Иллюзия успеха

Итоги визита Трампа в Китай вовсе не так блестящи, как может показаться

Завершившийся на днях визит Дональда Трампа в КНР прошел в подчеркнуто дружелюбной атмосфере. Принимающая сторона сделала всё возможное, чтобы продемонстрировать дорогому гостю расположение. Итогом стало подписание договоренностей на астрономическую сумму в $253 млрд. Сам Трамп назвал китайского лидера Си Цзиньпина «уважаемым и могущественным» и сообщил, что провел с ним продуктивные переговоры по широкому спектру политических вопросов. Однако за благостным фасадом красивых слов и цифр по-прежнему скрывается растущее напряжение в отношениях двух стран. Почему это так и что позволяет записать результаты встречи в Пекине в актив китайской, а не американской стороне — объясняет iz.ru.
Вояж президента США Дональда Трампа в КНР на прошлой неделе прошел по сценарию, успешно разыгрываемому китайцами уже на протяжении почти сорока лет. Визит сопровождался протокольной помпой, подписанием экономических соглашений неясного статуса. Трамп и председатель КНР Си Цзиньпин демонстрировали предельное расположение друг к другу и говорили о стремлении к сотрудничеству. Китай выразил готовность взаимодействовать с США там, где это интересно самому Китаю (давление на КНДР, борьба с терроризмом и наркобизнесом, выдача преступников и т.п.). По-настоящему конфликтные темы двусторонних отношений, в частности вопросы допуска американских компаний на китайский рынок, ушли на второй план, и заметного результата по ним достигнуто не было.
Визиту предшествовал ряд важных событий, затрагивавших американо-китайский диалог. В середине октября, в преддверии поездки в Индию и Пакистан, госсекретарь США Рекс Тиллерсон выступил с важной речью об американо-индийских отношениях в вашингтонском аналитическом центре CSIS. В ней он противопоставил «ответственную и демократическую» Индию Китаю, ведущему экспансионистскую политику и подрывающему суверенитет других стран. А непосредственно во время индийского вояжа Тиллерсон был сосредоточен на усилиях по вовлечению Нью-Дели в партнерство по сдерживанию Китая, правда, заметных успехов в этом добиться так и не сумел.
С другой стороны, в конце октября Китай одержал заметную дипломатическую победу, которая будет иметь далеко идущие последствия. 31 октября стало известно, что Пекин и Сеул смогли разрешить продолжавшийся более года спор, касавшийся развертывания в Южной Корее системы THAAD. Решение Южной Кореи летом 2016 года разместить на своей территории комплекс американской ПРО (в нее входит радар, способный просматривать значительную часть китайской территории) привело к тому, что Пекин объявил Сеулу экономическую войну.
Под негласные санкции попала, например, важная для Южной Кореи туристическая отрасль — в одночасье поток китайских туристов в страну прекратился. Корейской продукции (включая, как бы забавно это ни звучало, телесериалы) стало сложно попасть на рынок КНР, а инвесторы из Южной Кореи начали сталкиваться в Китае с непривычными до той поры трудностями. Эти меры оказались достаточно действенными для того, чтобы Сеул согласился на так называемую политику «трех нет»:


– отказ от развертывания новых систем THAAD в дополнение к уже имеющейся;
– отказ от участия в американских системах стратегической ПРО;
– отказ от идеи трехстороннего американо-японо-южнокорейского военного союза.

