Ядерная заморозка: стратегия России в отношении Северной Кореи

Летом 2014 года мировые СМИ были полны сообщений о том, что в расстановке геополитических сил на Дальнем Востоке наметились радикальные перемены. Многие журналисты и некоторые эксперты заявили о «возвращении России в Северную Корею».
Действительно, в отношениях Москвы и Пхеньяна 2014―2015 годы были отмечены коротким, но интенсивным всплеском дипломатической активности: визитов высокопоставленных делегаций за эти полтора-два года состоялось, пожалуй, больше, чем за предыдущие два десятилетия. В частности, в Пхеньяне побывали полномочный представитель президента в Дальневосточном федеральном округе Юрий Трутнев, президент Татарстана Рустам Минниханов, а также губернаторы Приморского и Хабаровского краев.
Особое внимание привлекло заявление Александра Галушки, тогдашнего министра по развитию Дальнего Востока и председателя Российской части Межправительственной комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству между РФ и КНДР. В 2014 году во время очередной сессии этой комиссии Галушка заявил, что к 2020 году объем торговли между Россией и КНДР следует довести до $1 млрд. Поскольку до 2014 года товарооборот между РФ и КНДР десять лет колебался на уровне $100―150 млн, обещанный миллиард означал почти десятикратное увеличение объема торговли.
Однако информационный шум вокруг «возвращения Москвы в Пхеньян» к концу 2015-го утих, и у этого молчания были причины: никакого возвращения не произошло, а вместо обещанного десятикратного увеличения товарооборот, наоборот, снизился. Достаточно сказать, что в 2019 году объем торговли между Северной Кореей и Россией составил микроскопические $48 млн. Иначе говоря, вместо того чтобы увеличиться в 7―10 раз, он уменьшился более чем вполовину.
Конечно, такое сокращение можно считать следствием санкций, введенных в 2017 году против Северной Кореи — с согласия России — Советом Безопасности ООН. Однако тут следует отметить одно обстоятельство: в течение трех лет, прошедших между заявлением министра Галушки и введением санкций, никаких признаков заметного увеличения товарооборота тоже не наблюдалось. Более того, многие из планов, широко обсуждавшихся в 2014―2015 годах, были без особого шума свернуты уже к началу 2016 года, то есть в те времена, когда ни о каких санкциях речь еще не шла.
Ничего удивительного в этом нет. Провал всей этой кампании, в общем-то, был ожидаем и предсказан многими наблюдателями. Тем не менее вполне возможно, что подобные вспышки активности — и связанные с ними соответствующие разговоры в СМИ — будут время от времени происходить и в будущем.

Отсутствующая торговля
Российская и северокорейская экономики в их нынешнем варианте структурно несовместимы. Исторически товарооборот между СССР/Россией и Северной Кореей иногда был довольно большим: например, в конце 1980-х годов он достигал $2,4 млрд в год. Однако это было возможно исключительно потому, что в то время советское руководство из геополитических соображений активно субсидировало экономические контакты с Северной Кореей.
На протяжении всей истории торговля между Россией и КНДР росла только тогда, когда Москва считала необходимым субсидировать эту торговлю по политическим соображениям. Если же торговля велась на обычной коммерческой основе, ее масштабы оставались скромными.
Объясняется это, прежде всего, малой заинтересованностью российских потребителей в тех немногочисленных экспортных товарах, по которым Северная Корея имеет конкурентные преимущества на мировом рынке. По сути, это всего четыре группы товаров, и, как легко убедиться, только одна из них привлекает российскую сторону.
Во-первых, Северная Корея экспортирует полезные ископаемые, в первую очередь уголь. Их активно закупают китайские компании, однако для РФ они не представляют интереса. Россия сама обладает огромными ресурсами тех же самых полезных ископаемых, так что Северная Корея в этом отношении для нее не поставщик, а конкурент.
Во-вторых, важное место в северокорейском экспорте занимают рыба и морепродукты. Однако потребление рыбы в России невелико (порядка 20 кг на человека в год против 39 кг в Китае и 45 кг в Японии) и вдобавок имеет тенденцию к снижению. В русской кулинарной культуре рыба и морепродукты зачастую воспринимаются как дешевый заменитель «настоящих» животных белков, источником которых в идеале должны быть свинина и говядина. Кроме этого, в России есть собственный рыболовный флот, отличающийся довольно большой активностью.
К третьей группе товаров, экспорт которых Северная Корея стала наращивать за несколько лет до введения санкций ООН, относятся одежда, обувь и прочие изделия текстильной и швейной промышленности. К ним в России возможен определенный интерес, однако пока российские компании предпочитают работать с более надежными поставщиками из Китая и стран Юго-Восточной Азии.
В-четвертых, Северная Корея поставляет на мировой рынок рабочую силу. Северокорейские рабочие согласны на тяжелые условия труда и низкую зарплату, но при этом отличаются достаточно высокой квалификацией и дисциплиной. С учетом того, что районы российского Дальнего Востока испытывают хронический недостаток в кадрах, определенные перспективы у импорта северокорейской рабочей силы в Россию, безусловно, имеются.
Показательно, что этот импорт начался еще в 1946 году, даже до формального образования КНДР, и практически без перерывов продолжался на протяжении последующих 75 лет. Все кризисы и проблемы в российско-северокорейских отношениях почти не повлияли на присутствие в районах российского Дальнего Востока значительного числа (от 10 до 40 тысяч) северокорейских рабочих.

