Памяти моего друга Сергея "Малыша

ЯПОНА МАТЬ 

«Ихито мару» была типовой рыболовецкой шхуной, приписанной к одному из портов на севере Хоккайдо. Стаями прожорливых пираний такие шхуны рыскают вокруг Курил, оплетая километрами сетей пути миграции рыб, выгребая с морского дна краба и прочую живность. Завидя наш ПСКР, разбегаются во все стороны подобно шпане при «атасе». Периодически кого-то из них ловят, документируют факт браконьерства, конвоируют в Город и ставят у причала под арест. 
Следствие, суд, штраф в десятки, а то и сотни тысяч инвалютных рублей, ожидание поступления денег на счета Внешторгбанка СССР – процедуры не быстрые. От полутора до трёх месяцев шхуна стоит у причала под охраной пограннаряда, либо на внешнем рейде под присмотром сторожевика.

За «Ихито мару» наши корабли безуспешно гонялись, чуть ли не с весны - даже на фоне своих далеко не самых скромных товарок, шхуна выделялась наглостью и, вдобавок, везучестью, что ли? Впрочем, что это именно «Ихито» - узнали только потом. Пограничный самолёт исправно засекал японца в запрещённом для лова районе, снижался и фотографировал. А толку? Название и номер были завешены сетями, будто шторами. В район на всех парах нёсся ПСКР, но мощные локаторы шхуны засекали его намного раньше, чем сам он мог что-либо обнаружить.

 К тому же японцы, постоянно сканируя радиообмен наших кораблей, самолётов и пограничных застав, своевременно вычисляли возможные угрозы. Умело маневрируя, шхуна, словно нашкодивший второгодник, шустро сматывалась, сбрасывала браконьерский улов на подоспевший перегрузчик, а то и на плавбазу – дело сделано. С пустыми трюмами «Ихито», что та Гюльчатай, безбоязненно открывала «личико» и, прогуливаясь вдоль гряды островов, вновь выжидала удобного момента.

И всё-таки её поймали! Причём с трюмами, забитыми ворованным крабом! В полном соответствии с народной мудростью, что на хитрую… всегда найдётся…

Погожим августовским утром красавец «Неустрашимый» снялся с якоря и, покинув рейд Города, демонстративно рванул на юг по океанской стороне. Он нёсся не обращая внимания на встречные суда, наши и иностранные, почти беспрерывно трещал в эфире, вызывая комендатуру, заставы и работающий по участку самолёт, запрашивал погоду – короче говоря, с в е т и л с я.

А ближе к вечеру сторожевик украдкой нырнул за один из многочисленных необитаемых островков, и, в режиме строгого радиомолчания, узеньким проливом проскочил в Охотское море – теперь он шёл обратно. Согласно задумке командира, экипаж увешал надстройку наспех сварганенными гирляндами вручную раскрашенных разноцветных лампочек. После захода солнца ПСКР, сверкая сполохами и оглашая окрестные воды мелодиями советской и зарубежной эстрады, неспешно вырулил… в общем, куда надо!

 Ни дать, ни взять – круизный лайнер с праздными бездельниками на борту! Матёрого советского браконьера на такой дешёвый понт не купишь – он то прекрасно знает, что «наши люди в булочную на такси не ездят», поэтому подобный лайнер в Охотском море – как пингвин в Каракумах! А вот развращённые буржуазной действительностью японцы наживку заглотили: уик-энд, коммунисты отдыхают, понятное дело! Когда, наконец, разглядели и, спохватившись, стали удирать, было поздно – «Неустрашимый» плотно «сел на хвост».

Командир сторожевика, бывалый кап-два, матерясь, рассказывал Большакову, как до рассвета гонял шхуну, пытаясь её остановить.
- Жаль, мать её.., руки связаны – зло цедил сквозь зубы мореман. – На сигналы, тварь, не реагирует, в иллюминаторах темнота, на палубе ни души – «Летучий голландец», бл…! Знает, сука, что стрелять не могу, и прёт напролом, маневрирует опасно. А вот долбануть бы хоть раз прямо по рубке – хрен кто из этих самураев осмелился бы ещё когда-нибудь не выполнить команду! А так, пришлось досмотровой группе с борта на борт на ходу прыгать, ноги едва не переломали!