Несмотря на то что послужившая причиной конфликта батарея ПРО осталась на своем месте (изначально ожидалось, что она будет лишь первой из многих), последствия соглашения весьма значительны. Фактически крупная страна и второй по значимости после Японии союзник США в Азии заявила о готовности ограничить самостоятельность своей внешней политики и принять обязательства по учету особых интересов КНР. Всего за год при помощи жестких экономических мер Пекин получил больше, чем Москва, на протяжении многих лет прикладывавшая дипломатические усилия к тому, чтобы добиться вывода элементов американской ПРО из Восточной Европы.
И если подобная политика дала результат в отношении союзной США страны G20, то для менее крупных государств АТР урок выглядит тем более ясно. За всё время санкционного давления на Сеул со стороны КНР Америка не сделала ничего, чтобы поддержать своего партнера. Более того, после прихода к власти Дональда Трампа Вашингтон заявил о пересмотре американо-южнокорейского соглашения о зоне свободной торговли, чем окончательно подорвал уверенность корейцев в том, что США — надежный союзник.
После достижения соглашения Пекином и Сеулом советнику президента США по нацбезопасности Герберту Макмастеру оставалось лишь сдержанно приветствовать достигнутый компромисс, выразив надежду, что Южная Корея «не поступится суверенитетом в этих вопросах».
Одновременно в конце октября были опубликованы данные о регулярных тренировках китайской бомбардировочной авиации по нанесению удара по стратегически важному американскому острову Гуам. За два дня до визита Трампа китайцы провели демонстративные испытания новой межконтинентальной баллистической ракеты.
На фоне таких событий и начался визит Трампа в Китай. Ни у одной из сторон не могло быть иллюзий относительно истинной природы и динамики их отношений.
Тем не менее Трамп нуждался в поддержке Пекина по проблеме КНДР, а также хотел продемонстрировать успехи своей экономической дипломатии. Пекин же был заинтересован в затягивании обсуждения потенциально взрывоопасных вопросов двусторонней торговли и увязке северокорейских санкций (в реальности, отвечающих интересам самого Пекина) с мелкими уступками со стороны США по ряду политических вопросов. Речь может идти, например, о некотором снижении американской активности в Южно-Китайском море и ограничении военного сотрудничества Вашингтона с Тайванем (продолжающиеся уже давно переговоры о поставках на остров истребителей F-35 зашли в тупик).
В итоге обе стороны достигли поставленных целей. Трампу было о чем написать в Twitter. Пекин избежал заметных уступок по одним важным для себя темам и получил американское сотрудничество по другим.
Визит отличало нарочитое радушие китайской стороны и многочисленные детали, призванные подчеркнуть, что Трампа воспринимают как очень дорогого гостя. Его встречу в аэропорту транслировало в прямом эфире местное телевидение. Трамп стал первым иностранным лидером, в честь которого был дан обед в стенах императорского Запретного города. Помимо протокольных торжеств и комплиментов лидеров в адрес друг друга, центральное место в освещении визита заняло подписание соглашений на общую сумму более чем в $250 млрд.
Оформление крупных закупок продукции США «под визиты» американских президентов в Китай или китайских лидеров в Штаты — давняя традиция. Нынешний пакет соглашений, на первый взгляд, выглядит беспрецедентно объемным. Однако в реальности он состоит главным образом из меморандумов о намерениях, судьба которых туманна.
Меморандумами о намерениях, например, являются соглашения об инвестировании китайской China Energy Investment Corp. $84 млрд в добычу сланцевого газа и химическое производство в Западной Вирджинии, соглашение о вложении Sinopec $43 млрд в производство СПГ на Аляске, сделка Qualcomm с китайскими производителями электроники на поставку электронных компонентов на $12 млрд.
Другие сделки, например соглашение о поставке в Китай 300 авиалайнеров Boeing за $37 млрд, были бы заключены в любом случае. Китай, по сути не имеющий до сих пор серьезного гражданского авиапрома, является крупнейшим импортером авиалайнеров, закупив в одном только 2016 году 164 самолета Boeing. В то же время отсутствие ясных обязательств со стороны Пекина по открытию собственного рынка вызвало недовольство со стороны некоторых представителей американского бизнеса и экспертов.
По словам госсекретаря Тиллерсона, Трамп прямо попросил Си Цзиньпина помочь ему решить северокорейскую проблему. Между тем сдерживание КНДР отвечает интересам самого Пекина. Развитие северокорейской ракетно-ядерной программы подходит к конечной точке — обретению ракеты, способной поразить континентальную территорию США термоядерной боеголовкой. После этого военная динамика между КНДР и США может стать опасной и непредсказуемой, что нежелательно для Китая.
Кроме того, цели Китая на Корейском полуострове являются отнюдь не оборонительными, а наступательными. Пекин рассматривает этот регион как зону своих привилегированных интересов и, как уже было сказано выше, добился того, что Сеул признал правомерность этих притязаний. Эскалация санкционного давления на КНДР в ближайшие год-два, если Пхеньян не сможет достигнуть компромисса с США (а это маловероятно) и не случится войны, вынудит северокорейских руководителей искать примирения с Пекином на его условиях. Конечная цель этой стратегии, судя по всему, — превращение КНДР в послушного «младшего брата» Китая и одновременное ослабление, возможно, даже разрыв американо-южнокорейского союза. Сегодня можно констатировать: КНР реализует эту стратегию вполне успешно, ухитряясь использовать изъяны политики США в своих интересах.
В актив себе Пекин может записать и успешные переговоры по вопросу взаимной выдачи преступников. Эта тема намного актуальнее для КНР, поскольку в Америку массово бегут коррумпированные китайские бизнесмены и чиновники. Координация политики США и Китая на Ближнем Востоке и в Афганистане отвечает интересам КНР как крупного инвестора в этих регионах.
Значительные успехи китайской дипломатии последнего времени обусловлены способностью Пекина проводить спокойную, продуманную политику на фоне внутреннего хаоса в США и необратимого разрушения российско-американских отношений. На данный момент Москва и Вашингтон не способны даже к ограниченному сотрудничеству, что наглядно проявилось в скандальной отмене официальной встречи Владимира Путина и Дональда Трампа на саммите АТЭС в Дананге. Для обеих сторон Пекин в этих условиях становится главным партнером по диалогу, даже притом что природа российско-китайских и американо-китайских отношений совершенно различна. Китай занимает уникальную позицию и настроен получать от нее максимальные выгоды.


Ссылка