Инфраструктурные проекты
Другое возможное направление российско-северокорейского сотрудничества, о котором часто говорят в СМИ, — совместные инфраструктурные проекты. На сегодня их три:

• строительство транскорейской железной дороги, соединенной с Транссибом;
  


• прокладка через территорию Северной Кореи газопровода, который позволил бы России поставлять природный газ на южнокорейский рынок;
  


• прокладка через северокорейскую территорию линий электропередач — также для поставок в Южную Корею электроэнергии из России.
  

Показательно, что во всех этих инфраструктурных проектах Северная Корея не выступает активным партнером — она служит лишь транзитной территорией, через которую можно быстро и недорого добраться до южнокорейского рынка, собственно и представляющего интерес для российской стороны.
Каждый раз, когда наступает очередная «оттепель» в отношениях Севера и Юга, инфраструктурные проекты попадают в фокус внимания СМИ и создается впечатление, будто их реализация начнется в самом ближайшем будущем. Подобное можно было наблюдать, например, в 2018 году, когда дело дошло до  символического соединения железнодорожных сетей Севера и Юга. Мало кто тогда заметил, что ритуал «торжественного соединения» проводится не в первый раз.
Оптимистам следует обратить внимание на следующий факт: разговоры о строительстве газопровода идут с начала 1990-х, а о соединении железнодорожных сетей — с начала 2000-х. Однако до сих пор никаких реальных работ по этим проектам так и не началось, все ограничивается проектными изысканиями и разнообразными символическими мероприятиями. Ничего удивительного в этом нет, так как, с точки зрения потенциальных российских участников, такие проекты являются исключительно рискованными и потому малопривлекательными.
В действительности ситуация в российско-северокорейских отношениях такова, что рассчитывать на радикальные перемены в них не приходится. При этом проблемы в отношениях Москвы и Пхеньяна вызваны не только и не столько режимом санкций. Даже если санкции Совета Безопасности ООН против КНДР будут официально отменены (что представляется маловероятным), на экономические отношения двух стран это окажет лишь ограниченное влияние, да и в политических отношениях никаких прорывов ожидать не следует.
С точки зрения Москвы, внешняя политика — вид деятельности, помогающий российскому государству и российским компаниям зарабатывать деньги. Из этого правила существуют исключения. В частности, Россия склонна предпринимать жесткие и дорогостоящие шаги в случаях, когда речь идет о сохранении ее позиций на территории, которую в Москве считают сферой российских интересов. Эта территория в целом совпадает с пространством бывшего СССР (за исключением Прибалтики), и Москва готова тратить немалые ресурсы, чтобы сохранить или усилить там свое влияние За ее пределами российская политика весьма осторожна и, главное, экономна.
Для российских компаний Корейский полуостров — зона высоких геополитических рисков. Периодические потепления в межкорейских отношениях, равно как и вспышки дипломатической активности между Пхеньяном и Вашингтоном, неизбежно сменяются очередными кризисами, в ходе которых СМИ нередко сообщают, что «Корейский полуостров находится на грани войны». У российского бизнеса нет особых сомнений, что в обозримом будущем этот регион будет оставаться таким же нестабильным.
Москве очевидно и другое: как только начнутся реальные работы по строительству железной дороги или прокладке газопровода, российские компании и банки, финансирующие этот проект, неизбежно станут заложниками не только геополитической обстановки в регионе, но и внутриполитической ситуации в странах, влияющих на развитие событий вокруг Корейского полуострова.
Например, ясно, что выборы в Южной Корее рано или поздно могут привести к власти правоконсервативные силы, которые наверняка заморозят любые межкорейские проекты. Смена администрации в США может повлечь за собой изменение позиции Вашингтона по данному вопросу: скажем, если проект строительства газопровода будет одобрен одним американским президентом, нет никаких гарантий, что при следующей администрации участники проекта не окажутся жертвами американских санкций.
Наконец, само руководство Северной Кореи может пойти на очередное обострение отношений с Южной Кореей или иными странами, никак не считаясь с тем, что строительство железной дороги или газопровода уже идет. При любом таком повороте проект будет заморожен на неопределенное время, а участвующие в нем российские компании понесут ощутимые убытки.
С точки зрения российских компаний, все инфраструктурные проекты могут быть реализованы только при соблюдении одного из трех условий.

