленных мучают, пытают, издеваются над ними. А ополченцы вытаскивают раненых «укропов» с поля боя, лечат дорогими лекарствами, которые должны быть предназначены защитникам Донбасса, кормят. А ведь это убийцы, от рук которых погибли сотни детей. Одному такому «освободителю» Углегорска, обрабатывая рану и обливаясь слезами, Катя сказала: «За тех мертвых детей, которых я выносила из Углегорска, я готова расчленить тебя от пят до головы».
Потом, вспоминает Катя, подлеченных пленных меняли на наших и ужасались, в каком состоянии они приходили. Некоторых приносили на носилках. Они не могли не только ходить, но и стоять. Множественные переломы, травмы головы, резаные, колотые раны, ожоги, отрезанные пальцы. Это просто нечеловеческая жестокость. Потом они по полгода лежали в больнице.
В Ждановке, вспоминает девушка, нашли тело ополченца. Его убили на глазах жены, а потом ее и ребенка расчленили. Убийц – этих нелюдей надо просто уничтожать, потому что их не вылечишь.
Негодование и восторг
– Что больше всего тебя поразило на этой войне?
– Я испытала шок не от смерти и не от крови. Настоящим шоком для меня стало поведение т.н. мужчины, бежавшего мимо девушки-ополченки, взявшей оружие для защиты города. Он бежал с такой скоростью, что обогнал женщин и детей и запрыгнул в машину, вывозившую беженцев. Это было в Шахтерске, когда мы под обстрелом эвакуировали мирное население. Не меньше меня шокирует поведение тех мужчин, которые в трудную минуту бросают свои семьи, свой дом. Ведь наши бойцы, не жалея жизни, пошли защищать свою землю. И многие женщины, как и я, не остались в стороне. А вот они…
– А что восхитило?
– Поступок Юли – бойца с позывным Стрелка. В ожесточенном бою за Углегорск (предвестник дебальцевского котла. – Г.С.) она, вооруженная одним автоматом, вышла против танка, чтобы прикрыть отход ополченцев. И погибла.
– Война рано или поздно закончится. А как ты себе представляешь послевоенную жизнь? Кем себя видишь?
– Жизнь покажет. На войне все понятно, все обнажено до предела: это – друг, это – враг. В мирной жизни все сложнее. Я это чувствую уже сейчас, когда приезжаю домой в отпуск. Здесь ребята терпят лишения, мерзнут в окопах, рискуют своей жизнью. А в городе ходят здоровые сытые мужики, некоторые из них вернулись, когда Енакиево было отбито у «укропов». И нет у них ни чувства благодарности, ни желания помочь. Вот что меня угнетает.
Дети
Самая большая любовь Кати – это ее сын. Они видятся редко, чаще говорят по телефону. Но для пятилетнего мальчишки его мама – это главная гордость и пример для подражания. Он уже сейчас готов помогать людям, потому что видел, как домой к ним мама привезла семью беженцев из Углегорска, вызволенных из-под обстрела. С такими же, как он, детьми, которые тащили с собой собак и кошек. Несчастные люди провели много дней в подвалах под шквальным огнем «доблестной» украинской армии, которая отказалась дать коридор для мирных жителей. Он и сам прошел боевое крещение, когда вместе с Катей ездил за медикаментами через зону боевых действий. Многие знакомые ему дети остались сиротами.
Два самых родных человека…
– Чика в Углегорске погиб, у него осталось пятеро детей, – перечисляет Катя, – у Олега Агибалова осталось двое деток (дочка – инвалид). У Стрелки осталась 9-летняя дочь. У Лысого осталось трое детей. Остались дети у Головы, Колдуна. Многих по фамилии не вспомню, больше по позывным. Те, кто их знал, по мере сил помогает детям. Но для ребенка, потерявшего мать или отца, их никто не заменит. Я сама мать, и мне очень жаль этих детей, которых осиротила война. Они так рано повзрослели, даже не плачут при посторонних. И еще они гордятся своими родителями.
Пусть учтут это те, кто говорит о «потерянном поколении». У защитников Донбасса растут нормальные дети. Они не играют в вампиров и не празднуют Хэллоуин. Они получили прививку. Жестокую. Но жизнеутверждающую.
Сын, по словам Кати, уже знает много военных песен и стихов и учит их по собственной инициативе.
– А как он относится к украинскому языку?
– Никак. Его родной язык – русский. Я сама до 5 класса вынужденно училась в украинской школе – другой не было. Не сомневаюсь, что вопросы языка специально раскручиваются политиками. А ведь главное не в том, на каком языке разговаривают люди, а насколько они понимают друг друга. Мы разные. Мы не навязываем никому свой образ жизни, свои понятия. Но и не позволим, что это делали в отношении нас, да еще с помощью оружия.
Затишье перед бурей?
Сегодня в Донбассе затишье. Правда, это затишье – больше в минских протоколах. В день объявления об очередной договоренности о «режиме тишины в период новогодних и рождественских праздников» якобы отведенная с позиций «укропская» тяжелая артиллерия 12 часов подряд обстреливала Пески – район, где стоит Катин батальон.
– Я желаю воюющим против нас украинцам, – сказала она мне на прощание, – чтобы они наконец-таки «взяли свои головы в руки» и осознали, что воюют не с теми, и развернули свои орудия против истинных врагов Украины. А мы? Мы связаны с этой землей. Поэтому отсюда не уйдем!
Ссылка
Отредактировано: Боярин - 10 янв 2016 04:08:48
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!