«Ихито мару» под конвоем привели в Город, поставили у причала, началась рутинная работа по уголовному делу: протоколы, сбор доказательств, допросы. Обвиняемый – капитан шхуны, пятидесятипятилетний японец с продубленной рожей, откровенно валял дурака: то прикидывался малограмотным и убогим, то издевательски хамил на вполне приличном английском. Большаков в своё время окончил спецкурсы во Владимире и два года охранял Посольство СССР в Индии, поэтому на инглише более-менее объясняться мог. Как-то он попытался пристыдить капитана: несолидно, мол, в его возрасте брать чужое, да ещё и выкручиваться, словно мальчишке… Лицо японца закаменело, в узких глазах загорелся недобрый огонёк:

- А почему это я должен стыдиться, господин майор? – тихо спросил капитан, сделав упор на слово «я». – Это ведь мой Остров, я тут родился и вырос, наш дом стоял вон там – он махнул рукой. – Здесь ловили рыбу мой отец, дед, и прадед… Все окрестные острова, проливы, течения и отмели я знаю с детства – так кто из нас здесь чужой?!!
Этот идейный, понял комендант! Спорить и аргументировать бессмысленно – каждый останется при своём. Что ж, будем учитывать!

Вскоре проблемы с «Ихито» временно отошли на второй план, потому, что первого сентября г р я н у л о…
Из отряда пришла срочная шифровка: «…ночью американский самолет-разведчик РС-135 нагло вторгся в воздушное пространство СССР, прошёл над Камчаткой, частью Курил, Сахалином. Попытки принудительно посадить его успехом не увенчались, на запросы по радио самолёт не отвечал, на сигналы и предупредительную стрельбу не реагировал. Южнее Сахалина нарушитель Государственной границы СССР уничтожен силами авиации ПВО. Соединения и части пограничного округа переходят на усиленный режим охраны государственной границы…».

По спине пробежал неприятный холодок: неужто н а ч и н а е т с я? Последние годы всё шло к этому: Афганистан, бойкот Олимпиады, «крестовый поход» Рейгана, жёсткие внутренние и внешние ходы Андропова довели градус «холодной войны» до критической точки. На участке отряда это виделось наглядно: через курильские проливы в Охотское море зачастили штатовские атомные субмарины, разведсамолеты Air Force ежедневно барражировали вдоль цепочки наших островов. Вблизи ракетного полигона на Камчатке у кромки территориальных вод поочередно дежурили «Генерал Арнольд» и «Обсервейшн Айленд» - напичканные суперсовременной электроникой корабли-разведчики.

 А чуть подальше, в Океане, эскадры наших и американских боевых кораблей жарко дышали в лицо друг другу, ощупывая противника лучами радаров в готовности нанести удар первым.
Было впечатление, что это и есть тот самый первый удар – обнаглевший янкес кувыркнулся в Охотское море! Как говорится, отыгрался хрен на скрипке… Теперь главное – у кого нервы крепче!

А через сутки эфир захлебнулся в антисоветской истерике: «…южнокорейский «Боинг»… более двухсот пассажиров… отказ навигационного оборудования… Варвары!.. Вандалы!..». Поначалу не верилось, ползали разные слухи, но потом с самого верха признали – да, не разведчик, а действительно, «Боинг»! Головы пеплом, конечно, посыпать не стали – в конце концов, не надо провоцировать и летать, где не просят! Но чувства уверенности и правоты поубавилось.
А ещё через пару дней вновь напомнила о себе «Ихито»…

Большаков в канцелярии заставы проводил совещание с офицерами, когда, постучав, вошёл старшина:

- Товарищ майор! Там, это… цирк какой-то!

«Цирк» прекрасно просматривался со двора заставы, расположившейся на склоне сопки прямо над ковшом порта: на палубе стоящей у причала «Ихито» клином выстроились шестеро японцев и, синхронно взмахивая руками-ногами, наносили удары по воображаемому противнику.