• Если финансированием таких проектов будет заниматься не Россия, а какие-либо иные заинтересованные стороны (например, южнокорейское правительство). Иначе говоря, российские компании готовы работать над инфраструктурными проектами, но не готовы платить за них, ибо считают их слишком рискованными.
  


• Если период стабильности на Корейском полуострове будет достаточно продолжительным — не менее 10–15 лет.
  


• Если российские участники проектов получат надежные гарантии, что их возможные (и весьма вероятные) потери будут компенсированы — например, российским правительством.
  

Понятно, что сегодня реализация любого из трех сценариев маловероятна. Поэтому инфраструктурные проекты, сколько бы о них ни писали медиа, еще долго останутся лишь на бумаге. Российские компании будут проявлять интерес к этим планам, выступать спонсорами всяческих конференций и торжественных церемоний, а также время от времени проводить проектно-изыскательские работы. Однако в обозримом будущем этим дело и ограничится.

Москва и Пхеньян: цели и риски
Если говорить об отношении Пхеньяна к Москве, то оно достаточно предсказуемо. Со времен советско-китайского конфликта Северная Корея искусно играла на противоречиях между великими державами. На протяжении 1960―1990-х годов лавирование шло между Пекином и Москвой. С конца 1990-х началась еще более сложная игра — между Вашингтоном, Сеулом и Пекином.
В нынешней ситуации руководству КНДР очень бы хотелось, чтобы Россия, долгое время не принимавшая участия в геополитических играх вокруг северной части Корейского полуострова, опять оказалась бы втянута в сложные комбинации и соперничество великих держав. Это предоставило бы Пхеньяну шанс использовать Россию в качестве противовеса и Соединенным Штатам, и Китаю, а возможно также — Южной Корее и Японии.
Для российского руководства вся северокорейская проблематика является второстепенной, но многим жителям Корейского полуострова это неочевидно, что порождает недопонимание или завышенные ожидания.
Сегодня и, скорее всего, в обозримом будущем политика Москвы в отношении Северной Кореи определяется тремя главными целями, образующими четкую иерархию.
Первая и важнейшая из них— сохранение стабильности внутри КНДР, вторая — предотвращение объединения Корейского полуострова, третья — решение ядерной проблемы.
В Москве не хотят никаких кризисных ситуаций в Северной Корее — в первую очередь потому, что в нынешнем положении у российского государства нет возможности использовать в своих интересах любые реально возможные перемены.
Перспектива внутриполитического кризиса в КНДР с последующим падением режима семьи Ким вызывает в Кремле беспокойство. Хаоса в соседней стране с большими запасами ядерного и прочего оружия в Москве не желает никто. Понятно, что Россия не хочет и вооруженного конфликта на своих границах.
Не в интересах Москвы и другой поворот событий, при котором возможный внутриполитический кризис закончился бы китайским вмешательством и установлением в северной части Корейского полуострова прокитайского режима. Излишнее усиление позиций Китая в регионе для Кремля нежелательно.
Еще менее желательным стал бы третий вероятный исход северокорейского кризиса — объединение Кореи по германскому образцу под эгидой Юга.
Таким образом, Россия заинтересована в сохранении статус-кво. Однако, если он все-таки будет нарушен, Москва будет стремиться максимально быстро  восстановить стабильность в регионе. С точки зрения РФ, любой из трех возможных вариантов — будь то Северная Корея, а) объединенная Сеулом, б) находящаяся под частичным китайским контролем или в) под властью семьи Ким, — был бы меньшим злом, чем КНДР в состоянии хаоса. Не говоря уже о Корейском полуострове в состоянии войны.
Вторая стратегическая цель России на Корейском полуострове, практически никогда не проговариваемая вслух по дипломатическим соображениям, — сохранение разделения Кореи на Север и Юг. Несмотря на риторическую поддержку российской властью идеи «мирного объединения» двух корейских государств, всем очевидно, что такое объединение в итоге будет означать поглощение нищего Севера богатым Югом. В результате на дальневосточных границах России возникнет достаточно сильное государство, которое с большой вероятностью будет использовать этнический национализм в качестве инструмента внутренней консолидации, а также, скорее всего, сохранит союзнические отношения с США.
