Дорогая Элла! Прочитала твой комментарий в сообществе Донецкие Киевские, где ты говоришь, что в День Победы – это все-таки день скорби, а не радости. И правильно поменяли название этому дню в Украине. Да, Элла, мы не общаемся со времен майдана, уже три года. Я знаю, что ты меня почитываешь, как и я тебя. Уж слишком крепко мы дружили до 2013-го. 25 лет дружбы не стряхнешь как перчатку с руки. И я надеюсь, что все-таки когда-нибудь мы сможем общаться. Не как раньше – круглосуточно, но нормально. Почему решила написать? Потому что если позвоню – опять поругаемся и перейдем на крик. Комментировать в соцсети – это как устроить скандал на рыночной площади – специально, чтоб созвать побольше зевак. Мне не хочется, чтоб поддерживая мою точку зрения, тебя оскорбляли незнакомые нам люди. Поэтому такой атавизм – письмо. Как оказалось – незаслуженно забытый. Есть время подумать перед тем, как сформулировать предложение. В письме не сорвешься на крик и личности. В общем, одни плюсы.
Я, правда, очень хочу понять. Почему же скорби, Элла? Мы росли с тобой вместе. Наши родители дружили. Мы накрывали столы девятого мая, этот день всегда был праздником. Всегда. У тебя воевали два деда. Помнишь, как ты с гордостью, потихоньку, как самую большую сокровенную тайну показывала мне их награды, пока твоих родителей не было дома. Потихоньку – это потому, что награды – не игрушка и в каждой семье они хранятся с особыми почестями. Где они сейчас? Ты спрятала их подальше, чтоб не наткнуться ненароком и не испытать позор? В школе мы с тобой заведовали музеем Боевой Славы, помнишь? Наш класс носил имя Алексея Маресьева, а мы с тобой правдами и неправдами искали новые экспонаты и поддерживали связь с ветеранами. Помнишь, как мы радовались гильзе от крупнокалиберного пулемета и лампе из снаряда, который нам подарил один из наших подшефных ветеранов? Мы тогда героями школы были, помнишь? А как в седьмом классе ты рыдала навзрыд так, что тебя никто не могу успокоить, пришлось вести в медпункт, там тебе чего-то мятного накапали, помнишь? А помнишь, почему? Нам на литературе прочитали стихотворение «Варварство» Мусы Джалиля.
Нет, этого я не забуду дня, Я не забуду никогда, вовеки! Я видел: плакали, как дети, реки, И в ярости рыдала мать-земля. Своими видел я глазами, Как солнце скорбное, омытое слезами, Сквозь тучу вышло на поля, В последний раз детей поцеловало, В последний раз...
«Детей? Как? Детей! Маленьких! Этого не может быть! Нет! Никогда! Галя, они же маленькие! Зачем? А фашисты? Они фашисты, да, но они люди же! Я не верю!». Мы всем классом пытались что-то тебе объяснять, но ты только твердила «Дети! Они же дети! Маленькие! Как мой Данька!». Когда тебя успокоили, ты внезапно воспылала любовью к «Противному» младшему брату. Ты провожала его до дверей класса и встречала после уроков. Ты всем говорила, что никогда никому не дашь его в обиду «пусть только попробуют!». Ты защищала его от фашистов, которых не было.
А еще через неделю у меня был день рождения. И помнишь, Элка, ты пришла и сказала: «Я экономила тебе деньги, хотела купить и подарить розовую помаду Дзинтарс. Давай лучше мы на эти деньги купим ветеранам цветов! Все-таки, если про детей правда – надо их беречь и радовать! Ты так до конца и не поверила, что события из стихотворения, действительно, правда! Это не укладывалось в твоей голове!». Я была «за» всеми руками. Более того, мы присовокупили все подаренные на день рождения деньги (10 рублей) и на все купили «Корвалолу» и конфет. «Корвалол» – потому что у них слабые сердца от войны. Моя бабушка пьет «Корвалол» от сердца». А конфет «потому что от них всегда радость». На том и порешили. Потом разложили все это в постиранные полиэтиленовые пакеты (тогда стирали пакеты, да) – пузырек «Корвалола» и горсть конфет. И такие сюрпризы разложили под двери всех ветеранов, которых мы знали. Благо мы, как «сотрудники музея», знали их адреса.
