Часть 2

Когда началась ваша Битва за Выступ, и о чем вы хотели бы рассказать?
Одна вещь очень важна. Это может показаться вам дикостью, но я не помню большого
числа подробностей о боях в Арденнах. Начиная с последних недель декабря 1944 г. до
примерно середины февраля 1945 г., едва ли я вообще вылезал из танка. Мы все время
были в бою, и времени на то, чтобы расслабиться и отдохнуть, было совсем мало. Мы
покидали машины только по зову природы, и даже это иногда делалось в котелок прямо в
боевом отсеке. Время на сон измерялось минутами, а не часами. Непрерывный бой, все
время начеку, все время в движении… Я помню большие отрезки времени, проведенного
в Арденнах, будто во сне. Через какое-то время можно было прийти к выводу, что ты у когото на дистанционном управлении. Мы просто функционировали. Трудно описать это комуто, кто сам это не испытал.
Ну и как вы справлялись со всем этим? Вы что-то принимали, чтобы облегчить себе
жизнь?
Вы говорите о первитине (pervitin)? Нет, ничего этого у нас не было. За всю войну нам
давали первитин дважды, и это было в конце 1941 г. и во время боев под Воронежем в
1942–м. После этого я тех таблеток ни разу не видел. Мы были солдатами, мы просто
должны были преодолевать все это сами.

В каких местах вы были в бою?
Мы сражались в районе Бастони, Новиля/Noville и Фуа/Foy. Позднее в районе городка
Уффализа/Houffalize – там, где в январе были ожесточенные бои. Американская 101-я
Воздушнодесантная Дивизия была нашим противником близ Фуа и Уффализа. Тяжелые
были бои… очень тяжелые.
Большие были потери?
Да, хотя в нашей роте они были не такими серьезными, как в других. 13 января лейтенант
Румпф (Rumpf) был убит в результате прямого попадания в его Panzer IV. Я принял на себя
командование ротой. Много было погибших, не хочу говорить об этом… Помню, что в ночь
на 13 января (с 13-го на 14-е) лейтенант Беккер (Becker) приказал мне повести 1-ю Роту в
атаку на Фуа. Сначала она развивалась успешно, но этот успех длился недолго, поскольку
пехота не смогла продвинуться вместе с нами. Думаю, фельдфебель Клотц (Klotz) и его
экипаж были ранены, когда их танк был подбит. После той атаки мы отступили на позицию
между Фуа и Новиль. На следующий день американцы предприняли контратаку силами
танков и полугусеничных бронемашин. Я не помню, сколько их было, но мы страшно
уступали им в численности. Мы вступили с ними в бой силами шести Штугов, и
развернулся настоящий танковый бой. – то, что на Западном фронте было редкостью. Мы
уничтожили большую часть машин противника, не понеся никаких потерь. В том бою было
уничтожено около 15 Шерманов и множество бронемашин. Многие из них горели, а между
ними на земле остались трупы американских солдат. Вскоре после боя в поле зрения
появился американец, размахивающий флагом с красным крестом. Я открыл командирский
люк и высунулся из него, чтобы разглядеть ситуацию получше. К этому моменту было
видно уже много американских полугусеничных бронетранспортеров и просто грузовиков с
красными крестами. Они пытались эвакуировать своих раненых и, чтобы сделать это, всей
этой колонне пришлось бы проехать напротив моей самоходки на расстоянии 100-150
метров. Это было весьма необычное зрелище, что для нас, что для американцев. Они
ездили туда-сюда, пока все тела не были подобраны, и я припоминаю, что, когда они
проезжали мимо меня в последний раз, на подножке одной из машин находился
американский офицер. Проезжая мимо, он попытался встать по стойке смирно и отдать
мне честь. Это был жест, который произвел впечатление, и я от всего сердца ответил тем
же. Однако, когда они скрылись из виду, у меня в животе появилось нехорошее ощущение,
какой-то инстинкт подсказал мне, что произошло что-то вызывающее подозрения. Я отдал
приказ запустить моторы, и не успели мы отойти на пару сотен метров в сторону Новиля,
как на участок, где мы только что находились, обрушился довольно интенсивный
артиллерийский огонь противника. Конечно, я ничего не могу доказать, но я до сих пор
испытываю неприятные чувства, когда думаю об этом…