Подобная перспектива не вызывает восторга у нынешнего российского руководства — впрочем, едва ли она понравится и его преемникам. Понятно, что геостратегический ущерб от возможного объединения Кореи под эгидой Юга был бы отчасти компенсирован России некоторыми новыми экономическими возможностями. Однако их не следует переоценивать.
Третья и в целом наименее значимая задача российской политики на этом направлении — решение ядерной проблемы Северной Кореи.
Периодически в мировых СМИ Россию обвиняют в том, что она, дескать, закрывает глаза на ядерные амбиции Пхеньяна или даже скрыто эти амбиции поощряет. Это, разумеется, не так: прямая или косвенная поддержка ядерных устремлений КНДР полностью противоречит российским интересам.
В соответствии с Договором о нераспространении ядерного оружия 1968 года, РФ является одной из пяти «официальных» ядерных держав. Такой статус дает России огромные военно-стратегические и политические преимущества, в то время как распространение ядерного оружия ведет к размыванию этого статуса и,  соответственно, постепенной утрате уникального и привилегированного положения. Понятно, что в подобном развитии событий Россия не заинтересована.
Однако ядерное разоружение Северной Кореи для Москвы не приоритет. Связано это с двумя обстоятельствами.
Во-первых, в российском экспертном и дипломатическом обществе давно сложилось убеждение, что северокорейское руководство в обозримом будущем ни при каких обстоятельствах не откажется от ядерного оружия. Конечно, это не основание для того, чтобы отказываться от переговоров по северокорейской ядерной проблеме. Но решением, по мысли Москвы, может быть не столько ядерное разоружение КНДР, сколько контроль над ее существующим ядерным арсеналом.
Кроме того, в России понимают, что излишнее санкционное давление на Северную Корею, скорее всего, приведет не к отказу руководства КНДР от ядерного оружия, а к внутриполитическому кризису, что не соответствует российским интересам. В силу этого Россия предпочитает мириться с существованием пусть ядерной, но стабильной Северной Кореи.
Интересы и цели России на северокорейском направлении в целом схожи с интересами Китая. Однако для Пекина, в отличие от Москвы, проблема Северной Кореи является ключевой: с этой страной у Китая многовековые тесные связи, граница с ней проходит в непосредственной близости от важнейших китайских городов.
Для России же КНДР — далекое и в общественном сознании экзотическое государство, опыт отношений с которым в целом трудно назвать удачным. Несмотря на короткую (всего 14 км) общую границу с Россией, Северная Корея расположена далеко от основных российских культурных и промышленных центров.
В середине 2010-х годов, то есть до введения санкций Совета Безопасности, объем торговли КНДР с Китаем составлял $6 млрд, что в 50–60 раз больше ее товарооборота с Россией ($100–130 млн). Такая огромная диспропорция во многом вызвана чисто экономическими и географическими причинами, но она также отражает разную степень значимости отношений с Пхеньяном для Пекина и Москвы.
Близость интересов с Китаем и низкая геополитическая ценность для России Северной Кореи и побуждают Москву следовать в фарватере Пекина в северокорейском вопросе. Такая стратегия (передача инициативы китайскому партнеру в условиях, когда интересы Москвы и Пекина совпадают, но ставки для Пекина несравненно выше) представляется разумной.

Заключение

• Россия заинтересована в подержании статус-кво на Корейском полуострове. Однако общая значимость корейской проблематики для внешней политики Москвы невелика, поэтому Россия не готова тратить значительные суммы на достижение целей, которые считает желательными, но не необходимыми.
  


• Россия готова придерживаться в отношении Северной Кореи политической линии, проводимой Китаем. Интересы Москвы и Пекина на корейском направлении близки, но Китай, в отличие от России, готов тратить заметные ресурсы на достижение целей, которые считает для себя важными. В этой обстановке передача Москвой инициативы Пекину представляется и рациональным, и неизбежным шагом.
  


• Экономики России и Северной Кореи структурно несовместимы, что препятствует развитию торговли между двумя странами. Значительное увеличение товарооборота возможно только в том случае, если торговля будет активно субсидироваться Москвой, что сегодня представляется маловероятным.
  


• Инфраструктурные проекты, столь активно обсуждаемые в прессе, можно воспринимать лишь как заявку на отдаленное будущее. В нынешней ситуации геополитические риски на Корейском полуострове столь высоки, что любые существенные вложения в этот регион были бы неприемлемы для российских компаний.
  

Ссылка