А помнишь, как мы придумывали, что мы им скажем, что вручить? Вам передали из больницы? Это вам бандероль? Врач попросила подняться, вам передать, ей тяжело по ступенькам? Вы выиграли в спортлото? Помнишь? В итоге, ничего так и не придумали. Решили позвонить в дверь и убежать. Так и сделали. И никто никогда об этом не узнал.
Потом мы выросли, закончили институты, вышли замуж, родили детей. Но все так же продолжали праздновать Победу. Это всегда был само собой разумеющийся праздник. А потом ты уехала с семьей в Киев. Мне очень тебя не хватало. Мы созванивались и говорили по три-четыре часа. А потом был майдан. И ты, Элка, там была. Мы спорили. Ох, как мы спорили!!! А твой муж, очень успешный человек, помогал майдану. Он машинами привозил продукты и дрова. А когда в апреле четырнадцатого я приехала в Киев, вы всей семьей обрушились на меня, как будто к вам в дом проникла квинтэссенция зла.
- Майдан сделали киевские студенты, - говорили вы
- Что вы себе на Донбассе думаете? – говорили вы
- Какие бандеровцы? Пройдись посмотри – тут нет никаких бандеровцев! Расскажи там своим.
- Янык ваш совсем зарвался, мы победим коррупцию! - говорили вы. - Завтра отвезем тебя в Межигорье. Посмотришь, как эта сволочь жировала за наш счет. Я не хожу в гости без приглашения. Тем более в отсутствие хозяев. Но я бы с удовольствием заглянула в гости к соседу коррупционера – Яценюку.
- Ты просто никогда не была за границей! Ты не знаешь как там! И у нас так будет!, - говорила ты и выбрасывала окурок за балкон. Красивую чистую пепельницу «портила» только я.
Мои аргументы: нет «печенек» – нет протестов. Донбасс не хочет в Евросоюз и имеет на это право, всего-то. Бандеровцы? Как я должна их определить просто на улице? У них руки по локоть в крови? Для этого нужны определенные условия. Это племя такое – молодец против овец, а против молодца – сам овца. У тебя появилась новая подружка из Равы-Русской, Тереза. На маникюре у нее трезуб, она говорит «В Киеве много таких местов» и «Завтра отведу тебя на распродажу колготов и носок». Красивая.
- Мы будем голосовать за Ляшка, - заявили вы
И тут я поняла, что мою Элку, мою мудрую не по годам подружку, кто-то укусил.
С тех пор ты звонила еще несколько раз, помнишь? Я помню. Обычно это случалось после очередной козьей морды Украины Донбассу. 26 мая, банки ушли, обстрел, пустые полки в магазинах. Ты почему-то звонила не посочувствовать, а порадоваться. Мне понадобилось очень много времени, чтобы это понять. Что Элка моя звонит, не поинтересоваться живы ли мы, а чтобы позлорадствовать.
И еще наш референдум. После моего поста в соцсетях – мол, сходили, проголосовали, ты позвонила и спросила, не страшно ли мне брать ответственность за развал страны? …. Я? Элла? Я развалила страну??? Ты ничего не перепутала, Элка? Ты сейчас не со своим отражением разговариваешь? Или может быть хотела спросить об этом Терезу, а нечаянно набрала меня?
101 ребенок, Элка. Сто один. Это те самые малыши, о которых ты так рыдала в седьмом классе. И убили их наследники тех, от кого ты защищала своего братишку. Ты одна из них, Элка? Я не верю. Тогда как, Элка? С кем ты помирилась? О ком ты скорбишь? Объясни, я понять хочу. Может, тебе стоит перечитать Мусу Джалиля? Хотя зачем? Ты выучила тогда этот стих наизусть. Но никогда не могла рассказать до конца – тебя душили рыдания. Почему же ты не плачешь сейчас? Галина Скворцова