Пресс-секретарь президента России Д. Песков снова наделал много шума среди неуравновешенной и экзальтированной публики. Речь идет о согласии Владимира Путинана размещение некоей вооруженной миссии ОБСЕ на территории, недавно бывшей Украиной.
Среди самых истеричных комментаторов, работающих в жанре перманентного «слива» Новороссии, прозвучали довольно интересные аналогии. Сразу несколько наблюдателей вспомнили историю разрушения западными странами Югославии. Вернее, те события, которые последовали за откалыванием от единого государства СФРЮ отдельных кусков, и за вооруженной междоусобной борьбой, сделавшей невозможным восстановление единого государства.
Тогда, если вы помните, чтобы закрепить за отколотыми частями статус международно признанных, исторически сложившихся (на глазах изумленной публики), независимых от Сербии государственных образований — тоже были привлечены международные организации, включая ОБСЕ. И тоже с «благой целью» разделения враждующих сторон и прекращения кровопролития. И уже после «разделения», «прекращения» и «умиротворения», последовали относительно демократические выборы местной власти, с которой о чём-то стали договариваться, и что-то стали подписывать власти государств давно существующих — что и является пресловутым «международным признанием».
Воспоминания о роли Европы и ОБСЕ (как её инструмента) в деле разрушения Югославии — действительно отзываются неприятным эхом в событиях сегодняшних. И что самое интересное — нет ровно никакой надежды на то, что на территории бывшей Украины ОБСЕ перестанет быть инструментом Европы и начнёт вдруг отстаивать наши интересы. Ну, или хотя бы будет более убедительно прикидываться объективной организацией. Вот и уважаемые наблюдатели со своей «непримиримо-патриотической» позиции прозрели мыслью будущее, и увидели за согласием Путина на «вооруженное ОБСЕ» — неминуемое «превращение Минских соглашений в Дейтонские», «повторение Путиным судьбы Милошевича» и прочие мрачные вещи.
И действительно, как понять, зачем нам вообще понадобилось участвовать в минских переговорах? Почему мы решаем судьбу нашего Донбасса вместе с европейцами, которые заведомо против существования Новороссии, да и России, в принципе, тоже?
Здесь следует иметь в виду один принципиальный момент, в котором аналогии с судьбой СФРЮ более чем уместны.
Раздел Югославии можно представить как процесс последовательного перехода между тремя состояниями. Первое, отправное состояние — СФРЮ есть суверенное государство, субъект международного права. Данный статус автоматически подразумевает незаконность любых как внутренних, так и внешних действий, направленных против территориальной целостности субъекта. Второе состояние — Югославия есть кризисное государство. Данный статус констатирует неспособность центральной власти привести в подчинение группы, ведущие с ней вооруженную борьбу за самоопределение. Здесь не важно, какие группы, политические, национальные или религиозные, оспаривают право полноты власти у правительства. Важен успех борьбы с властью и неспособность (отсутствие возможностей) власти справиться с вызовом. Третье состояние — на территории СФРЮ теперь группа относительно суверенных государств, каждое из которых — признанный субъект международного права.
Таков механизм, благодаря которому суверенная и самостоятельная Югославия стала объектом успешной экспансии — сегодня ЕС и НАТО постепенно переваривают отдельные части СФРЮ. Теперь посмотрим в день сегодняшний.
Не секрет, что наш стратегический — не сиюминутный интерес — в воссоединении с Украиной. А не только с Крымом и частью Донбасса. Тот факт, что в перспективе ближайших нескольких лет это невозможно по объективным причинам — не отменяет необходимости бороться за свои интересы, планировать и даже конструировать желательное для нас будущее. И такой же невеликий секрет — что наша стратегия по бывшей Украине во многом повторяет действия западных стран в СФРЮ.
Территория бывшей Украины формально — все ещё в первом состоянии, но фактически уже никогда не будет единым целым. Дальнейшая судьба бывшей Украины уже сейчас целиком и полностью зависит от борьбы внешних сил, «при жизни» делящих её на свои куски. Часть Донбасса и Крым — это только начало неминуемого и закономерного процесса.
По большому счету, для нас не важно, вооруженная или невооруженная миссия ОБСЕ будет «разделять противоборствующие стороны». Важно, чтобы международные, пусть и недружественные организации фиксировали новое состояние бывшей Украины — зона кризиса. Важна констатация действительности, в которой есть «стороны» и нет возврата в отправное, целостное состояние.
Признание «по факту» данного нецелостного статуса Украины вовсе не гарантирует быстрого признания Крыма частью России, а частей Донбасса как минимум независимыми субъектами международного права. В конце концов и Приднестровье, и Абхазия, и Южная Осетия пока остаются в состоянии образований уже самоопределившихся, но ещё не зафиксировавших свой статус. Но юридическая смерть Украины и международное признание её чем-то переходным от прежнего состояния к какому-то новому — даёт возможность самоопределиться и другим группам людей. Борьба за самоопределение становится законной по факту её успешности. А борьба за возврат «пасты в тюбик» автоматически становится бессмысленной.
Для нас контакты с Европой в Минске — это разговор не о Донбассе, а о всей Украине. Мы решаем свою задачу — добиваемся согласия Германии (и примкнувшего к ней Олланда) на «переходный» статус ранее суверенного государства. Германия торгуется за будущий кусок Украины, который ЕС сможет какое-то время эксплуатировать в своих интересах.
Может быть, российская политика выглядит цинично по отношению к бывшим и будущим соотечественникам, имеющим несчастье проживать в «зоне кризиса». Но такая политика лучше, чем её отсутствие. Ссылка