Это было то самое запредельно-мистическое для советского человека, а потому вызывающее жгучее любопытство, неведомое каратэ. По стране уже несколько лет победно шествовал самый кассовый советский боевик «Пираты ХХ века», где обаяшка-злодей Талгат Нигматуллин творил, с точки зрения обывателя, форменные чудеса, сокрушая босыми ногами наших моряков. А здесь тебе даже не кино, здесь – воочию!!! У причала с «Ихито» собралась уже немалая толпа, со всех сторон чуть ли не бежали всё новые и новые зрители. Слегка растерянный часовой-пограничник осаживал особо ретивых, не подпуская к шхуне вплотную, а сам невольно тоже косил взглядом на палубу.


Командовал каратистами коренастый японец лет сорока – на шхуне он отвечал за радиосвязь, локаторы и прочую электронику, а здесь, видать, был кем-то вроде тренера. Как там у них… ага – «сенсэй» - вспомнил Большаков. Похоже, этот «сенсэй» действительно был мастером: пятеро японцев просто махали руками и ногами - дружно, но незамысловато, а он, гибкий, подвижный, молниеносно наносил хлёсткие удары, виртуозно крутил в руках нунчаки, а под занавес босой пяткой сломал приличной толщины доску, вызвав бурю аплодисментов зрителей.

Это была вызывающая ничем не прикрытая д е м о н с т р а ц и я. Экипаж «Ихито» вносил свою лепту в борьбу с «империей зла». Лицом к лицу два мира – две системы! Горстка спаянных мастерством и дисциплиной восточных бойцов против нестройной толпы северных варваров. Которая, к тому же, бурно восторгается и аплодирует, тем самым, признавая превосходство противника.

А выше голов каратистов на стекле рубки «Ихито» бросалась в глаза прилепленная изнутри цветная картинка – видимо от большого настенного календаря - на фоне голубого неба и белоснежных облаков раскинул крылья красавец-самолёт. «Боинг» это, или нет – кто его разберёт, но ассоциация усматривалась мгновенно!

С этого дня и понеслось… Ближе к полудню к месту стоянки «Ихито» уже заранее стягивались зеваки, занимая облюбованные места. Потом на палубе появлялись японцы и демонстративно неспешно разминались. Последним выходил «сенсэй», группа выстраивалась лицом к зрителям, и представление начиналось.

В целом, на полтора-два часа порт ежедневно замирал: под надуманными предлогами останавливалась погрузка-выгрузка и выход в море – народ жаждал зрелищ! Капитаны стоящих на рейде судов до хрипоты орали по радио на береговых диспетчеров, грозя всяческими карами, портовое начальство в гневе стучало кулаком по столу – бесполезно! Пролетариат к аргументам был глух: экономические проблемы родного предприятия его волновали мало – в конце концов, государство у нас могучее, да и безработицы нет! А на скрытый политический подтекст вообще наплевать! Каратэ дава-ай!!!

Попытка Большакова поговорить с капитаном «Ихито» была безуспешной. Японец привычно включил «дурку»: засиделись, мол, парни без работы, руки-ноги разминают, что плохого? Может вы нам и дышать запретите на собственном судне? Картинка на рубке? Так ведь солнце на приборы светит – вот и прикрыли! Самолёт, говорите, там? Так ведь, что было под рукой, то и повесили!

Районный чекист, к которому Большаков обратился за советом и помощью, сперва закатил пространную речугу о коварных происках идеологических противников, а потом доверительно сообщил, что многочисленной агентуре, мол, уже поставлены дополнительные задачи и она, агентура то бишь, уже «отслеживает». В ответ комендант язвительно заметил:
- Ну, тогда это в корне меняет дело! Если добрая половина толпы не просто глазеет, а, согласно заданию, «отслеживает», то коварные происки врага явно обречены на провал!

И вышел, хлопнув дверью.
А начальник районной милиции – грузный и хитрый хохол – вообще сразу замахал руками:

- Вот шо, хлопче, я тоби кажу: це – политика, а нам, ментам, цього не треба! Вы – КГБ, вам и робыть! Ось колы японци фулюганить зачнут: ну, там, каменюки в граждан кидать, а бо матюками усих крыть з палубы – тоды кличь подмогу! Посодействуем!
Когда после пятого по счёту «представления» позвонил раздражённый Первый, коменданту уже окончательно стало ясно, что понимающих, указывающих и сочувствующих у нас, как всегда, до хрена, но вот распутывать этот узел придётся только ему – Пал Палычу Большакову.