Пролог к предыдущему посту

Утро следующего дня было просто чудесным. Солнышко, тепло, и свежо, но после ночи в камере – волшебно хорошо. Тишина. Ни одного офицера, прапорщика, сверхсрочника. Вокруг запах расцветающего сада, деревья усыпаны бутонами. Сказка для марта в украине, но не в Бахардене. И нам лепота. Если не считать, что мы не выспались так, как полночи рассказывали друг другу «новости» . И то, что нас подняли в пять утра и повели убирать территорию отряда. Слава богу убирать было нечего – не ноябрь же в горах, когда листья опадают… Помахали немного метлами, но без происшествий - как же? 

Отрядовские водилы и дед из инженерно-саперной роты сбежали куда-то – цыкнув на выводных так, что те присели и отпрянули так, как будто на них напалмом дунули. Вместе со своими складниками и подсумками с двумя полными магазинами. Мне даже показалось, что это караульные стали губарями вместо этих пятерых, что шустро куда-то умчали. Правда, предупредили, шо они, если шо, в туалете. Не, не нас предупредили – выводных. Чтоб знали, как отмазываться правильно. А мы шо – для нас диковинка. Приказывать человеку с автоматом за системой может только тот, кто отдал приказ или шеф. Тут тоже самое, но …. Пиндец. Я бы просто послал и передернул затвор, Никита, так тот вообще наверно убил бы голыми руками, чтоб подольше удовольствие получить от уничтожения на посягательство святого из святых на границе. Но это была далеко не граница.


- А вы куда? – поинтересовались мы у мародеров, презрительно зыркнув на выводных. Ответ убил обыденностью.
- В столовку, хмырять. У нас там уже стол накрыт. Извините мужики, но всем нельзя – спалят, - вежливо нам пояснили, уже скрываясь за углом какого-то здания. Судя по реакции караульных это было в порядке вещей. Я полюбопытствовал у Никиты о его мыслительных умозаключениях.
- Окуеть! Никита, ты слышал? – Никита как всегда когда чуть волновался, покраснел от прилива крови и повышенного давления. Потому и был железным, что выносливость просто зашкаливала из-за повышенного давления в кровеносной системе.
- Нда. Могли бы и с собой взять, раз такие ушлые. – многословием ефрейтор Никипелый никогда не отличался. Так, что высказанное предложение говорило о том, что Славка по меньшей мере удивлен слегка произошедшим. Я как самый простодушный и не потерявший веру в товарищество и дружбу народов тут же высказался адвокатом убывших.


- Ничо. Надо кому-то и тут отсвечивать. А они нам может чего принесут из хмыря со столовки. – На заставе хмырём всегда делились со всеми. Даже если спали, то подымали на хмырь ночью или утром всех. Принято у нас так было. А тут надежда умерла последней. Когда беглые губари вернулись, сытые, довольные, с жирными губами, но с пустыми руками и карманами. Зато с горящими сигаретами в губах. Ну, хоть цигарками поделились и то дело. Мало ли чотам у них за договор с поварами… оказалось у них не договор , а приговор – и не дай бог не будет чая, масла, хлеба, сахара, и мяса из котлов, что варят ночью на весь день для первого и второго с подливой на весь личный состав отряда. То эта пятёрка дёрнула бы в казарму и отмесила бы своих бывших шкиперов так, что мама не горюй. И все бы промолчали, и хмырь каждое утро был бы в ущерб всем на столе, как раз ко времени, когда губари выходят на утренние работы. А я то думаю, что у нас на заставе их водилы обжираются когда своих начальников по заставам возят. 

Не оторвешь. А у нас просто повар ничего не *****л из общего котла. А наоборот – норовил добавить. Вот и вся разгадка. А мы как в отряд приедем – то у них или пища пресная, толи голодные мы сильно – жрём и не наедаемся. А оно вона чё. И ни начальника столовой в пять утра, ни дежурного по отряду, ни начпрода, ни зам по тыла, даже начвещем не пахнет: одна ж компания …тыловая. Выходной : день чудес.
Да. Поудивлялись мы с Никитой. «Прибежали» к воротам. А ааа - вы не в курсе – приказ начальника отряда арестованные передвигаются по территории отряда только бегом, вместе с выводными. Ага. Наш бег был более похож на топтание на месте. Как в космосе и выходной, и шесть утра.
Пришли. Умылись. Почистились. И тут нам почти амнистия – начкар разрешил в честь праздника губарям не ждать завтрак в камере, а посидеть во дворике караульного помещения, в курилке. Покурить! И пожевать завтрак там же. И далее – вымыть камеры и «отдыхать» на улице.