Какова была ситуация со снабжением? Не было ли в вашем подразделении нехватки топлива или боеприпасов? Конечно, я знаю, что были тяжелейшие проблемы со снабжением во время Сражения за Выступ, особенно когда погода позволила союзникам бросить в бой авиацию. Однако сам я, лично, не испытывал нехватки чего-либо. Припоминаю, что как-то раз наша рота получила приказ сменить подразделение танков Panzer IV, которые, я думаю, были из дивизии Hitlerjugend, дело было в районе Бастони. Когда мы прибыли на место, у нас было маловато топлива, и к нам подошел гауптштурмфюрер (Hauptsturmführer) из дивизии Hitlerjugend и сказал, что каждый из нас может взять в свои баки по 150 литров горючего из их машин. В другой раз, когда я получил приказ атаковать силами своей роты позиции американцев, – уже не помню, где это было, у нас было так мало горючего, что я знал: оно кончится до того, как мы сможем вернуться на свои позиции. Я отклонил этот приказ, что было воспринято без проблем. Боеприпасов всегда хватало. Против каких боевых машин противника вы вели бои в Арденнах и как бы вы оценили их? В Арденнах я сталкивался с машинами Sherman/Шерман всех видов, с истребителями танков… Hellcats или Wildcats, с легкими американскими танками, с бронемашинами и полугусеничными транспортерами. Становым хребтом американских танковых частей были Шерманы. Это был хороший и боеспособный танк. Особенно для Нормандии, где местность была такова, что бои на больших дистанциях были редкостью. Каким было среднее расстояние боя на этих театрах войны? Метров 500-600. На этом расстоянии пушка стандартного Шермана того периода времени могла эффективно поражать наши Panzer IV и Штуги. Эти танки были относительно быстрыми, мобильными и, что наиболее важно, их поставляли [на фронт] в неограниченном количестве! Наши пушки были лучше, в целом, они были более мощными и отличались лучшей дальностью прицельной стрельбы. Наши оптические приборы были лучше. С пушкой 75/L48 Штуга и Panzer IV мы могли поражать противника с расстояния около 1000 м даже без необходимости прибегать к расчету траектории. Ты мог просто навести пушку на цель и стрелять – снаряд попадал туда, куда ты целился. Разумеется, длинная пушка Пантеры была даже более эффективной. Они [Шерманы] легко загорались после попаданий, и еще одним моментом, который я часто наблюдал у Шерманов, было раскалывание брони. Даже попадание по касательной из мощной пушки могло расколоть броню Шермана. С нашими танками этого не случалось. Основной слабостью американских танков были…, хотя я должен принести извинения, говоря это, их экипажи. Как бы вы пояснили это? Хм, я не люблю говорить об этом, поскольку в нынешние времена людей легко оскорбить. Просто разрешите мне сказать о том, что кое-что из того, что мы делали на Западном фронте, мы никогда не смогли бы сделать на Восточном. Там [на Западе], … в определенной степени, ну… не хватало… как вам сказать… Дайте мне привести пример. Я видел много раз, как американские экипажи выскакивали из танка после попадания в него. Всего лишь одного попадания! Непроникающего! Это означает, что танк еще в боевом состоянии, а экипаж жив и здоров. На Востоке это было бы просто немыслимо. Некоторые [американские танковые] части дрались яростно, но, в большинстве случаев… ммм… То есть, бои на Востоке отличались от боев на Западе? Да. Все классические доктрины танкового боя, которые мы могли эффективно использовать на Востоке, на Западе не работали. На Западе превосходство союзников в авиации и артиллерии играло решающую роль. Наших ВВС там, в реальности, просто не было. Крупные перемещения в дневное время и по открытому пространству были невозможны, как и маневрирование в бою. Когда бы союзники ни сталкивались с сопротивлением любого вида или даже с ожидаемым сопротивлением, они отходили, ждали подкреплений, в то же время обрушивая на нас артиллерийский огонь и атаки с воздуха. Они были осторожны, я бы сказал, слишком осторожны. С моей точки зрения, ошибочность этой стратегии заключалась в том, что у нас всегда было время на то, чтобы отступить и закрепиться на новых оборонительных позициях. На все это у нас оставалось намного больше времени, чем могло бы... Как вы оцените немецкие войска на Западном фронте в 1944 – речь идет о недавно сформированных пехотных [Volksgrenadier] дивизиях? Само собой, многие из этих частей были далеки от того, чтобы их можно было назвать элитными, но, поверьте мне, ими не командовали идиоты. Все они могли вести бой вполне эффективно, если была необходимость. В целом, наша доктрина постановки боевых задач Auftragstaktik давала нам преимущество в наземных боях. В германской армии нам говорили, что нужно сделать, но не как нужно это сделать. Выбор пути достижения успеха оставляли младшим офицерам на передовой. В союзных армиях офицерам говорили, что нужно сделать и как это нужно сделать, лишая их гибкости в бою, поскольку им приходилось ожидать новых приказов, когда дела шли не так, как планировалось. У нас эта концепция свободы в принятии решений в бою работала на всех уровнях от командующего армией до командира взвода. Награждали за успех, а не за следование приказу. Этому принципу следовали во всех частях германской армии, и, хотя эффективное применение Auftragstaktik зависело, в значительной мере, от опыта и уровня подготовки офицеров и солдат, эта концепция оставалось одним из наших основных достоинств. Боевой дух был высок, особенно в обстрелянных частях, таких как наша. Брали ли вы пленных, и как происходило пленение противника? Мы были бронетанковой частью, и обычно нам нужно было оставаться в движении. Это означало, что, если мы брали пленных, им приказывали бросить оружие и следовать в наш тыл, пока они не наткнутся на немецкую пехоту. Тогда им полагалось поднимать руки вверх в знак капитуляции. Это был довольно простой процесс. Если вы спрашиваете об этом из за  происшествия с солдатами Пайпера (Peiper) около Мальмеди/Malmedy, разрешите мне сказать вам, что вся эта истории выглядит подозрительно. В нашем полку мы не убивали пленных: я сам бы расстрелял любого, кто открыл бы огонь по беззащитным людям. Я встречался с Йоахимом Пайпером во время войны, а после войны подружился с ним, когда он работал в компании Porsche, а я – в компании BMW.