Боже, как хорошо было, когда солнышко добралось до нас. Музыка над отрядом по громкоговорящей играет, песни горланятся популярные на весь военный городок. Птицы поют, аромат цветов, тепло, дембель через девять суток, пахать не надо. Кайф просто.
Мляааа, мы не учли одного – идиота деда из инженерно-саперной роты, что сидел вместе с нами и спал, как положено – под нарами. Его не зря оставили в ИСР и не отправили на заставу – парень был без мозгов, не адекватный, с извращенной психикой и склонностью к издевательствам над любым живым существом. Ему это приносило удовольствие. Это я уже потом дотумкал, что оно и с людьми так делало.
Сидим, кто-то прикимарил на солнышке, кто-то курит, кто-то трендит басни про дембель, какой он приедет , к кому, и как и с кем спать будет, что есть , что пить. Мечтает народ о женщинах, девушках, подругах. Истосковался . А этому придурку, ростом с пенёк и азиатской ухмылкой на морде – только дай, чтоб никто не видел.

 Падло прыщавое. Котёнок там был. Маленький пушистый и совершенно без мамки. Мы ему от пайка своего надавали, чтоб не пищал всякой вкуснятины, и караульные тоже наложили в миску. Ну, чтоб как дома. Живой кот. В казарме ж нельзя. Будет любимец общий. Мурчащий. Офицеры закрывали глаза. Добрая душа. Может и мышей ловить будет. Нагладили, он согрелся и уснул у забора на какой-то тряпке. А Этот гадёныш, со своей мерзкой ухмылкой, подошёл. Взял котёнка. Тот подумал, что добрые большие дяди снова погладить хотят, мяукнул тихонько, поощряя. Тут мы и обернулись. А этот змеёныш, вдруг, со смехом дебильным, взял, и выкинул мягкий комочек за забор. В сторону офицерских домов. Тварь. Как только кошак через колючку пролетел не поранившись? Да. Точно девять жизней у кошки. А до домиков офицеров – метров десять от забора и детская площадка. А время, как раз перед обедом – все жёны детей гулять вывели. Слышим – дикий крик котенка – упал. Затем истошный перепуганый вой ребенка. А потом вопль женский. Матом. Мол к вам счас придёт дикий, туркменский заповедный и потому дикий зверь – Писец размером с медведя. Или трёх. А этот ушлёпок, мы его не успели заткнуть, бабу из за забора ещё и нах послал. От всех нас.

 Сам. От тут невидимая тётка нам и сообщила, что она щас начальнику отряда позвонит. Ё- моё. И видимо позвонила. И расписала картину маслом в цветах и красках. Мы этого сапёра отмудохали добросовестно, но было поздно. Еваный казёл. Нас бегом в камеру. ЗамНачштаба части влетел, как метеор. Начкар выскочил за ворота снятый с поста мгновенно. Тут же выводной был назначен крайним и скаканул к нам арестантом на пять суток – под нарами можно было ещё четырёх положить. Комроты охраны вызвали посыльным и сунули начкаром вместо выгнанного летехи или прапорщика – не помню.


А Нам, чтоб не скучно было и чтоб занять - налили воды, заставили сушить. Ну, этот недоросток из ИСР камеру и сушил вместе с бывшими выводными. Под пинками сорокасуточников-водил – они здоровые мужичары-жлобы были. Всё время жрать хотели. Нас распихали, убирать двор, туалет, цветник, дорожку. Потом загнали в мокрую ещё камеру общую и закрыли. Вот тут самое интересное в этот день и началось.
Я за свою жизнь столько анекдотов даже в интернете потом не видел, не читал и не слышал, сколько мы рассказали друг другу в тот день в камере во время вынужденного сидения днём. Это звиздец.Тринадцать рыл – каждый да чтото своё слышал. Как пошли по темам: про Василь Ивановича с Петькой, про грузин, про гаишников, про водил, про блондинок, про ментов, про офицеров, про животных, про прапорщиков, про любовников, рыболовов, охотников, пограничников, шурупов, Вовочку, революцию, белых, красных, американцев, матросов, море, птиц, селян, хохлов, молдаван, - да тут страницы не хватит. Всё это сопровождалось взрывами истерического хохота. А сидели вдоль стен – нары то подняли – шоб нам кисло было. А мы ржём – уписиваемся. Выводные стоят и слушают, сами хихикают. Потом пошли случаи из жизни, своей, соседей, друзей , родителей, знакомых. Господи, у меня живот болел просто жутко. Я уже просил молчать бо больно смеяться. А народ уссыкался ещё больше. Такой многочасовой веселухи, да в таком объединенном общей бедой коллективе у меня больше никогда в жизни не было.


Тут, часов в три дня к нам заваливается начкар – командир роты охраны. Которого заставили сменить того, другого начкара, шо допустил безобразия в караулке. Ещё не стих шум после нашего с Никитой прибытия и шарахания по отряду, а тут новый залёт на роту охраны. Чертовы дембеля! Какой идиот их на губу посадил? Серёгу – командующий округом, водил зилов-131 – командующий КСАПО, нас с Никитой с границы - парткомиссия, шкиперов оказывается – за штучки со столовой водил двоих караульных и третьего выводного, что стал крайним. Одного ИСРовца какойто - командир инженерно-саперной роты. Жопа, а не арестанты для роты охраны. А тут ещё и комроты из-за праздничного стола вытянули и сунули в караулку, с пиндюлями – мол, шо там у тебя за бардак? Не можете с кучкой нарушителей дисциплины справиться? А на своём ли вы месте тащ старший лейтенант? А звездочки вам не жмут? А капитана хотели получить – так закусите локоть, а не пятиконечную в погон – до снятия взыскания! Млять!


Ну, вы поняли, как был рад старший лейтенант – ком роты охраны нашей встрече с ним в караульном помещении. Вроде вздрючил как положено – а они ржут как кони в мокрых сапогах, на не высохшем ещё бетоне общей камеры. Бессмертные они что ли? А мы ещё и цигарки по кругу пустили. Хуле – помирать так с музыкой и «сигареллой» бычка от «Примы» в зубах.
Ком роты вначале на нас наехал. Правда, наезд не получился неожиданным – выводной отрабатывал первый год службы по полной программе. Как впрочем, и предыдущие трое. Ну, не встали сразу. Да и он в помещение не зашёл, а засветился прежде в коридоре. Принюхался – прожжёный уже. Битый. Так и нам рвать жопу некуда. Однако хитрый офицер. Дверь ему открыли, но в камеру старлей не зашёл. Сел прямо на порожек. Ну, мы чуть удивились – педагогическому приёму, и даже сильно поразились наигранным панибратством. Когда так делают начальники, знач им чото надо от нас, больше чем по уставу. А по уставу не прокатывает. А начкар улыбается как дьявол перед грешниками и сигареты достаёт. И говорит плутовски.


- Прикурить дайте, диверсанты, - однако не просит, а констатирует, что спичек у нас столько, хоть караулку поджигай всю ночь. Ну, наше дело то правое, за правду сидим общечеловеческую... Не меньше. И за свою чутка переживаем. Дурака, тут же по уставу и включили.

- Тащщ, старш летенант, - улыбка у Серёги – куда там Алену Дэлону, - обаятельный системщик пятидесятник. Не отнимешь. И режет по закону и уставу, - Дак нету курева. Может угостите цигарочкой и разрешите покурить, а то с утра без никотина? Так, лошади в глазах кругами и бегают. – убедительно пропихивает окопную и солдатскую правду офицеру бывший ефрейтор – отличник погранвойск и кандидат в члены КПСС. Нам же не положено по уставу утверждать. Мы негодяи и пркступники по определению на кичу. Нам сам бог велел теперь быть хитрованами и никому не верить.

 Давно уж все зареклись и в душе пожалели за залёты. Но наказание извращалось с каждым днём. Но начальство сего не ведало. А в душу, сердце и голову – никому кргоме экстрасенсов пока открытого ходу нет. А руководству до экстрасенсов – как нам до высшего образования – словно до Нептуна пёхом. А полковникам пример нужен, опять перед высоким генералитетом – оправдуха: Вот – пымали, отъимели, наказали. Показательно. Однако конфликт интересов налицо. Быть кому-то снова битым.


Прикуривает старлей. Дразнит. И пугает осторожно, чтоб на дыбы не встали. Мы ведь в открытую не полезем на систему. Мы так отпартизанить можем, что округ содрогнётся. И всем кто рядом тогда не сносить головы. Офицер - на самой собачьей должности. Он не зря согласился принять комендантскую роту. Свои интересы. Знал на что шёл. Зато не на заставе. К штабу ближе. И главное – семья не в горной пустыне. Поэтому режет нас старлей не спеша.

- За курение в камере я ведь могу залить водой с хлоркой и закрою вас здесь, - выдыхает он струю дыма после затяжки. Реакция губарей следует с праведным возмущением. Аж как рой загудели.

- Та вы чьто? А кто тут курит, товащщ старш летенант? – наивные глаза с длинными ресницами могут обдурить любого, если не знаешь, за шо мы каждый тут сидим. Старого Алма-Атинца на мякине не проведешь. Это тебе не зелёный лох-замполит из Голицино.

- Ой, только не надо этих понтов. Найду спичку или бычок – вот и всё следствие. – Бычок, как назло размером с ноготь, раздавленный, но не выброшенный лежит в метре от сапога офицера. Плюс палёная спичка. Н-да не выкинули. Поленились. Млдя. Зальёт же гад. Вон, как у гюрзы глаза прищурились. Притихаем. Всё таки в спичках держали окурок. Скурили почти до зубов. Поди ж ты заметил – соколиный глаз. Угроза вполне реальна.
 Похоже выбора нам комроты не оставляет. «Чо ж те надо офицер? Рожай.» – говорят наши лица. Ультиматум прост и не притязателен. 

Ничто человеческое не чуждо старшему лейтенанту.